Голос юного царя звучал твёрдо, глаза лучились уверенностью. Старый моряк и Хранительница незаметно переглянулись: воистину, Ранефер и царственная сестра его – Дважды Посвящённые Избранники Всевладычицы – смогли сделать из сына клятвопреступника Йаххурима истинного Правителя!
Шинбаал продолжал:
– Следует быть готовыми оставить Тисури. Оповестить жителей, в первую очередь высокородные семьи, богатейших горожан. Так же следует вывезти лучших ремесленников. Достойный Тутии, приказываю открыть сокровищницу и начать погрузку на ладьи золота. Не следует оставлять врагу и оружие...
– Брат мой, нужно снять со стен осадные луки! – Сульяэли перебила царя, чему, однако, никто не удивился: с воцарением Шинбаала в городе все больше утверждались порядки Та-Кем, – даже лёгкие!
Шинбаал кивнул и повернулся к моряку.
– Коль скоро в Граде-на-острове отсутствуют Знаменосцы Зелёных Вод, назначаю тебя, достойнейший Ранеб, верховным Знаменосцем Тисури и да будет так!
Ранеб и наместник немедленно покинули башню, отправились выполнять царский приказ. За ними удалилась Сульяэли. Анхнофрет задержалась.
Шинбаал проводил ушедших взглядом, потом снова посмотрел в сторону Ушу. Отвернулся. Направился было к лестнице, но остановился на полпути. Снова подошёл к крепостным зубцам и положил на них руки, сжав кулаки. На скулах его играли желваки. Сит-Уаджат испуганно следила за метаниями супруга.
– Возлюбленный Брат, ты решил прорываться на ладьях в Бехдет, чтобы вернуться потом с флотом Нибамена?
Царь молчал.
– Достойнейший Шинбаал, – Анхнофрет подобралась к царю неслышно, как кошка. Говорила она свистящим шёпотом, – я должна сообщить Верховному Хранителю и Правительнице. И остерегись принимать решения, пока не получишь ответа.
– Я помню, достойнейшая, что я верный слуга Двойной Короны, – в голосе юноши звучал металл, – но и ты не забывай, что перед тобой царь Тисури...
Он взглянул на Хранительницу и добавил твёрдо, даже с вызовом:
– Правитель Цора.
Его гордость и решимость понравились ей.
– Ты силён, царственный Шинбаал, – Анхнофрет вздохнула и улыбнулась юноше, – но недостаточно мудр. Ты заперт в крепости, окружённой врагами, а Ранефер, до которого гонца из Сихема колесница домчит за пару часов, стоит рядом с воинством Менхеперра, только что рассеявшим сотню тысяч врагов. Мерит-Ра уже в Бехдете. Ты не можешь рисковать своим городом и своим народом, царь Шинбаал. Если столь крупная рыба прошла сквозь наши сети, то лишь потому, что Верховный Хранитель готовил силки на ещё более крупного зверя.
– Какой зверь может быть крупнее? Ты видела, сколько их? Десятки тысяч!
– Ну, может и не десятки, — усмехнулась Анхнофрет, — но много, ты прав. Баалшур Сипиш собрал могучую силу, но она слишком пестра. Я думаю, что он, не веря в стойкость многоплемённого воинства, решил перехитрить нас обманным манёвром. Он просчитался и сам угодил в западню Мегиддо. Многие из тех, кто пошёл за царём Кадеша, за золото согласятся сменить знамёна. У нас много золота. И тогда успех нечестивцев растает, словно дым. А когда из Бехдета придут осадные ладьи, спеси этих пиратов, наёмников Сипиша, и вовсе поубавится. Не торопись в своих решениях.
Выслушав Хранительницу, Шинбаал немного помолчал, а потом церемонно поклонился.
– Я благодарен тебе, достойнейшая, и прошу извинить мой гнев.
– Ты достойный царь, – Анхнофрет направившись к лестнице, улыбнулась Сит-Уаджат, которая провожала её недоумённым взглядом, – я покину вас, ибо кое-что обещала царю.
Шинбаал смотрел на столбы дыма, выраставшие за стенами Ушу. Он молчал достаточно долго. Наконец, подняв голову, негромко произнёс:
– Как бы ни распорядился Шаи[81], я останусь здесь.
Четыре громадных и в то же время лёгких серо-белых птицы неслышно, как тени, летели над морем и землёй на недостижимой для лучника высоте. Им не было никакого дела до копошения людей и лодок внизу. Они несли весть. Не зря в Та-Кем белую сову звали Вестницей Нейти, Нетеру-Мстительницы...
6. Самый длинный день
До полудня ещё далеко, но утренняя дымка уже растаяла без следа. Впрочем, воздух не стал прозрачнее: ночной береговой бриз ещё не сменился морским, и весь пролив заволокло дымом пожарищ.
Маленькая десятивёсельная посыльная эпактида, как морская птица, бьющая крыльями по воде в попытке взлететь, выскочила из серого облака. Гребцы, надышавшись дымом, отчаянно кашляли и работали вразнобой, отчего эпактида двигалась рывками, виляя кормой, как портовая шлюха задницей. На носу, вцепившись в канат-протон[82], поддерживающий голую, лишённую паруса мачту, почти повиснув на нём, стоял босой человек, одетый в синюю короткорукавную рубаху до колен. Нижнюю часть лица он укрыл от дыма чёрно-белым платком, который на голове удерживал толстый витой шнур.
В подобном окружении и одеянии только слепой не опознал бы в этом человеке моряка-финикийца. Однако высказав такое предположение, любой, кто видел его впервые, сорвал бы лишь часть покрова истины. Причём меньшую. Финикиец? Бесспорно. Моряк? Очень может быть. По крайней мере, кормчий эпактиды, и ещё несколько человек на борту одеты почти так же.
Вот благодаря одежде, явно не господской, любой ушлый пройдоха, знавший моряка, мог бы в два счёта обвести вокруг пальца праздного наблюдателя, поспорив с ним на деньги о роде занятий этого человека. Потому что звали того – Энил, сын Эли-Баала и был он царём Гебала, который эллины зовут Библом.
Эпактида приближалась к большой пентере, стоявшей на якоре в полусотне локтей от берега. Звался огромный боевой корабль – "Стопа Бога" и на его корме, на древке, торчавшем из "скорпионьего хвоста", развивалось белое знамя с вышитой золотом пятиконечной звездой Аштарт. Гребцы эпактиды проворно втянули весла. Корпуса кораблей (сколь ни мало посыльное судно, а все же – корабль, даже мачта с парусом есть) соприкоснулись. Удар смягчили толстые канаты, протянутые вдоль бортов. С пентеры на эпактиду сбросили верёвочную лестницу, и царь с кошачьим проворством взобрался наверх.
Энил откинул в сторону край платка, прикрывавший рот и нос. Под ним обнаружилась не слишком длинная, ухоженная борода, завитая мелкими колечками.
– Бен-Закар, готовимся к отходу, – распорядился царь, – передать на все корабли.
Энил покосился на диск солнечных часов, установленный возле педалиона[83].
– Выходим не позднее, чем через час.
– Что случилось, государь? – удивился Бен-Закар, старший кормчий флота Гебала.
Царь повернул к нему своё загорелое лицо.
– Случилось? А ты, что, Бен-Закар, сам не видишь, что случилось?
– Вижу, – мрачно ответил кормчий, – но почему, государь, ты решил покинуть яванов?
– Да потому что эти нечестивые слуги Тиамат таки прогневили Баала, да падёт гнев Его на их дурные головы!
– Похоже, твоё проклятие, государь, сбылось ещё до того, как ты его произнёс, – кивнул кормчий на возникшие за ночь стены Ушу.
– Глупых и самоуверенных яванов это не остановило, – раздражённо буркнул царь, – они почти сломили сопротивление в порту. Последних защитников дорезают. И знаешь, Бен-Закар, кто эти защитники? Одетые в бронзу воины Чёрной Земли!
Кормчий едва дар речи потерял от изумления.
– Чёрной... Земли?
– Да!
– Как они там оказались?
– Понятия не имею. Но это ещё самое малое из чудес. Отсюда из-за дыма плохо видать, но Цор словно гигантским мечом надвое развалило. Был остров, стало два. Понимаешь, что это означает?
– Н-нет... – пробормотал кормчий.
– Это не тот Цор, на драку с которым мы подрядились, склонив головы перед яванами. Другой!
– К-как другой? Какой?
Энил понизил голос.
– Тебе что, два острова ни о чём не говорят?
– Нет, государь, – покачал головой Бен-Закар.
Царь презрительно скривился.
– Был бы ты простолюдином, ещё простительно, но отпрыску столь славного семейства и не читать священных летописей... На двух островах Цор стоял до Ахирама, Бен-Закар. Больше шести веков тому назад. Баал не уронил на головы яванов стены Ушу, он поднял из глубин минувшего древний Град-на-острове! Цор, каким тот был до Великого царя! И Ушу в те времена окружала неприступная стена. Либо время повернуло вспять, за половину ночи пролетев несколько столетий, либо бог проклял нас, и мы все поголовно сошли с ума.
– Время... вспять... – только и проговорил кормчий, невидящим взором глядя прямо перед собой, – но ведь это невозможно!
– Нет ничего невозможного для Всемогущего Баала, маловерный! – грозно рыкнул царь.
Бен-Закар попятился в суеверном ужасе, споткнулся и едва не растянулся на палубе. Спохватившись, закричал слова команды. Забегали матросы, ударили в барабаны сигнальщики, привлекая внимание моряков на стоящих рядом кораблях.
Когда царский приказ уже активно исполнялся, старший кормчий флота вновь подошёл к Энилу.
– Государь, прошу простить меня, но я не могу понять, зачем же уходить? Мы навлечём на себя гнев Александра! Он жестоко карает изменников.
– Плевал я на него, – бросил царь, – и на его гнев. Меня гнев Баала куда больше беспокоит.
– Но ведь ты сказал, – осторожно напомнил кормчий, – что яваны взяли Ушу. Да ещё так быстро, не успели стены возникнуть, как уже захвачены. Значит, помощь бога, ниспосланная Цору, защитникам не помогла. Я слышал, что яваны зовут Александра сыном...
– Ты, что, Бен-Закар? – прогремел Энил, – считаешь, что какой-то возомнивший о себе царёк сравнится в мощи своей со Всемогущим Баал-Хамоном? Александр – простой смертный! Червь, копошащийся в грязи! Я знаю, тело его несёт следы многих ран, в Киликии он едва не утонул, а вынутый из воды чудом не сгорел от лихорадки! Как может тот, кого легко убить железом, сравниться с богом!