ашбалов есть только смутное представление о том, за что они сражаются, потому что у них не было никакого другого дома, кроме казармы. Не сомневаюсь, что они будут драться насмерть, защищая своих товарищей и свои лагеря, но у них нет представления о семье и своей стране. Существует еще десяток причин, по которым они не могут быть отличными солдатами, я выяснил это из разговора с нашим юным другом Мухаммадом. — Бург взглянул на Добкина. — Что скажешь, Бен?
Добкин кивнул.
— Согласен. И все же их свыше сотни, и вооружены они гораздо лучше нас. Они не свернут свои палатки и не скроются тайком ночью, как те арабы, о которых рассказывают анекдоты.
— Нет, — поддержал его Хоснер, — они не отступят, потому что у них есть два решительных главаря.
Добкин снова кивнул.
— Да, в этом все и дело. Командиры. Обычно солдаты-арабы теряются и впадают в панику, когда убивают их командира. А кроме того, арабы не слишком хорошо владеют современным оружием. Я мало знаю об ашбалах, но, похоже, они соответствуют этим характеристикам. И еще, они настолько ослеплены вбитой им в голову ненавистью, что не могут действовать хладнокровно, как профессиональные солдаты.
— Верно, — согласился Бург. — И я думаю, что они — возможно — обратятся в бегство, если ослабнет руководство со стороны командиров или если понесут большие потери среди командного состава, но последнее, должен признать, не слишком вероятно в нашем случае. Хотя, с другой стороны, мы-то не можем никуда убежать. Мы сражаемся за свои жизни, и никакие потери не сломят нас. У нас просто нет иного выхода.
— Есть, — вмешался в разговор Хоснер. — Они попробуют вступить в переговоры.
— Но не раньше, чем предпримут еще одну атаку, — заметил Добкин и посмотрел на небо. — Скоро мы узнаем, сможем ли нанести им ощутимый урон. Луна заходит.
Глава 13
Брин заметил их первым, даже раньше двух человек на посту наблюдения и подслушивания, которые расположились примерно на середине склона.
Они двигались, словно тени, одетые в пятнистые камуфляжные комбинезоны, с автоматами в руках. Ночной прицел усиливал малейшие отблески естественного ночного света, поэтому Брин видел то, чего не могли видеть даже ночные существа, то, чего не могли видеть даже сами эти люди. Он видел их тени, отбрасываемые в свете звезд; побледневшие лица, что являлось симптомом страха; самые интимные движения, которые делал человек, считая, что его не видно в темноте, — кто-то шептал молитвы, кто-то мочился от страха, кто-то нервно дергал себя за волосы. Сидевшая рядом девушка сжала руку Брина. Он чувствовал себя человеком, подглядывающим в замочную скважину.
Он опустил винтовку и прошептал Ноеминь Хабер:
— Они идут.
Она кивнула, снова сжала его руку и убежала предупредить остальных.
Длинная изломанная линия обороны на восточном склоне приготовилась к отражению нападения противника, предупреждение о его приближении распространилось быстрее бега спринтера.
На западном склоне все было тихо. Серебрящиеся воды Евфрата отбрасывали мягкий свет на склон. Лежавшие на вершине холма мужчины и женщины прижали лица к земле, пытаясь различить малейшее движение. Но единственным движением здесь было медленное течение на юг мерцающей в ночи реки.
Добкин, Бург и Хоснер стояли на небольшом холмике — это была одна из занесенных землей и песком сторожевых башен — метрах в пятидесяти от восточного склона.
Этот холмик был выбран ими в качестве командно-наблюдательного пункта. С этой выгодной в тактическом плане позиции они решили управлять боем на всем почти пятисотметровом протяжении восточного склона.
На вершине холмика в глинистую почву была воткнута изогнутая и покореженная стойка от хвостовой части «Конкорда». И на этой стойке, никак не похожей на древко, развевалась тем более уж никак не похожая на флаг детская футболка, извлеченная из какого-то чемодана и, видимо, предназначавшаяся кому-то в подарок в Нью-Йорке. На футболке имелся рисунок с изображением портового района Тель-Авива, выполненный в ярких цветах. Таким образом в темноте обозначался командный пункт, куда должны были прибегать посыльные с донесениями и для получения приказов. И еще этот командный пункт являлся последним пунктом сосредоточения обороняющихся, их последним опорным пунктом на тот случай, если нападающие прорвут оборону или просочатся сквозь нее. Старая тактика, которая использовалась задолго до появления радиостанций и полевых телефонов. Трое командиров заняли свои места на вершине холмика под флагом, они ждали начала боя.
С пункта наблюдения и подслушивания, расположенного на середине склона, прибежали два запыхавшихся человека и доложили то, что уже было известно из сообщения Натана Брина и Ноеминь Хабер:
— Они идут!
Брин наблюдал, как ашбалы медленно поднимаются по склону. Они уже не двигались колонной, как во время предыдущей атаки, а шли в линию по всей ширине склона. Их было человек сто, мужчины и женщины, они поднимались на расстоянии пяти метров друг от друга. Линию они держали ровно, как хорошо обученные пехотинцы прошлых веков. Ашбалы не задерживались, не сбивались в кучу, прячась за естественными укрытиями, хотя это и было бы разумно с точки зрения инстинкта самосохранения. Свои автоматы «АК-47» с примкнутыми штыками они держали перед собой. Любой испытал бы страх, увидев подобную картину. Но Брину все это напоминало шоу. Репетицию парада. Ему было интересно посмотреть, как они поведут себя, когда засвистят пули. Наверное, сразу вспомнят, как их учили действовать в современном бою, начнут искать малейшие укрытия и щели, станут перебегать от камня к камню, от канавы к яме. А пока в этой темноте они изображали классическую атаку пехоты, причем скорее для себя, чем для израильтян, которые не могли их видеть.
Брину даже сделалось не по себе от осознания того, что он единственный, кто может их видеть. На резиновой накладке прицела, предохраняющей глаз, скопился пот, затем скатился ему на щеку. Они были еще далеко. Метров пятьсот. Четыреста.
Генерал Добкин и Исаак Бург разошлись в вопросе тактики ведения боя. Добкин хотел встретить противника интенсивным огнем на самых дальних подступах, чтобы не подпустить его близко к слабой линии обороны, а если повезет, то и обратить в бегство. Со слов пленного, у ашбалов не было ручных гранат, но Добкин не мог полностью полагаться на его показания. В любом случае генерал не хотел подпускать противника на расстояние, с которого тот мог бы воспользоваться ручными гранатами.
А Бург предлагал подпустить противника как можно ближе, чтобы нанести ему наибольшие потери, расходуя при этом минимальное количество боеприпасов.
Хоснер не вмешивался в их спор, но думал про себя, что, учитывая сложившуюся ситуацию, доводы Добкина более убедительны. И все же он понимал, что такой дисциплинированный солдат, как Добкин, подчинится приказу гражданского правительственного чиновника. В споре начальника с подчиненным всегда оказывался прав начальник.
Хоснер спрыгнул с холмика и отправился к позиции Брина, находившейся в пятидесяти метрах от командного пункта.
Хоснер заметил, как дрожит Брин, наблюдая за приближением цепи ашбалов, но не мог винить его за это.
— Расстояние? — спокойно спросил он.
— Триста пятьдесят метров, — ответил Брин, не отрывая взгляда от прицела.
— Боевой порядок?
— Продолжают двигаться цепью. Многие по открытому пространству. Штыки примкнуты.
Ноеминь Хабер сидела на земле, тяжело дыша от напряжения. Хоснер повернулся к ней.
— Беги к автоматчикам. Передай, чтобы они открывали огонь.
Ноеминь вскочила на ноги и помчалась вдоль линии обороны. Хоснер снова повернулся к Брину.
— Расстояние?
— Триста метров.
— Открывай огонь, — тихо произнес Хоснер.
Брин нажал на спусковой крючок, прицелился в следующего и снова выстрелил, снова прицелился и снова выстрелил.
Затем открыл огонь первый автоматчик, и это послужило сигналом для остальных обороняющихся. По всей линии обороны зазвучали выстрелы, гулкие очереди трех автоматов «АК-47» перекрыли глухие хлопки пистолетов. И на фоне всех этих выстрелов можно было расслышать резкое стаккато пистолета-пулемета «узи».
Арабы моментально ответили интенсивным огнем. Хоснер видел, как пули арабов врезаются в импровизированные брустверы израильтян, но не знал, поразили ли они уже кого-нибудь.
Перед Брином была поставлена задача выявлять и убивать командиров подразделений. В прицел винтовки он заметил антенну полевой рации, ее за спиной, как рюкзак, нес радист. От рации тянулся провод с микрофоном, молодой араб пригнулся и поднес микрофон к губам. Брин прицелился ему в рот и выстрелил. Микрофон и лицо араба разлетелись на куски. Переместив прицел, Брин выстрелом в сердце убил и радиста.
Первый ответный огонь ашбалов ослаб, их стройная цепь разорвалась, и они сбились в маленькие группы, укрываясь за складками местности. И, хотя их продвижение значительно замедлилось, они все же продолжали подниматься по склону холма. Брин разглядывал в прицел зону позади нападавших, пытаясь отыскать основных командиров. Один раз ему даже показалось, что он увидел Риша, но его голова тут же исчезла, а спустя секунду на этом месте появилось лицо молодой женщины. Без малейшего колебания Брин выстрелил. Он заметил, как ее голова дернулась в сторону, берет слетел, длинные волосы рассыпались и она рухнула на землю.
Добкин видел, как арабы, ведя ожесточенный огонь, продолжают подниматься по склону. Он покачал головой. Возможно, ашбалы и были хорошо обучены, но в тактике ведения боя они совсем не разбирались. В прошлых схватках с арабами израильтяне продемонстрировали, что наиболее эффективным способом ночной атаки является быстрый бесшумный бросок. Противник не успевает привести себя в состояние полной боевой готовности и, когда видит бегущих на него из темноты нападающих, с трудом верит своим глазам. А когда окончательно приходит в себя, нападающие находятся от него уже на расстоянии броска ручной гранаты и через несколько секунд врываются в траншеи. Пехотинец даже в полном снаряжении может пробежать пятьсот метров менее чем за две минуты.