Река снов — страница 17 из 59

ться на ее пути. Томительное ожидание миновало, но из дымовой завесы ящеры на нас не вылетели. Когда дым развеялся, стал виден обстрелянный ящер, ошалело вертящий башкою и присевший на задние лапы. Но вроде как не собирающийся падать. Его собратья были уже далеко. Братья защелкали затворами, перезаряжая ружья. Ящер малость оклемался и направился в нашу сторону. Шел он, пошатываясь, но постепенно восстанавливался.

Когда ружья были перезаряжены и братцы стали ловить цель в прицелы, я быстро отбежал вправо и вперед, чтоб оказаться вне дымзавесы. При этом я малость рисковал, что эта тушка пойдет на меня, но сидеть в дыму и ждать, размышляя «попали – не попали, затопчут – не затопчут», было опасно. А для ящера у меня есть сюрприз. Он хоть и близок к дракону, но магией берется. Ящер уже не шатался и медленно набирал скорость, Что-то в его силуэте мне не понравилось, но тут опять грохнули ружья, отвлекая мое внимание. Ящер, видимо, получил в голову опять, опять же присел на задние лапы, но выправился и продолжил разбег. Видимо, попадание было касательным. И его еще раз оглушило. Ладно, лучше недовольный работодатель, чем растоптанный работодатель. Я активировал амулет и резко выбросил вперед правую руку. Безголовая туша ящера пролетела вперед еще десятка два шагов, затем колени ее подогнулись, и она еще пропахала по земле, прежде чем остановиться.

И тут как раз дым рассеялся над обоими охотничками. Я побежал туда, опасаясь, что им достанется от летящей по инерции туши. Но они пострадали только морально – туша до них не дошла. Убедившись, что с братцами все нормально, я пошел посмотреть на срезанную Серпом Восточного Ветра голову ящера. И, дойдя до нее, чуть не заржал в голос: стрелки сбили два из четырех «рогов», а еще один готов был отвалиться. Ищи теперь их будущую потенцию по всему полю! А мне пришлось долго заряжать амулет – Силы в нем было много, придется подзаряжать в несколько приемов. Барон и братец весь день были в тихом апофигее и не ворчали, что я не дал им прибить тварь. Как потом мне шепнул один оруженосец по секрету, братец перед обезглавливанием ящера старательно засовывал патрон фланцем вперед и безбожно ругался, что он не проходит. Барон успел перезарядить, но не взвел курок (его нужно было взводить специально), потому все жал и жал на спуск, а нажатый спуск почему-то не толкал в плечо отдачей… Вот и охоться с такими любителями охоты – можешь «внезапно и быстро исчезнуть из глаз», как писалось в поэме.

Один отбитый рог таки нашли в траве. Братцы, как заправские охотники, решили отведать на ужин свежего мясца из добычи. И героически давились им. Мясо тур-ящера не ядовито, но есть его из-за неприятного вкуса не рекомендуется. Правда, некоторые кочевые народы его едят (с голодухи явно) и даже разработали способ сделать мясо посъедобнее. Но этого способа мы не знали. Поэтому братцы вскоре перестали мучиться и с большим удовольствием поели бастурмы. Ах да, грудные щитки панциря ящера вообще-то можно было вырубить и продать, но баронам не к лицу такая проза жизни, им нужен трофей и слава, а не выручка. Поэтому щитки остались на радость кому-то проходящему мимо.

Далее было медленное возвращение домой с пиршествами, где только можно. Так что к возвращению в замок я умучился обоих протрезвлять.

Специально обработанная голова ящера украсила пиршественный зал, а ружья – замковый арсенал. Братец пытался из этого ружья бить издалека оленей и лосей, но обнаружил, что хоть зверь и кладется на месте, но мяса становится существенно меньше. Поэтому, стреляя из этого убойного штуцера, он лишает себя части любимого блюда. И он вернулся к «энфилду».

Кому-то может показаться, что я несправедлив к обоим братьям. Нет. Я не отказываю им в храбрости и некоторой житейской смекалке. Они не дрогнули, когда пришлось столкнуться с разбойниками, которые хотели нам спеть «Подари лошадку атаману, слышишь, подари!» Ну и все остальное тоже. Руководить пришлось капитану дружины, а они демонстрировали смелость и даже меткость. Ну в общем, они напоминали старые учебники литературы, где рассказывалось о «лишних людях». Бароны стали такими же лишними, когда отпала нужда постоянно воевать всем против всех, а другого занятия они для себя не нашли. Вот братья и пытались себе найти развлечение (а окружающим их – приключения на одну из точек опоры).

Потом до барона Аугустина дошло, что другой барон рассказывает о его великой охоте на ящера не как о героическом поступке, а как о попытке срочно найти афродизиак для угасающего либидо. Состоялась дуэль, с которой барон не вернулся живым. Его противник помер тоже, но не сразу, а спустя недели две от сепсиса. Передо мной возникла дилемма – уезжать или оставаться. Я выбрал отъезд. Лицезреть спор о наследстве я не желал. Да и все новые претенденты на владение меня не особенно любили – ни баронесса Имри, ни братец, ни возникший откуда-то еще один дальний родственник, настаивающий, что это он должен быть бароном по праву старшинства в роде, но якобы из любви к Аугустину уступивший очередь тому. Но вот теперь… Громкие споры этих трех (иногда с участием дочек братца) звучали день и ночь на весь замок. Они даже за обедом ухитрялись в голос спорить, пресеклась ли ветвь этого нового лица или не пресеклась.

В итоге я решил уехать, воспользовавшись тем, что клятва службы расторгнута смертью барона, а детей у него нет (по здешним законам от меня могли потребовать службы детям барона до совершеннолетия их, если они этого пожелают). Меня не гнали, но и не удерживали. Все были заняты собой. Провожали меня только слуги и дружинники, которым я когда-то сделал что-то доброе. Алина уезжала со мной. Отец ее остался. Аристократы громко ругались в зале о применении параграфа восемь местного кодекса законов при разделе имущества и титулов дедом Аугустина. Сложно мне их понять. Ведь у меня нет двенадцати поколений благородных предков, герба и родового проклятия. Оно должно было поразить внуков следующего владельца, если верить семейным хроникам.

За окнами незаметно подкрался вечер. Ужинать не хотелось, поэтому я решил никуда не ходить. Если организм передумает, то у меня был оставшийся утренний чай во фляжке и галеты, не съеденные на реке. Я совершил вечерний туалет, почистил сапоги и кольт, перезарядил револьвер спецпатронами и улегся на кровать. Темнота за окнами густела и густела. Постепенно подкрался сон. Тьма и сон приходят всегда…

А во сне опять были забитые живыми и мертвыми колодцы Каскелена, крики заживо горящих вместе с храмом на центральной площади жителей и вдрабадан пьяный командир третьей роты мастер Торвальд, ходящий по умирающему городу и для чего-то разбивающий всем покойникам носы боевым молотом. Для чего он это делал – он сам не объяснял, а спросить у него никто не решился ни тогда, ни потом…

Миновавший день седьмой (если я не сбился со счета) и его «удовольствия» стоили мне подъема давления на следующий день. Давящая головная боль отпустила только после обеда, а выбраться из номера я решился лишь к вечеру. Сходил поужинать, так как было не до еды ни утром, ни днем. Еда не лезла в горло, но я ел по необходимости. Экспериментировать с кислым не стал, ибо не ощущал себя в силах. И так весь день подташнивало.

Уходя в гостиницу, даже пожалел, что нет портала между трактиром и номером – шагнул бы так от порога к порогу. А теперь идти аж целых три квартала. Когда я их прошел, запоздалая мысль посетила меня, что можно было, коль плохо себя чувствую, и на такси проехать. Тудыть его через семь гробов в центр мирового равновесия, в загробные рыдания и бракоразводные электроды! Совсем болезнью мозги добило, раз не допер до этого! Увы, «хорошая мысля вечно опосля».

Вот так и прошел восьмой день – без всякой радости и всякого толка. Хорошо одно, что сегодня воспоминания совсем не беспокоили. Но что-то мне в Гуляй-поле память сильно встряхнуло, как бы чего еще нехорошего не вспомнилось… Переоделся ко сну и лег. Высшие Силы смилостивились надо мной и послали мне спокойный сон до утра и без всяких сновидений. То, что и надо было…

Мысли о том, что я слишком долго сижу в Гуляй-поле, вновь посетили меня утром. Этим мыслям я и отдал должное, проснувшись и повалявшись перед подъемом.

Сызрань и Самарская Лука были мне явлены в вещем сне прямо и недвусмысленно. А вот Черная Башня – скорее как собирательный образ. И общим для всех трех ее вариантов было только то, что ее Властелин либо дома отсутствует, либо занят чем-то архиважным и незваным посетителем побрезговал. Я пробовал на зуб эту мысль и так, и эдак, пока не пришел к следующей догадке: а что, если этих Черных Башен действительно несколько, ибо они созданы для разных целей? Тем более что по аборигенским легендам Властелин Ужаса был из местных аристократов, для которых число замков и дворцов прямо пропорционально их значимости.

Тогда семибашенный замок – это, должно быть, основная резиденция, мелкая стилизация под замок – охотничий домик, а одинокая башня – какое-то узкоспециализированное здание. Место заключения, место добычи чего-то, место разведения тварей… Кстати, он мог воспользоваться и своими исконными замками, переделав их под новые потребности. Скажем, в наличной тюрьме он только добавил камеры для магов-врагов. А кухню за ненадобностью переделал в алхимическую лабораторию. Из доверенных слуг мог понаделать зомби, чтобы всю Вечную жизнь его окружали вечные слуги с лицами, к которым он привык за века. Каламбур такой получается. Если я прав, то семибашенный замок он навещает почаще или даже живет в нем, оттого меня и встретила волна его приспешников. В остальных двух были только магические ловушки, то есть владелец там бывает только эпизодически, оттого и держать там кого-то из слуг нужды не имеет.

Жаль, что нельзя их локализовать, но тем не менее есть ощущение, что их расположение в пространстве напоминает некую фигуру. Но откуда я это знаю? Не знаю откуда, но откуда-то знаю. Еще один каламбур. И что это за фигура – геральдическая, с герба владельца? Созвездие? Фигура Силы из Высших разделов магии? Пока ответа нет.