Каплан не сомневался, что в случае необходимости Хоснер сам бы отправился в засаду. И, если он решил не идти сам, значит, посчитал, что для него более важно выполнять свои обязанности на холме. Но у Каплана было страстное желание дожить до глубокой старости, а Хоснер пытался поставить крест на этом желании.
— У человека, который отправится туда, чертовски мало шансов вернуться назад.
— Чертовски мало.
— Особенно если рана ограничивает его подвижность.
Хоснер кивнул.
— Понимаешь, Моше, на этом холме было очень мало настоящих солдат: вас шестеро, Добкин… несколько ветеранов… Бург. А теперь их число и вовсе уменьшилось. Профессиональные солдаты знают, что когда-нибудь им прикажут сделать нечто такое, чего не потребуют от новобранцев. Понимаешь?
— Конечно. — Каплан подумал, почему Хоснер не обратился к Маркусу или Алперну. Ведь они не были ранены. Наверное, это просто «большая честь», как говорят в таких случаях. Каплан понимал, что наверняка существуют и другие причины, но он не мог постичь мотивов Иакова Хоснера.
— Ну… спасибо, что выслушал мои мысли, Моше.
— Не стоит меня благодарить. — Каплан замялся. Заметив, что Хоснер не собирается уходить, он добавил: — На самом деле, когда человек слушает идеи других людей, ему и самому могут прийти в голову хорошие мысли.
— Это верно.
Каплан снова замялся, потом повернулся и посмотрел на склон. Он почувствовал на своем плече руку Хоснера, услышал ободряющие слова, но точно их не разобрал. Самым неприятным в этой ситуации было то, что он не мог даже попрощаться с людьми, которые за последние двадцать четыре часа так много стали значить для него. Уходя в ночь, Каплан почувствовал себя страшно одиноким.
Глава 28
Премьер-министр сидел прямо, прижав к уху телефонную трубку. Глаза его оглядывали присутствующих мужчин и женщин, слушавших разговор через наушники. Разговор с Багдадом шел тяжело. Президент Ирака продемонстрировал весь диапазон эмоций — от удивления, вызванного звонком, до недоверия к информации — и наконец, несогласие с предложениями премьер-министра Израиля. Премьер-министр говорил спокойно и твердо:
— Господин президент, я не могу раскрыть вам источник информации, но он, как всегда, надежен. — Он обвел взглядом присутствующих, как бы подтверждая свои слова о надежности источника.
Тедди Ласков и Ицхак Талман стояли возле двери. Премьер-министр взглянул на них, как бы оценивая заново.
Президент Ирака вздохнул. Премьер-министр Израиля знал, что у арабов это означает: «Очень жаль, но мы ничуть не приблизились к соглашению», или что-то в этом роде. Помолчав, президент Ирака заговорил:
— В любом случае о низковысотном самолете-разведчике не может быть и речи. Дует шерхи. Однако я уверен, что ваши американские друзья уже совершили незаконный полет над этим местом, используя свои высотные самолеты-разведчики. Наверняка этого достаточно.
— Мне ничего не известно о подобных полетах.
Президент Ирака проигнорировал это возражение и начал перечислять свои возражения по поводу принятия поспешных, непродуманных мер.
Не особенно прислушиваясь к этим рассуждениям, премьер-министр слушал шум ветра, трепавшего жалюзи. Он понимал, что в условиях песчаных бурь и темноты любые наземные передвижения — впрочем, как и воздушные — были невозможны. И чем больше он прощупывал настроение президента Ирака, тем очевиднее становилось, что в ходе подобной операции обнаружится слабость иракских транспортных средств и средств связи, не говоря уж о неспособности иракской армии быстро передвигаться даже по территории собственной страны. Президент не мог признаться в существовании подобных проблем, что делало его еще более раздражительным и несговорчивым. И все же городок Хилла находился так близко от Вавилона.
— А разве в Хилле нет военного гарнизона? — поинтересовался премьер-министр. По данным разведки гарнизон там имелся.
Наступила долгая пауза, похоже, президент Ирака советовался с помощниками. Наконец в трубке снова раздался его голос:
— Боюсь, что это секретная информация.
Премьер-министр с такой силой стиснул трубку телефона, что костяшки его пальцев побелели.
— Господин президент… что вы предлагаете? — Он посмотрел на часы.
— Подождать до окончания песчаной бури. Или хотя бы до окончания темноты.
— Но мы можем опоздать.
— Господин премьер-министр, это извечный вопрос — стоит ли рисковать жизнями одних людей ради спасения других. Вы говорите, что в Вавилоне окружены около пятидесяти израильтян, и хотите, чтобы я рискнул провести операцию, которая может стоить жизни многим моим людям… не говоря уж о деньгах… Но, как бы там ни было, мы ничего не знаем о том, происходит ли что-нибудь в Вавилоне.
— И все же вы знаете, что там что-то происходит, не так ли?
Президент Ирака замялся.
— Да. Кое-что. Мы только что получили подтверждение от администрации Хиллы. Действительно вокруг развалин Вавилона что-то происходит.
Это признание президента Ирака моментально вызвало оживление среди израильтян.
Премьер-министр наклонился над телефоном. Он не видел причин и дальше скрывать свои карты, поэтому прямо заявил:
— Ради Бога, так пошлите же туда гарнизон Хиллы.
Вновь воцарилось долгое молчание. Когда президент Ирака наконец заговорил, тон его голоса был смущенным и почти извиняющимся.
— Гарнизон Хиллы состоит из четыреста двадцать первого батальона… вы знаете это от своей военной разведки. Эта часть почти целиком укомплектована палестинцами. Они сражались против вас в 1967 и 1973 годах. Офицеры там иракцы, а вот солдаты — беженцы и дети беженцев. Будет несправедливо подвергать их преданность такому испытанию. Вы меня понимаете.
Премьер-министр понял. Он огляделся по сторонам. Присутствующие, слушавшие их разговор, выглядели разозленными.
— Господин президент, а вы не можете прямо сейчас поговорить с Хиллой… я подожду. Попросите людей из администрации… или верных вам офицеров выяснить, что же все-таки происходит в Вавилоне.
— К сожалению, возникли большие трудности с наземной связью из-за бури и наводнений. Мы свяжемся с ними по радио и посмотрим, что они смогут выяснить.
— Я понимаю. — У премьер-министра не было причин не доверять словам президента о трудностях с наземной связью. Но в запасе у него имелась еще одна козырная карта. — Господин президент, мои военные докладывают, что до Вавилона можно добраться по реке. Отряд из другого города, расположенного на Евфрате, сможет добраться в Вавилон за несколько часов.
На этот раз голос президента Ирака прозвучал твердо и раздраженно:
— Вы думаете, Евфрат похож на вашу речушку Иордан? Это великая, огромная река. В это время года она разливается по равнинам так широко, как разбредаются заблудившиеся овцы.
— Господин президент, нам всем известно, какие огромные стихийные бедствия переживает ваша страна каждую весну, и мы понимаем, что в любое другое время года могли бы рассчитывать на быструю и четкую реакцию в ответ на нашу просьбу. Совершенно ясно, что одной из причин, по которой эти… — премьер-министру не хотелось произносить слово «террористы», — …партизаны выбрали вашу страну, является недоступность Вавилона в течение этих нескольких недель. Однако, господин президент, я надеюсь, что вы окажете нам всю возможную помощь, сделаете все, что в ваших силах.
Ответа не последовало.
Премьер-министр понимал, что президенту Ирака требуется время, чтобы побороть обуревавшую его сейчас гордость. Теперь оставалось только сказать ему что-нибудь обидное, спровоцировав на действия.
— А вам известно, господин президент, что в пустыне Шамиях расположен базовый лагерь палестинцев? Возможно, палестинцы, которые сейчас находятся в Вавилоне, пришли туда как раз из этого лагеря.
И вновь не последовало никакого ответа.
Премьер-министр оглядел стол заседаний. Полковник, специалист по психологической войне, который уже много лет изучал президента Ирака, написал записку и подвинул ее по столу к премьер-министру. «Если уж вы решили нажать на него, то идите до конца. Уже поздно изображать дипломата». Прочитав записку, премьер-министр кивнул и произнес в трубку:
— Так все же, ваши вооруженные силы способны организовать поисковую экспедицию в такой поздний час, господин президент?
Повисла пауза, затем в трубке раздался голос президента Ирака, звучавший очень холодно:
— Да. Я отдам приказ организовать спасательную экспедицию, которая отправится по реке. Но они не высадятся на берег до рассвета. Это самое большее, что я могу для вас сделать.
— Очень хорошо, — сказал премьер-министр, хотя прекрасно понимал, что ничего хорошего в этом нет. И все же ему не хотелось терять ту малость, которой он уже добился.
— Что, по вашему мнению, мы там сможем обнаружить?
— Не знаю.
— Вот. И мы не знаем. Надеюсь, что мы там все-таки что-нибудь обнаружим, в противном случае вы окажетесь в затруднительном положении.
— Я понимаю. — Премьер-министр помолчал. Пора было переходить к основному вопросу. — Вы позволите нам помочь вам? Мы можем провести совместную операцию.
На этот раз президент Ирака ответил без малейшей задержки:
— Об этом не может быть и речи.
Спорить с ним по данному вопросу было бесполезно.
— Хорошо. Желаю удачи.
Президент Ирака помолчал, потом тихо произнес:
— Вавилон. Пленники. Все это как-то странно.
— Да, странно. — Нельзя предпринимать политических или дипломатических шагов на Ближнем Востоке без учета его истории и вражды, насчитывавшей пять тысячелетий. И есть здесь такие вещи, которых американцы, например, никогда не поймут. События, имевшие место три тысячи лет назад, обсуждались на международных конференциях, словно они произошли неделю назад. Учитывая все это, имелась ли вообще какая-нибудь надежда? — Но на самом деле не так уж и странно.
— Возможно. — Президент Ирака сделал паузу. — И не думайте, что мы не сочувствуем вам. К нам террористы не имеют никакого отношения. Ни одно здравомыслящее правительство арабских стран не одобряет их действия. — Он снова замолчал, и израильтяне услышали звук, похожий на грустный вздох. Это было так по-арабски и в то же время так по-еврейски, что многих присутствовавших в зале израильтян охватило сочувствие и даже какое-то чувство духовной близости. Президент Ирака покашлял, прочищая горло. — Мне надо идти.