нная год назад.
Хоснер кивнул.
— Ну хорошо, если это провод, то он должен быть соединен с источником с постоянным и стабильным напряжением. С чем-нибудь вроде хвостового навигационного фонаря. — Хоснер задумался на секунду, затем выскочил из багажного отделения и помчался по проходу в кабину.
Услышав, как Хоснер ворвался в кабину. Бекер оглянулся.
— Какое-нибудь радостное известие?
— Послушайте, источником питания радиоприемника и взрывателя может быть хвостовой навигационный фонарь! Выключите его.
Бекер задумался. Он вспомнил приказ Риша оставить включенными навигационные огни. Ведь все самолеты и так летают с включенными огнями. Почему же тогда Риш подчеркнул это?
— Там имеются и другие источники питания. Вся гидравлика в хвостовой части включается и управляется с помощью электричества, в том числе маховик хвостовой опоры и руль направления. Конечно, я могу выключить хвостовой навигационный фонарь, и даже отключить питание маховика хвостовой опоры, но я не могу отключить питание руля направления. Он нужен мне для полета.
С места бортинженера подал голос Кан:
— Я тоже думал над этим. Вполне вероятно, что источником питания действительно является хвостовой навигационный фонарь, но у любой радиоуправляемой бомбы имеется для страховки батарея, постоянный заряд которой может поддерживаться любым из источников в хвостовой части. И, даже если батарея хранится несколько лет, она полностью заряжается каждый раз, когда мы запускаем двигатели. Но я могу и ошибаться. Можно отключить хвостовой навигационный фонарь и маховик хвостовой опоры, а потом улететь отсюда, но, возможно, мы взорвемся. А может быть, и нет. Кто-нибудь хочет рискнуть?
Никто не изъявил подобного желания.
Хоснер уселся в откидное кресло и закурил. Внезапная надежда рухнула.
— Может быть, мы сможем поднять часть пола в пассажирском салоне, потом упрочненный каркас и изоляцию, а затем пробьем алюминиевую крышу багажного отделения. Из багажного отделения, возможно, легче попасть в хвостовую часть через перегородку.
Бекер покачал головой. Ему не нравилось, когда люди делают дыры в его самолете и лазят по нему.
— Вы же знаете, что багажное отделение герметично и перегородка там такая же толстая, как и в пассажирском салоне. Если вы даже сможете пробить ее… мне не нужны никакие дыры. И полы не трогайте. Я не могу рисковать. Там слишком много проводов.
Хоснер поднялся и через силу улыбнулся.
— Тогда, наверное, и не стоит предлагать вам идею с помощью пороха из патронов пробить дыру в герметической перегородке?
Несмотря на драматичность ситуации, Бекер рассмеялся.
— Простите. — Он понимал, что Хоснер — это человек, который предпочтет смерть, если только не сможет лично спасти положение. Так что Бекер не мог больше доверять его мнению. — Мистер Хоснер, благодарю вас за ваши старания. Но как капитан этого лайнера я вынужден запретить любые действия, которые могут угрожать самолету и жизни находящихся на борту людей. Пока мы находимся в воздухе, здесь командую я. Не вы, не Бург, даже не министр иностранных дел. Только я. — Бекер бросил взгляд через плечо. — Послушай, Иаков, я понимаю твои чувства, но, пожалуйста, успокойся. Нам осталось лететь около двух часов. А там посмотрим.
Хоснер кивнул.
— Хорошо, — согласился он и покинул кабину.
Глава 9
«Конкорд» миновал Синайский полуостров, направился в сторону Красного моря, а потом вслед за резко повернувшим влево «Лиром» взял курс на Саудовскую Аравию. Бекеру было любопытно, куда они летят, и все же конечный пункт назначения, похоже, приобретал для него все меньшее значение.
С опущенным носом, хвостом и закрылками «Конкорд», как никогда, был сейчас похож на большую отчаявшуюся морскую птицу, которая хотела сесть на воду, но по какой-то причине не могла этого сделать. Бекер глядел на белые буруны волн Красного моря, пока не почувствовал, что они начинают завораживать его.
— Давид, подлетаем к берегу.
Промелькнула береговая линия Саудовской Аравии. Ландшафт здесь был ровным. Бекер облегченно вздохнул.
— Теперь будет полегче.
Гесс посмотрел на него.
— Это только с одной точки зрения. Хочешь, я поведу немного?
Бекер тоже посмотрел на второго пилота. Интересно, сможет ли Гесс вести самолет строго за «Лиром» в подобных условиях? Он решил прямо спросить его об этом.
— А ты справишься?
— Хотя он и превратился в гроб, я с ним справлюсь.
Бекер улыбнулся и передал управление Гессу. Достав из кармана сигарету, он закурил. Чувствовал себя Бекер почти хорошо. Если у пилота существует причина нервничать, то полет над Синайским полуостровом как раз и был такой причиной. И, какая бы теперь ни сложилась ситуация, Бекера успокаивала мысль о том, что во время этого последнего полета он проявил все свое мастерство.
«Лир» быстро набрал высоту и двигался теперь со скоростью восемьсот километров в час. Гесс с трудом удерживал «Конкорд» на высоте сто пятьдесят метров над землей.
Впереди Бекер заметил несколько бедуинов, уставившихся на самолеты. Лучи заходящего солнца отбрасывали на них огромную дельтовидную тень. Напуганные пролетающими самолетами верблюды заметались из стороны в сторону. Бекер затушил сигарету. Теперь, когда «Конкорд» летел над равнинной местностью, полет казался довольно безопасным, но Бекер понимал, что при увеличении скорости на столь малой высоте даже небольшой наклон носа может привести к тому, что самолет врежется в землю, прежде чем можно будет успеть выровнять его.
Питер Кан оторвал взгляд от своей приборной доски.
— Командир, топлива осталось на час и пятьдесят минут полета.
В этот момент в кабину вошел Добкин. Он положил руку на плечо Бекера.
— Как дела?
— Все в порядке. Есть какие-нибудь соображения?
Добкин кивнул.
— Мы провели там небольшое совещание.
— И что?
— Ну… мы пришли к выводу, что это очень умные ребята. Они не стали вступать в долгие политические дискуссии, как это обычно делают террористы, поэтому мы не знаем, кто они такие, за исключением того, что они, возможно, палестинцы. Если бы Хоснер не узнал голос Риша, мы бы даже и этого не знали. Все это очень затруднит работу нашей разведки.
— Плохо дело, — заметил Бекер.
— Куда уж хуже, — согласился Добкин. — И еще они изменили свой обычный почерк, заглушив наше радио. Это может означать только то, что они хотят сохранить в тайне конечный пункт полета. В этот раз они не потребовали собрать после посадки в аэропорту тысячу представителей средств массовой информации. И операцию по нашему спасению нельзя будет предпринять, потому что никто не будет знать, где мы. Похоже, нас будут держать без всякой связи с внешним миром.
Бекер и сам пришел к аналогичным выводам. Он подозревал, что ему придется сажать «Конкорд» в пустыне, а теперь был уверен в этом. Но он надеялся, что там, по крайней мере, будет посадочная полоса с твердым покрытием.
Добкин, похоже, прочитал его мысли.
— Ты сможешь посадить самолет в любом месте?
— В любом. За исключением свинарника. Нет проблем. Насчет этого можете не беспокоиться.
— Я постараюсь не беспокоиться.
Хоснер сел в кресло рядом с Мириам Бернштейн. Несколько минут они тихонько переговаривались. Стюард Дэниел Якоби, взявший на себя руководство обслуживающим персоналом, отдавал указания разносить пищу и напитки независимо от того, хотелось этого пассажирам или нет. Хоснер заказал двойную порцию шотландского виски. Он сделал очередной глоток.
— Не могу поверить в такое упущение с моей стороны.
Мириам Бернштейн тоже сделала глоток из его стакана.
— Они нашли способ сделать это.
— Но, как бы там ни было, ответственность несу я.
— Я все время думаю о Тедди… генерале Ласкове. Он попал в ту же самую ловушку, в которую попали мы все. Он бы действовал по-другому, если бы я не…
— Не могу поверить, что этим сукиным детям удалось осуществить свой замысел.
— Иаков… я слышала, кто-то говорил, что этот Риш знает тебя. Он грозился…
— Мне надо было пристрелить этого ублюдка, когда у меня была такая возможность.
— Он действительно передал по радио, что собирается?..
— Не слушай сплетни. В ближайшие дни их будет очень много.
Мириам положила руку на ладонь Хоснера.
— Помнишь, как ты пригласил меня… к себе домой…
Хоснер рассмеялся.
— Не надо говорить слова, о которых пожалеешь, когда мы вернемся в Тель-Авив. Я должен удержать тебя от этого.
Мириам улыбнулась.
— На самом деле я никогда не понимала тебя. Всегда восхищалась… но ты отпугиваешь людей.
— Мне не нужны никакие предсмертные исповеди. Для них еще не пришло время.
— Ладно.
Они сменили тему разговора. Подали обед, но ни Мириам, ни Хоснер так и не притронулись к еде.
Абдель Маджид Джабари быстро говорил с Ибрагимом Али Арифом по-арабски.
— Эта трагедия не поддается измерению.
Отвечая, Ариф стремительно поглощал пищу.
— Я чувствую себя просто ужасно. Словно Даниил в логове льва.
Джабари наблюдал, как его тучный собеседник набивает рот едой.
— Не думай всегда только о своих собственных переживаниях, друг мой. Нынешняя трагедия важнее них. — Он прикурил сигарету. — Я больше переживаю за евреев, которые поставили свои репутации и карьеры в зависимость от доброй воли арабов.
— И все-таки я испытываю личные переживания. Я не считаю себя виновным в убийстве. Переживаю, да… но вины за собой не чувствую. Чувство вины — чисто еврейское чувство. — Ариф бросил взгляд на нетронутый поднос с обедом Джабари. — Не возражаешь? — Он поставил полный поднос на свой пустой.
Джабари отхлебнул араки.
— Как бы там ни было, но логово льва вон там. — Он указал рукой в направлении «Лира». — А здесь находятся наши соотечественники. И ты должен смотреть им в глаза… не испытывая при этом неловкости. Пусть они не сомневаются, что мы разделим их судьбу.