Однако Верховный Хранитель прекрасно понимал, что значит Тисури для Священной Земли. Отличная верфь, может и меньше, чем в Бехдете, но побольше, чем в Па-Уда. Возможность торговать золотом, зерном, редким оружием и чудесными твореньями ювелиров Та-Кем, что ценятся во всём мире. Отныне – не оставляя трети прибыли ненасытным торговцам фенех. Постоянные, чтобы не случилось, поставки отборного корабельного леса для флота, третий военный порт на Зелёных водах, почти неприступная крепость Священной Земли.
Это "почти" Ранефер твёрдо решил исправить. Ипи испросил Тутимосе, с большой любовью строившего многочисленный флот, удвоить число старых лесовозов и дополнить их тяжёлыми спаренными, на основе корпусов осадных ладей, соединённых мощной рамой. Самозванка отказала Ипи в помощи, а собственных средств Менхеперра едва хватало на содержание войска, постройку крепостей и флота. Однако это не остановило Ранефера. Его семья потомков Древней Крови была самой зажиточной в священной Земле. Ипи купил несколько заброшенных каменоломен, включая одну в Суине, где раньше, пока не наткнулись на трещины, добывали отборный гранит для великих обелисков и стел. Не прошло и разлива, как по Реке двинулись караваны новейших сдвоенных, а так же старых, составленных из трёх корпусов, грузовых ладей, везя готовые блоки песчаника и гранита, каменную крошку и алебастр. Вместе с ними шли вереницы торговых судов поменьше, чем только не гружёных, от золота до зерна. Корабли возвращались обратно с кедром, который валили на горе близ Ушу. Драгоценное дерево везли на верфи, значительно расширенные Величайшим.
Всего через три разлива вкруг Ушу выросли стены – невысокие, в десять локтей, но ступенчатые, как строили со времён Имхотепа. Лестницы не очень-то приставишь, не говоря об осадных башнях. Основание с коридором для лучников, облицованное гранитом в локоть толщиной, не пробьёшь тараном. Защиту дополнили мощной восточной надвратной башней в двадцать четыре локтя, шестью угловыми в двадцатью, и восемью малыми. Ещё две низкие, но широкие башни венчали стены, выстроенные на искусственных косах, которые, на два десятка шагов вдаваясь в морские волны, защищали гавань Ушу.
Малый Цор, как "пурпурные" звали южный остров, и его торговая гавань были защищены почти также, разве что стены пониже и тоньше, без изысков, присущих крепостям Та-Кем, ибо с моря не подведёшь осадных башен, а пока приставишь с ладьи лестницу, корабль трижды успеют сжечь.
Зато сам Цор-Тисури Ипи превратил, воистину, в неприступную твердыню. Если укреплением южного острова и Ушу руководили опытные, но малоизвестные зодчие Та-Кем, вместе с приглашёнными строителями из Ашшура, то Градом-на-острове занимался сам Ипи.
Несмотря на молодость, Ранефер уже очень многое успел в этой жизни. Это он перестраивал величайшую из твердынь мира – крепость Джару, и почти заново создал связанную с ней, пришедшую было в упадок Стену Болот. К тому же, в деле укрепления Тисури принял участие знаменитый Сен-Мут, зодчий, щедро одарённый Нетеру. Строить крепости ему прежде не доводилось, но, что не говори, храмы возводить гораздо труднее. Вот он и построил в Граде-на-острове величественный храм.
Ипи Ранефер исполнил обещание, данное нечестивому отцу Шинбаала: цари Хатти и владыки Востока, почти не имеющие своих приисков, отныне закупали в Тисури золото за полуторную цену, а когда Ипи, нуждаясь в серебре, резко уменьшал продажу, то за двойную. Зерно давало прибыль не меньшую, чем золото, особенно в годы неурожаев. Большой доход приносило оружие и украшения лучших мастеров Та-Кем, за которыми цари и высокородные воины от острова Шарден до Элама посылали своих купцов, наказав платить, сколько запросят.
Все товары Та-Кем торговались только в Бехдете и Тисури, а поскольку Тисури был ближе... Даже великие и богатейшие города "пурпурных": Тидаин, Гебал, Берити, Иоппа, не говоря о мелких, Акке и Арваде[74], беднели и угасали, тогда, как Тисури богател изо дня в день. Пусть треть дохода забирал Ранефер, по праву соправителя, и значительная часть дани ежегодно уходила в Дом Серебра и Золота. Но до подчинения Двойной Короне, больше шести десятков хека в год не выходило, а под властью Пчелы и Осоки сокровищницы каждый год пополнялись четырьмя сотнями хека золота[75].
И покойный ныне царь – из страха ли, из гордости, а может из-за желания воздвигнуть то, что прославит его род, да заставит позеленеть от зависти самых богатых царей "пурпурных" – не скупился. Приглашал лучших каменщиков в странах фенех, суля плату, впятеро большую, чем те могли заработать на родине. Зимой нанимал по пять тысяч крестьян из своих земель на подсобные работы. Вдвое больше, да за меньшую плату, к нему шли крестьяне из внезапно обедневших соседних царств. Купил в землях Ашшура и Бабили двенадцать тысяч рабов. И на пятый год Тисури преобразился. Высоту стен довели до двадцати пяти локтей, расширили и уподобили с внешней стороны крепостям Та-Кем. Укреплённый царский дворец окружили дополнительной цитаделью. Усилили девять старых, построили пять новых башен, стены гавани. Возвели два пилона[76], сравнимых с крепостными стенами. Один защищал храмовую площадь, где народ Тисури поклонялся своим тварям Дуата, а другой – Нетеру, вместивший в себя храмы Всевладычицы, Сокровенного, Нейти, Сети и Себека, исполненные в старом стиле.
Каждый храм – маленькая крепость. Между стенами храмов богов фенех и Нетеру шла узкая, едва две повозки разъедутся, улочка, ведущая к воротам дворцовой стены. Ни один военачальник не пустит в эту щель своих воинов под стрелы и камни. Купцы, видавшие Уасит и Бабили, с восхищением замечали, что очень немногие крепости сравнятся теперь с Тисури, и, незаметно, на разных языках стали называть его не Градом, а Твердыней-на-острове.
Однако Ранеферу сие показалось недостаточным. Посему, он приказал нарубить молодых кедров, в один охват, да установить вокруг главного острова и всех гаваней на дне под углом. Там, где позволяло дно, мастера Ипи создавали рукотворные рифы. Причём, большая часть торговых ладей, даже под грузом, беспрепятственно проходила над ними, а уже боевые корабли "пурпурных" могли пропороть себе брюхо.
Там, где длинная коса завершалась башней, оставались безопасные проходы, шириной почти в сотню локтей. Для мирных торговцев. Боевой корабль никогда не пройдёт рядом с башней, ибо будет немедленно уничтожен. Ничто не спасёт его от неугасимых стрел.
И сейчас старый моряк Ранеб – учитель двоих Знаменосцев: Нибамена и Ранефера, не без гордости наслаждался зрелищем уже пяти пиратских ладей, объятых пламенем, налетевших на подводные колы и гибнущих, как звери на рогатинах.
Со стен Ушу, похоже, выстрелили два осадных лука. Но не стрелами, а круглыми сосудами тонкостенной меди. В них была не "кровь Геба"[77], а масло, загущённое воском, и раз в семь меньше горючего камня, чем в смеси неугасимых стрел. Тем не менее, громадные пятна огня вспыхнули на земле, осветив нападавших разбойников, а едва пламя вырвало цели из объятий тьмы, в них полетели стрелы защитников Ушу.
– На нас напали? – в залу вошла юная Сульяэли, сестра Шинбаала.
Полуодетая, сонная девушка протирала глаза и зевала. Следом за ней, едва не сбив царевну с ног и чуть не сорвав двери с петель, ворвался богатый и всеми в Цоре уважаемый купец Нитбалу.
– Напали!
Присутствующие повернулись к торговцу.
– Нитбалу, откуда ты?
– Ты что, прямо мимо пиратов проскочил?
– Кто эти разбойники, ты смог их разглядеть?
Купец отдышался, сел прямо на пол, видно ноги не держали, такого страху натерпелся. Сглотнул.
– Не только разглядел. Я шёл из Бехдета в Берити. Спешил. В Цор не собирался заходить и приставать на ночь к берегу не хотел. До Града уже немного оставалось, думал, обогну с запада, как обычно, – Нитбалу говорил на языке Та-Кем, ибо заметил присутствие Ранеба, который, как многим ведомо, речью фенех не владел, – гляжу, впереди огни в море. Много огней. Я не обеспокоился. Мало ли, может флот Величайшего прибыл или наоборот выходит до света за каким-то делом. Ну, кто тут ещё может быть в таком числе? Так и иду себе, как шёл. Две ладьи ко мне приблизились и велят, значит, остановиться. Я пригляделся, они странные донельзя. Никогда таких не видел. Огроменные, просто жуть! Малое сходство с нашими есть, но больше на ладьи кефтиу и акайвашта похожи.
– Почему ты так решил? – спросил Ранеб, решив проверить собственные предположения.
– На корме завиток. Только у наших, как ты знаешь, почтенный Ранеб, он скорпионий хвост изображает, а пираты рыбий любят. Да и размерами он у них всегда больше. На носу рог торчит.
– Я же говорил! – сказал Ранеб, – это пираты. Ты не права, Анхнофрет, напрасно я с тобой соглашался.
Хранительница только рукой махнула.
– Дальше-то что, почтенный Нитбалу?
– Дальше... – купец рассеянно снизу вверх оглядел собравшихся.
– Не томи, достойнейший! – попросила Сит-Уаджат, – продолжай!
– Они мне, значит, на каком-то странном языке кричат. Я вслушался, ни слова не разобрал. Так и отвечаю, не понимаю, мол. А они мне тогда по-нашему. Странный говор какой-то, иные слова совсем как чужие звучат. Но в основном все понятно.
– Так они тебе ответили на языке Страны Пурпура? – переспросила Анхнофрет.
– Именно так, достойнейшая. На северный выговор похоже. Вроде, в Яхмаде так говорят. Хотя я не уверен. Мало с кем оттуда имею дела.
– Яхмад? – Анхнофрет многозначительно взглянула на Ранеба. Тот лишь фыркнул.
– Продолжай, почтеннейший, – попросил царь.
Нитбалу прокашлялся.
– Спросили, кто такой и куда путь держу. Я ответил правду. Спросили, что везу. Я сказал – вино. Они, похоже, не поверили. "Табань", – говорят. Я на вёслах шёл. "Мы", – говорят, – "сейчас к тебе подойдём и посмотрим". Тут я неладное почуял. Что корабли из Яхмада здесь делают? Смотрю, ещё одна ладья подваливает. Ещё больше тех двух. По сравнению с моей – слон рядом с ослом. "Нет", – думаю, – "не иначе Баалшур Сипиш решил на Цор напасть". Ходили слухи, что он большой союз собирает.