Ноеминь Хабер приникла к прицелу и осмотрела склон. Это совсем не то, что соревнования по стрельбе. Совершенно не то. Она могла поразить неподвижную или движущуюся мишень с необычайной точностью, но ей всегда не очень хорошо удавалось отыскивать цели в складках местности. Да и не привыкла она еще к тому, как выглядит местность в ночной прицел, а мрачный зеленый свет еще больше сбивал с толку.
— Видишь что-нибудь? — спросил Брин.
— Пожалуй, нет. Да еще этот проклятый ветер.
— Я знаю.
Шерхи вздымал пыль, которая отбрасывала на землю причудливые тени, видимые лишь в мощный прицел.
Ноеминь тихонько чертыхнулась и вернула винтовку Брину.
— У меня плохо получается.
Брин взял винтовку и направил ее в небо. Целых три минуты он разглядывал его, прежде чем обнаружил над головой «Лир». Он прикинул высоту самолета. Получалось, что до него больше двух километров. Из винтовки его не достать. Хоснер приказал ему поглядывать за «Лиром» и попытаться сбить его. Сначала Брин решил все же сделать выстрел по самолету, но потом передумал, решив не тратить зря боеприпасы. «Лир» заглушал радиостанции «Конкорда», но другого вреда причинить не мог. Натан выключил прицел и сел.
— Давай устроим себе и батареям пятиминутный отдых. — Прикрыв огонь руками, он прикурил сигарету.
Ашбалы отдыхали, прячась за естественными укрытиями, потом быстро перебегали к следующим. Они знали, что израильтяне выставили на склоне посты и средства раннего обнаружения, поэтому тщательно пытались отыскать их. Кроме того, у них был приказ не отвечать ни на какие случайные выстрелы. Если бы они были обучены тактике быстрых бесшумных бросков, то смогли бы достичь укреплений и траншей израильтян за несколько минут. Но ашбалы продолжали двигаться короткими перебежками.
Далеко впереди основных сил ашбалов двигалась команда охотников за снайпером, состоявшая из двух человек. Один из них, Амнах Мурад, был вооружен русской снайперской винтовкой Драгунова с инфракрасным прицелом. Снаряжение второго охотника, Монима Сафара, составляли компас и автомат «АК-47». Как единая команда, Мурад и Сафар тренировались с пятилетнего возраста. Они были друг для друга больше чем родные братья. Их связывало братство охоты и убийства, каждый из них понимал любой жест или знак другого, они запросто могли общаться без слов. Словами им служили прикосновение, вскинутая бровь, незаметные искривления губ и даже дыхание. Сегодня ближе к вечеру «Лир» доставил их сюда из базового лагеря.
Ашбалы двигались по компасу, придерживаясь заданного направления, которое должно было привести их к предполагаемой позиции израильского снайпера, вооруженного винтовкой с ночным прицелом.
Они посмотрели вверх по склону и увидели на фоне звездного неба контуры темного гребня. Расстояние до него было примерно метров пятьсот. Мурад опустился на колени, включил инфракрасный прицел и посмотрел в него, подкручивая регулировочные винты. Заметив выступ, где предположительно находилась позиция израильского снайпера, он попытался отыскать свет ночного прицела, но ничего не увидел. Тогда Мурад лег на живот, положил винтовку на небольшой бугорок перед собой и, расслабившись, продолжил наблюдение.
Пост наблюдения и подслушивания № 2 располагался в центральной части склона, почти в пятистах метрах от вершины. На посту находились член кнессета Ягель Текох и его секретарша Дебора Гидеон. Текоху показалось, что он что-то услышал впереди, потом слева, а затем — что его особенно напугало — сзади. Он дотронулся до плеча девушки и прошептал ей в ухо:
— Кажется, нас окружили.
Дебора молча кивнула. Когда они впервые услышали подозрительные звуки, то были слишком напуганы, чтобы побежать вверх, а теперь, когда они оказались позади противника, путь к своим и вовсе был отрезан.
Текох знал, что в настоящей военной части его снабдили бы устройствами улавливания и усиления звуков, прибором ночного видения, оружием и радиостанцией или полевым телефоном для связи с главными силами. Но здесь дежурство было равносильно самоубийству. И все же без труда нашлось шесть добровольцев, вызвавшихся дежурить на трех постах.
Текох понял, что совершил ошибку. Он не выполнил свой долг и не предупредил о нападении. Израильтяне не открыли стрельбу, и это означало, что арабы смогут атаковать неожиданно. Подберутся к позициям обороняющихся без единого выстрела.
— Я закричу и предупрежу наших, — сказал Текох.
Дебора вся сжалась, как маленький кролик.
— Извини, но я должен это сделать.
Похоже, девушка немного пришла в себя. Она дотронулась до его щеки.
— Конечно.
Теперь уже Текох слышал шаги совсем близко. Он поднялся из их неглубокого укрытия, повернулся лицом к вершине холма, сложив ладони рупором, и набрал полную грудь воздуха.
Брин схватил винтовку, включил прицел и оглядел склон. Никакого движения. Израильтяне по всему периметру обороны затаили дыхание, то же самое сделали и поднимавшиеся по склону арабы. Брин подумал, что банки, наверное, качнуло ветром, а может, их задело животное или скатившийся комок земли. Такое не раз случалось днем. Он расслабился, но продолжил наблюдение.
Охотники за снайпером тревожно замерли. Мурад пристально вгляделся в выступ и, как только израильский снайпер включил прицел, заметил свет. Зеленый свет, значит, у снайпера американский ночной прицел. Видимость у такого прицела лучше, чем у его инфракрасного, но Мурад надеялся компенсировать этот недостаток меткостью стрельбы. Он поймал на мушку зеленый огонек и стал ждать, когда позади этого огонька появится голова.
Осматривая склон, Брин высунулся над земляным бруствером.
— Беги и передай, что пока я ничего не заметил, — прошептал он Ноеминь.
Она кивнула и бесшумно побежала к командно-наблюдательному пункту.
Мурад увидел красновато-белое пятно на лбу Брина в том месте, с которого Ноеминь стерла пот вместе с маскировочной грязью. Он быстро послал в цель три пули. Глушитель кашлянул очень тихо, как слабый старик, прочищающий горло.
Брин даже ничего не почувствовал. Он упал на спину в пыль и дернулся в предсмертной судороге. Его винтовка покатилась вниз по склону.
Через несколько минут ашбалы снова двинулись вперед, но кто-то из них опять задел проволоку. Банки зазвенели.
Хоснер, Добкин и Бург стояли на командно-наблюдательном пункте, который Ноеминь Хабер никак не могла отыскать в темноте. Наконец она заметила футболку, заменявшую знамя, и, подбежав к командирам, доложила обстановку.
Хоснер прислушался, ожидая снова услышать звон банок, но все было тихо. Он повернулся к Хабер и двум другим посыльным.
— Передайте по всей линии, что, как только я свистну, пусть открывают шквальный огонь и палят в течение десяти секунд.
Посыльные разбежались по своим позициям.
Через некоторое время Хоснер свистнул. Те из обороняющихся, кто находился поближе, услышали его свист и открыли огонь, что послужило сигналом и для остальных.
Ашбалы замерли, потом попадали на землю, нескольких из них ранило, но они не кричали от боли, боясь, что офицеры их задушат. Офицеры же и сержанты ашбалов отчаянно шептали своим подчиненным, стараясь удержать их от ответного огня:
— Это только провокация. Провокация. Не стрелять!
Однако каждая секунда интенсивного огня тянулась, словно год; пять автоматов «АК-47», захваченные израильтянами, поливали свинцом весь склон, и в этих условиях даже самые дисциплинированные из ашбалов начали хвататься за предохранители и спусковые крючки своих автоматов. Один молодой араб уже готов был открыть ответный огонь, но в эту секунду стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась. На шквальный огонь, продолжавшийся всего десять секунд, было истрачено значительное количество боеприпасов.
Восточный ветер унес запах пороха, последние звуки выстрелов, отражаясь от окружающих холмов, замирали в ушах обороняющихся. И никто из них не мог поверить, что ашбалы могли быть настолько дисциплинированными, чтобы не открыть ответный огонь, не застонать от боли в случае ранения, не вскрикнуть от страха, когда в лицо попадали отколотые пулями комья земли.
Хоснер повернулся к Добкину и Бургу.
— Похоже, мы палили впустую.
— Надеюсь, посты наблюдения и подслушивания не пострадали, — проговорил Бург.
— Если все вели огонь строго по своим секторам, а посты оставались на месте, то никто не должен был пострадать, — заметил Добкин и посмотрел в направлении восточного склона. — Донесений с постов нет, и если они ничего не слышали, то, думаю, это ложная тревога. Животные, ветер, комья земли. В этом и заключается недостаток подобных средств раннего обнаружения. Как-то в шестьдесят седьмом году в Суэце на проволоку натяжного устройства сигнальных ракет сел воробей… хотя кого, черт побери, интересует, что было в Суэце в шестьдесят седьмом году?
— Никого, — заверил его Хоснер.
На посту наблюдения и подслушивания № 1 на северном конце склона дежурили машинистки Майка Горен и Ханна Шилох. Они тоже слишком поздно поняли, что окружены. Девушки сидели, спрятавшись в своем маленьком окопе, пережидая шквальный огонь израильтян и обдумывая свои дальнейшие действия. И вдруг из темноты на двух безоружных израильтянок выпрыгнули трое молодых ашбалов с обнаженными кинжалами и перерезали им горло.
А на южном конце склона на посту № 3 дежурили переводчики Рувим Табер и Лия Илсар. Они поняли, что произошло, и, выскочив из укрытия, побежали по склону к вершине холма.
Мурад заметил их в свой инфракрасный прицел и по очереди аккуратно застрелил каждого из них в голову.
Теперь ашбалы уже не двигались перебежками, а ползли, ощупывая пространство впереди себя в поисках натянутой проволоки. Продвигались они медленно, но упорно, ближайшая группа находилась уже в трехстах метрах от вершины холма.
Текох понял, что означал шквальный огонь израильтян, но поня