«Наша судьба была бы счастливее, кабы не электричество. Вместо гигантских молотов и прокатки на свете оставался бы только кузнечный молот! Чепуха! Человек, если хочет большего, должен большим и пожертвовать. Это касается каждого поколения», — думал Амброж. Но чего уж тут греха таить! С каким нетерпением он ждал минуты, когда зажжет фонарь, к которому не ведут провода и нету выключателя!..
Амброж поглядел вверх, на деревню. Первые огни уличных светильников, широкие освещенные окна в новых домах и в ресторане создавали кружевное обрамление глубокому ущелью. «Сюда, вниз, опустилась дуга моей жизни. В землю она еще не уперлась. Может, это станется потом, когда я исполню задуманное?..»
У молодого археолога создалось впечатление, что этот старый человек играет и с фонарем, и с ним тоже. По крайней мере вид у него был весьма загадочный.
— Значит, кузня — ваша!
— Вроде бы… — Амброж состроил удивленную мину. — Да, вроде бы моя! — подтвердил он со смехом.
— Хотите отремонтировать? — удивился парень, и Амброж понял, что разбросанные гвозди, скобы и инструмент кого хочешь наведут на такую дурацкую мысль.
— Буду сносить!
— Если б сегодня кузня работала… — с энтузиазмом начал парень.
— Что тогда? — вскинулся Амброж.
— Это же настоящий аттракцион для туристов!
— Для туристов, говоришь… Ну нет, кузня — это не аттракцион, а тяжкий труд! — сказал Амброж с горечью, и его ужаснула мысль, что наверняка нашелся бы такой, кто на потеху людям стал бы тут ломать комедию за каких-нибудь пару крон. А люди глазели б, как вода крутит колесо и поднимает тяжелый молот…
— Тогда зачем вам это?
— Сказал же я тебе, что мы были не только кузнецами… — ответил Амброж, и оба, замолчав, уставились на реку. Вода потемнела. Амброжа забавляло, что у студента в голове роятся недоуменные вопросы. «Может, за психа меня принимает!..»
Парень пошевелился, и Амброж сказал, не удержавшись:
— Из своих раскопок ты многое узнаешь, но вот о людях, что тогда жили, видать, не так чтобы очень?
— Тоже хватает, — заверил его студент и засобирался.
— И про их свары? — не веря, спросил Амброж.
Парень ушел от ответа. Пообещал завтра опять наведаться.
Они простились, и археолог скрылся в быстро сгущающейся темноте.
Нет, не так представлял себе Амброж свою первую встречу с кем-нибудь из низины. Может, завтра?.. Было бы странно, просто невероятно, если бы не нашлось никого, кто захотел бы воскресить давно позабытое. На душе стало горько. Он строптиво вскинул голову и стал вглядываться в угасающее над горами небо. «Утро будет ясным. И я начну!»
Со стороны чердачного оконца послышался шорох, и над самой его головой промелькнула тень. Тяжелые шлепки крыльев. Сова появилась точно в свое время. Ее сполошный ныряющий полет отшумел в ночи.
— Ты, птица, сюда больше не возвращайся! Послушайся меня! — прошептал Амброж.
С зажженным фонарем он вошел в кухню. Расстелил одеяло и забрался в спальный мешок. Только сейчас почувствовал, как сильно устал. Поезд, долгий путь пешком с тяжелой ношей. Но главное — сборы, нетерпение и волнение! «Оно и сейчас не улеглось, хотя я, преодолев себя, сумел все-таки постоять у разрушенного лотка, перешагнуть порог кузни и войти в дом. Наконец-то я улегся и если захочу, то вызову и оживлю на стенах и на потолке картины прошедшей жизни. Но я этого не хочу. Иначе придется поверить запахам тлена и плесени, а мне кажется, будто холодная печь пылает и все стоит на своих местах, как и прежде».
Он прислушался, понимая, что в этом заслуга реки. Ее до боли знакомого разноголосья.
«Всегда, где бы я ни находился, мне легко было оживить ее в себе, услышать ее рокот, хотя в памяти вставала и моя жена, и все события, что потом здесь разыгрались…»
Он явственно представлял себе кровлю, которую завтра утром начнет разбирать. И вдруг его обжег страх: а что, если сова вернулась и дранку придется отдирать над спящей птицей?! Амброж выбрался из мешка, схватил фонарь и вскарабкался на чердак. Понадобилось какое-то время, чтобы отыскать доски и плотно закрыть оконце.
Облегченно вздохнув, он вернулся вниз. Задул фонарь, и вскоре его сморил крепкий сон. Давно Амброж не спал так сладко.
Громкие голоса подгулявших мужиков разносились над спящей деревней. Где-то брехнул потревоженный пес. И опять наступила тишина. Веяло прохладой летней ночи. Искрясь, трепетали звезды…
Яна Зезулова стояла у широкого окна в опустевшем ресторане. Наконец-то она могла без свидетелей посмотреть вниз, в низину. Не было там никакого света! Темнота. Ей стало легче.
— Наверное, уже спать отправился, — неожиданно произнес очкарик.
— Ну и что из того? — Яна с вызовом вскинула голову и принялась собирать скатерти со столов.
— Он же ваш отец! — настойчиво продолжал парень.
Яна возилась со скатертями, но ее движения стали медлительней. Этот юнец словно бросил в нее камень. Или просто напомнил? «Иногда этот мальчишка с его черепками из раскопок кажется мне забавным, но сегодня весь вечер сидит с таким видом, будто мы с ним заговорщики и он мой союзник. Наверняка разговаривал с тем человеком, в низине, если утверждает, что это мой отец! Но при всех ничего не сказал. Мужики от любопытства из кожи вон лезли! Этим стоит немного выпить, как тут же начинают корчить из себя святых и суют нос в чужие дела…»
— Ведь вашего отца ни в чем не обвинили! Не было никаких доказательств! — продолжал парень, ободряюще глядя на молодую буфетчицу. Она подошла совсем близко к его столику и теперь стояла, низко наклонившись над ним. Ей нравилась его по-мальчишески пытливая физиономия. Ах, мальчик, мальчик, что ты знаешь о жизни…
— И вы все это время не виделись?
— Не виделись, — кивнула Яна.
— Но почему? — искренне изумился парень.
Яна попыталась улыбнуться. Улыбка получилась кривая, вымученная. Парень неодобрительно отвел взгляд. Перед глазами у него все еще стоял хромой мужик, тот самый, что только-только вывалился из ресторана. Он уже не раз слыхал его разговорчики. «Поливает всех и вся! И мою работу тоже: „И за что тебе только деньги платят? За то, что в земле копаешься? Ишь ты — ученый! Ну и что с того? Сколько ребят из нашей деревни отправилось на ученье, и все воображали, что в люди выбьются. А теперь протирают с десяти до пяти штаны! Толку от них!“»
Раньше над ним подтрунивали, напоминали, каким он был когда-то пламенным борцом за прогресс. Но сегодня вдруг напустили на себя важность и вступились за него: «Вам, молодым, лучше попридержать язык за зубами! Когда мы начинали, вас и в проекте не было! А мы — ветераны…»
Пили много. И в конце концов решили, что тот, кто когда-то трусливо сбежал из низины, не смеет в этих местах объявляться.
— Если ваш отец пошел против таких вот кришпинов…
— Ни против кого он не шел! — воскликнула Яна и сама испугалась своего ответа.
— Тогда почему же вы боялись с ним встречаться? — возмущенно спросил парень.
Яна молчала. Иначе пришлось бы признаться, что с тестем не пожелал иметь дело прежде всего ее муж. Он постоянно твердил: «Это твой отец, я понимаю, Яна, но он нам может всю жизнь исковеркать!»
— Чего только люди не наболтают… — допустил юноша. — Но ведь они при том не были и не видали, как он стрелял!
— Если вообще стрелял… — неуверенно добавила Яна.
— То-то и оно! — сказал юноша. Направляясь в свою комнату, он думал о том старике, с которым провел вечер внизу, у кузни. Вид у него такой, что выстрелить он может не задумываясь. Не иначе дедок в молодости большой кротостью не отличался.
Яна заперла входные двери. Погасила всюду свет. В ванной смыла с себя ресторанные запахи и долго стояла под душем, как будто надеясь, что вода унесет с собой и угрызения совести. Оказывается, они все еще мучают ее. Скоро снесут мельницу, а потом ляжет руинами кузня… На что отцу понадобилось напоминать о себе и о давным-давно ушедшем? Да еще сейчас, когда вода вот-вот покроет всю низину. Она надеялась, что навсегда исчезнут и воспоминания о трагической гибели матери. «За эти годы я и отца потеряла. Сейчас он здесь, рядом, но меня пугает его возвращение».
Погружаясь в сон, Яна слышала рядом с собой спокойное дыхание мужа. «На него я не вправе обижаться. В самом начале он очень помог мне. Да и потом спасал от сплетен. Только недавно мы смогли сюда вернуться. Получается, нас приняли с распростертыми объятьями лишь потому, что я отказалась от отца?.. У Радима опять приличная работа, но как он изменился! А был совсем иной, когда скитался с кинопередвижкой из деревни в деревню. Тогда у нас обоих были другие интересы. А теперь все упирается в деньги, деньги, деньги. Мы оба изменились…»
За окном бледнела ночь, близился рассвет, и Яна все больше боялась наступающего утра. Ее охватило такое чувство, будто вот-вот окончится засада и начнется охота. Мужики были немногословны, но взгляды иных из них вспыхивали пробуждающимся гневом…
Рассвет принес прохладу. Разбитое окно покрылось белесым налетом, неизвестно откуда сюда заплутал аромат свежескошенной травы.
Амброж щурился, пытаясь в полумраке разглядеть комнату. Его внимание привлекли клочья тумана. Словно легкий, влажный дымок, они стояли над его постелью. Какое-то время он просто наблюдал. Мысли еще не терзали его, как будто память еще не проснулась и в нем живет лишь настоящее.
Вдалеке гомозился фазан. По верхнему шоссе погромыхивала первая машина народившегося дня. Река пела и плескалась у камней и берегов. Все вокруг жило ее монотонным шумом.
В полумраке на голых стенах уже выступили рубцы и шрамы. Рокот воды усиливался, и все мелочи, напоминающие о прошедшей под этой крышей жизни, слились с ним воедино. Амброж зажмурился, пытаясь стряхнуть с себя видения, избавиться от всего, что с такой силой поднялось в его душе.
Он быстро вскочил на ноги. Дрожа от холода, потянулся. Поставил спиртовку на плиту и поджег кубик сухого спирта. Потом выбежал из дома и набрал в манерку речной воды. Скинул с себя одежду и, обнаженный до пояса, схватив полотенце, спустился к реке. Поспешно ополоснувшись, он растирался до тех пор, пока кожа не покраснела и не стало жарко. Он надел рубаху, натянул поверх нее свитер. Позавтракал. На сигарету времени тратить не стал, спешил использовать утро с его прохладой.