Ехали почти через весь город. Я даже думал, что нужный нам человек живет не в городе, а в слободке Дегтярево, которая расстроилась уже за городскими стенами, но до Дегтярево мы чуть-чуть не доехали.
Владелец был исполнен мировой скорби и к продаже отнесся индифферентно.
— А, это коломбину купить хотите? Ну, пошли, покажу ее в одетом и раздетом виде.
Подвел к сараю, где машина стояла, распахнул дверь и сказал:
— Глядите. Я тут рядом покурю, позовете, когда решите.
Словно ему не машину продавать приходится, а лапоть, да еще и без пары. Брат был явно ошарашен и вопросительно повернулся к Кузьмичу. А тот молча зажестикулировал — дескать, молчи, потом поговорим! Мы навалились и выкатили машину на двор. Она на тормозе стояночном не стояла. Выглядит — как будто под градом побывала, столько много царапин по всему верху. Сидений только два, а кузов чисто грузовой. Дальше Валерий и Михаил Кузьмич переоделись и начали смотреть под капотом и под днищем (ну, как смогли, потому что у хозяина смотровой ясы не было). Я в этом понимаю мало, потому в разговор их не влезал, и им не мешал. Но недовольство в волосах не слышалось, да и не ругались больше, чем это нужно иногда для связки слов.
Брат пошел говорить с сидящим в стороне на чурбачке владельцем. Поговорил пару минут, вернулся, взял из нашего «козлика» канистру с бензином и они с Кузьмичом заправили «полевик».
_— Валера, а что ты делать собрался?
— Мы, Саша, сейчас сгоняем в автомастерскую Перехватова, поглядим на «шайтан-арбу» поподробнее! Заодно и увидим, как она, заведется или нет? Ты тут пока побудь, подожди нас!
Я пожалел, что не взял собой никакой книжки, потому что аж замучился ждать. Наверное, все продлилось часа полтора. Так что я-то сидел на сидении, то ходил по двору, то смотрел на хозяина. Ибо во дворе больше ничего интересного не было. Ни собаки, ни цветов, ни деревьев. Дерево сараев и забора, дрова и сам хозяин (тоже иногда напоминавший дерево вокруг него). Он с отрешенным видом сидел на чурбачке и регулярно закуривал следующую самокрутку. К нему пару раз подходила какая-то женщина (наверное, жена), что-то спрашивала. Он односложно ей отвечал.
Я уже готов был завыть от тоски на луну, но, наконец, уехавшие вернулись. Кузьмич и брат вышли к владельцу. Сказали, что берут.
— Триста.
— Берем!
Брат достал чековую книжку, выписал чек и протянул его владельцу. Тот взял, повертел, прижал палец к полю. Кажется, все!
Далее Кузьмич пошел с владельцем забирать тент и стойки для него, лежавшие у хозяина где-то в другом месте.
Я повернулся к брату:
— Валер, а что так дешево? Она что, совсем сгнила, что хозяин отдает задарма7 Новый стоит за тысячу, ну, пусть за износ рублей двести сбросить…
— Тише! Потом
Я замолчал и удивлялся про себя.
Вернулся Кузьмич с брезентом и стойками, положил их в кузов и махнул Валере рукой. Брат пошел за руль «козлика», я сел рядом. Когда мы тронулись и выехали наружу, к нам присоединился Кузьмич за рулем «полевика». Ага, это он отгонит машину к нам. Правильно, ведь водитель из меня аховый, а Валера не сможет вести две машины сразу. Правда, потом я вспомнил, что машину можно буксировать на тросе.
Когда мы отъехали довольно далеко и стояли на перекрестке, пропуская драгун в конном строю, я повернулся к Валере:
— Валера, я что-то совсем не пойму…
— Да чего там понимать, Саша! Это вот «хозяин» (Валера специально оттенил это слово)-гусь лапчатый! Машина почти новая, всего год с мелочью. Мотор как часы работает, все остальное — тоже. Но он машину купил, а ездить на ней не хочет — разочаровался, ибо вида у нее нет. А почему она вида не имеет, ибо она поклевана? Потому что он поленился ее в сарай загнать, и ее градом покарябало!
Он на небеса обиделся и перестал ее вообще из сарая вытаскивать! В подвеске еще та смазка, с которой машину продавали! В автомастерской двойную плату за это попросили!
Валера не выдержал и выругался в адрес незадачливого владельца. Виновато глянул на меня, потом вспомнил, что я уже большой и выругался еще.
— Менять там надо еще довольно много, потому что руки у него — прямо крюки, но думаю, что еще в сотню мы уложимся. Машина, как только ее чуть обиходили, аж сама встрепенулась, как живая! И мотор не заработал, а запел! Ух, проглот бревноголовый!
Валера очень любит всяческие механизмы и не любит тех, которые их запускают и своим небрежением портят. Он готов извинить тех, кто плохо разбирается в технике, если они сами не смогут, тогда пусть хоть специалисту покажут. А вот такие, как этот владелец, у него вызывают всяческие бранные слова.
Потом, возле дома, Кузьмич рассказал, что хозяин собрался переезжать под Ярославль, в городок Свиридово. Но ему это расстояние проехать — выше сил. Захотел договориться о перевозке по реке и не пошел к баржевладельцу, который бы не сильно дорого взял, а пошел спрашивать в компанию, чтобы его «полевик» перевезли в трюме на «Леще» или «Стерляди». Там цену заломили. И вот это чудо решило продать машину. И продало — за треть цены! И пошевелиться боялось и поторговаться! Лень-матушка вперед него родилась, как сказал Кузьмич.
Новую машину загнали пока под навес. Завтра брат еще раз покажет ее знакомому автомеханику, и они вместе определятся, что конкретно нужно делать до отъезда, а что спокойно можно оставить. Кузьмич, отблагодаренный за помощь, пошел обмывать сделку, а мы с братом отправились ужинать. Вот на сей раз мама была польщена, потому что мы ели за двоих. Дальше были вечерние игры с Володей, а перед сном мы тихо пообщались с Лео. Я ему рассказал о машине, и Лео собрался исследовать ее во время ночной прогулки. Но тут надо его предупредить, что когда заливали бензин, немного пролили на борт. Так что пусть не сильно активно вдыхает и обнюхивает. Мне лично этот запах не мешал, но у фамилиара тонкое обоняние. Может пострадать — а зачем?
Достойным завершением рассказа о владельце «зверь — машины» стало то, что Лео рассказал утром. В сидение справа от водителя жила мышь. Выгрызла кусок спинки и устроила там гнездо.
Не хватало только лягушек на дне кузова и гнезда сороки! Как все догадываются, грызуна Лео задавил. Сейчас он лежит у крыльца, как знак заслуг Лео — чтоб хозяйка видела, что не зря кормят кота. Раньше отец понаставил магических истребителей мышей, потому их и не было. После появился Лео, который сделал магические средства борьбы с грызунами ненужными. Амулеты постепенно разрядились. Я их снова активировал, кроме одного, что уже испортился. Но мышей и крыс все равно нет. Не выживают, поэтому задавленных мышей Лео показывает редко. Впрочем, мама считает, что раз мыши под ногами не бегают, значит, кот справляется.
Глава четвертая
Дальше события пошли сплошным потоком, и я даже сейчас не могу воспроизвести их по дням. Это было просто сплошная неделя подготовки. Наверное, даже чуть больше. Вроде как вздохнуть свободно удалось дня за три до выезда. Тогда мы с братом сказали: «Кажись, все!» Естественно, мы кое-что забыли, но это уже было не настолько существенно. Все забытое было оставлено на завтра. А на сегодня — только оповестили Ивана, Юрия и Алексея о том, что в воскресенье с утра надо быть готовыми. И мирно сели ужинать.
А вот у меня пропал сон с этого дня, снова, как это не раз уже бывало. Опять я засыпал уже под утро, а до этого не мог сомкнуть глаз. Хорошо, что по ночам шли дожди, потому Лео отказался от дальних прогулок. Выйдя, он быстро возвращался домой, и мы сидели и беседовали. О самом разном: о предстоящем, о том, чего нам еще не хватает (точнее, мы вспоминали, оно уже есть или еще нет), о прошлом… И еще я заметил, что у меня стали дрожать руки. Стоило их положить на стол и поглядеть на них. как дрожь становилась четко заметной. Когда просто опускаешь их, то не видно. И иногда стало подергиваться левое нижнее веко. И я не могу сказать, что я в этот момент сильно нервничал или паниковал. Веко дергалось пяток или чуть больше секунд, потом переставало. Наверное, это от ожиданий — и сон такой, и все дергается. Я не ощущал страха или паники, я как бы замерз внутри себя. А вот это так и проявлялось, то самое замерзшее, о котором вроде бы не думалось.
Вечером мама спросила меня:
— Алё, а ты готов ехать?
— Да, мама.
— А ты не боишься?
— Наверное, боюсь, мама. Но я это никак не могу понять, боюсь или нет. Наверное, я еще недостаточно испугался, чтобы понять это.
— А я боюсь, Алё, за тебя и за Юру. И постоянно молю Богиню, чтобы она уберегла вас обоих. Ведь не для того же она отпустила меня из Убежища, чтобы я увидела нечто страшное, о котором мне не хочется даже думать. Я все же надеюсь, что для того, чтобы увидеть вас обоих.
Мама надеется на меня, что я смогу все сделать. Как после этого струсить? Никак. Только бы хватило знаний и соображения там, где знаний недостаточно.
Потом ночью мне приснилась Анна Александровна, та, в которую я безответно и безнадежно влюбился в Ярославле. Она стояла на крыльце дома и что-то говорила мне, но я не мог разобрать слов. Впрочем, так слушал бы вечно. Я все это время старался не думать об этом, но получилось это только частично. Потому что сейчас она снова вплыла в мой сон и мне хочется слушать ее и быть с нею рядом. Если бы я ее реально забыл или разлюбил, то такого бы не чувствовал.
Так мне и гореть на костре этого чувства еще дальше и дальше. Но к чему я увидел это перед поездкой? Это мне добрый знак или наоборот? Или, раз я слушаю ее и не слышу — меня освобождают от нее?
Не знаю. А чего бы я хотел — продолжения костра или освобождения? Даже и не скажу. У отца в дневнике одного из походов есть короткие стихи:
«Тверже стали, орлиного когтя
Безнадежное сердце».
Я не знаю, что за поэт написал это. Значит, мне незачем надеяться. Я и не надеюсь на это. Я надеюсь только на удачу в походе. И готов променять на успех похода всякий успех в том, что было или могло быть в Ярославле.