— Эй, похоже, я что-то слышу?
Кан не слышал ничего, но все почувствовал нутром. Он завопил, перекрикивая грохот рвущихся ракет:
— Есть зажигание! Я починил эту гребаную штуку с помощью гаечного ключа и отвертки! Я починил ее! И пошел Хоснер к чертовой матери!
У Бекера промелькнула мысль — Кану наплевать на то, что будет дальше. Он починил силовую установку, и это для него самое главное. Дальше предстояло действовать ему, Бекеру. Он дал силовой установке поработать несколько минут, с тревогой ожидая, что от ее работы вот-вот вспыхнут пары керосина и их всех разнесет к чертовой матери. Но, очевидно, ветер унес пары, и Бекер немного успокоился. Аварийное освещение погасло, как только генератор подзарядил аккумуляторы и снова заработала основная система. Свет в пассажирском салоне стал ярче, на приборной доске загорелись лампочки приборов и индикаторов.
Бекер вытер лицо ладонями, а потом ладони о рубашку, после чего торопливо приступил к процедуре запуска внешнего правого двигателя. Он запустился с такой легкостью, словно только что вышел из ремонтного цеха авиакомпании «Эль Аль». Бекер посмотрел на Кана, а тот в ответ показал большой палец. Далее Бекер перевел взгляд на указатель расхода топлива. Стрелки даже не дрогнули, они просто стояли в красном секторе напротив отметки «0». Получалось, что единственный двигатель сжигал громадное количество несуществующего топлива. Ничего не понятно. Надо было что-то делать с вышедшими из строя датчиками. Бекер был уверен, что в каком-то из тринадцати топливных баков наверняка осталось топливо. Он нажал кнопку запуска левого внешнего двигателя. Несколько секунд двигатель как бы не хотел запускаться, потом выпустил клуб белого дыма и заработал нормально. Далее Бекер нажал кнопку запуска внутреннего правого двигателя. Тот тоже поначалу заартачился, но потом запустился.
Кан встал с кресла и остановился перед приборной панелью бортинженера, где он был более полезен. Он осмотрел приборы и индикаторы, отметив множественные повреждения систем. Да, взлететь «Конкорду 02» уже не суждено, но, если повезет, он сможет хотя бы выполнить последнюю рулежку.
— Ну, давай, старина!
Хотя правый внутренний двигатель и запустился, звук его работы не нравился Бекеру. Он нажал кнопку запуска левого внутреннего двигателя. Никакой реакции. Снова нажал. И снова абсолютно ничего. Как будто поворачиваешь ключ зажигания в автомобиле, в котором отсутствует аккумулятор.
До Бекера долетел оклик Кана:
— Электричество не поступает на этот двигатель. Наверное, повреждены провода. Забудь о нем.
— Хорошо. — Бекер заблокировал тормоза и принялся гонять три работающих двигателя. Тучи песка, вздымавшиеся от работы двигателей, могли заглушить их в считанные секунды, или в любой момент могло кончиться топливо, но Бекер не хотел преждевременно разблокировать тормоза, пока не выжмет из них последний грамм тяги. Он крикнул Кану:
— Загоняй всех в самолет!
Кан рывком распахнул дверь кабины. В пассажирском салоне раненые лежали в тех местах, где были сняты кресла, или, если могли, сидели, прижав к фюзеляжу куски армированной сетки. Люди, ухаживавшие за ранеными, передвигались по салону пригнувшись. Несколько мужчин и женщин выставили в иллюминаторы стволы автоматов в ожидании последнего штурма ашбалов.
Подбежав к аварийной двери, Кан выскочил на крыло. Огромное дельтовидное крыло подрагивало от работы двух правых двигателей. По меньшей мере двенадцать мужчин и женщин стояли на коленях или лежали на алюминиевой поверхности и вели огонь. Несколько человек на земле прибегли к совсем уж последней военной хитрости, они всем своим видом имитировали ведение огня, чтобы заставить наступающих арабов залечь. Несколько кассетных магнитофонов продолжали издавать звуки боя. Кан заметил Бурга на краю крыла, где и видел его последний раз, и поспешил к нему, крича на ходу:
— Мы отъезжаем! Все в самолет!
Бург помахал Кану, давая понять, что услышал его. Он старался не оставить никого на земле. Группа премьер-министра прибыла, оставшиеся в живых после попытки самоубийства находились в безопасности под охраной в багажном отделении. Все раненые на борту самолета, и Бург был твердо уверен, что все остальные израильтяне находились или на крыле, или под самолетом, или вели огонь из загона. Все, за исключением Хоснера и Макклура, которых никто не видел в последнее время. Бург закричал с крыла, но в этом не было необходимости. Все, включая ашбалов, уже поняли, что происходит.
Последние вооруженные мужчины и женщины поднимались по земляной насыпи. Некоторые перебрались по фюзеляжу на левое крыло, другие лежали по краям правого крыла, двое мужчин заняли позиции на верху фюзеляжа. Алперн взобрался по земляной насыпи, неся безжизненное тело Маркуса, за ним проследовали последние пятеро мужчин и женщин из группы прикрытия. Бург снова быстро просмотрел свой список. Похоже, все в порядке. Коммандос откопают трупы погибших. Бург был уверен, что они отыщут тела Каплана, Деборы Гидеон и, возможно, Добкина. Пожалуй, на борту все, за исключением Хоснера и Макклура, и все же полной уверенности у Бурга не было. Он что-то написал в маленьком блокноте, снял ботинок, сунул в него блокнот и отшвырнул ботинок подальше от самолета. Если «Конкорд» сгорит, то, когда коммандос захватят холм, они найдут его список и будут, по крайней мере, знать, где искать трупы погибших и их имена.
Бург подбежал к Алперну, затаскивавшему через аварийный выход тело Маркуса.
— Где Хоснер?
Не прерывая своего занятия, Алперн пожал плечами.
— Вы же знаете, что он не придет.
Бург кивнул и встретился взглядом с Мириам Бернштейн. Она слышала слова Алперна.
Мириам подбежала к краю крыла, намереваясь спрыгнуть вниз, но Бург схватил ее за руку и оттащил назад. Мириам пыталась вырваться, но он крепко держал ее. Она закричала, прося отпустить ее, но Бург с помощью еще одной женщины потащил ее к аварийному выходу.
Ашбалы знали, что израильские коммандос подходят к ним с тыла. Арабы почти исчерпали лимит храбрости, а многие другие лимиты даже превысили. Они так устали, что еле плелись, каждый новый шаг был для них пыткой. Рты, ноздри и уши забила пыль, песок слепил глаза. И теперь они уже начали думать не о тех израильтянах, которые были перед ними, а о тех, которые подходили с тыла.
И все же они продолжали продвигаться вперед, подгоняемые лишь мыслью о том, что спастись можно, только захватив израильтян, да угрожающими криками Ахмеда Риша и Салема Хамади. Но даже в таком состоянии ашбалы представляли собой опасную вооруженную группу. Они превратились в настоящих тигров и тигриц, которых, даже раненных, стоит опасаться.
Риш поймал двух молодых сестер, двигавшихся в тыл. Они взмолились, объясняя, что их сбил с толку огонь сзади и они потеряли ориентацию от усталости, пыли и темноты. Риш заставил обеих девушек опуститься на колени и убил их выстрелами из пистолета в затылок.
На какое-то мгновение Хамади подумал, что этот поступок Риша будет последней каплей, которая переполнит чашу терпения ашбалов, но казнь девушек произвела тот эффект, на который и рассчитывал Риш. Небольшой отряд, в котором теперь осталось не более двадцати пяти человек, двинулся гораздо быстрее к ревущему двигателями «Конкорду». Хамади удивился. Какой же жестокой тирании должны подвергнуться мужчины и женщины, прежде чем они решатся на мятеж. Это будет для него уроком, если ему еще когда-нибудь придется командовать людьми.
Сначала Хоснер удивился, услышав шум оживших двигателей «Конкорда», но потом вспомнил, с каким упорством трудился Кан, и улыбнулся. Сможет ли Бекер заставить двигатели развить тягу, достаточную, чтобы сдвинуть с места изуродованный самолет, длинный нос которого зарыт в землю, а колеса шасси спущены? И все же это прекрасная попытка. Как бы быстро ни двигались коммандос, они могут не успеть. Другое дело, если «Конкорд» приблизится к ним и они встретятся на западном склоне. Это удивит всех, и даже, как подозревал Хоснер, Давида Бекера. Кан всегда был уверен, что починит силовую установку, а значит, самолет сможет отъехать в более безопасное место.
Припадая на колено, Хоснер стрелял, постепенно отходя назад. Некоторые пули, выпускаемые защитниками «Конкорда», проносились рядом с ним, но тут уж он ничего не мог поделать. Внезапно огонь израильтян усилился, а потом почти смолк. Двигатели взревели, и Хоснер понял, что Бекер готов отпустить тормоза. Оглянувшись через плечо, Хоснер заметил красные вспышки пламени, вырывавшиеся из двигателей. Он повернулся. Из тучи пыли появилась цепь ашбалов, спотыкаясь, они бежали к нему. Даже сквозь рокот истребителей, шум автоматных очередей и рев двигателей «Конкорда» до Хоснера доносился крик Ахмеда Риша.
— Быстрее! Быстрее! Это ваша последняя попытка! Сейчас или никогда! Вперед, мои тигры, за мной! Мы идем убивать!
Хоснер понимал, почему мужчины и женщины следуют за Ришем. Ему знакомы были эти истерические вопли, и, если бы Риш кричал не по-арабски, а по-немецки, Хоснер без труда понял бы смысл его призывов. Некоторые люди просто рождены командовать, а если у них при этом еще и мозги не в порядке, то результат просто ужасен.
Хоснер отступил назад к траншее, где были захоронены мертвые. Он забрался в нее, ощутив под ногами тела и подумав, кто же из израильтян закончил свой жизненный путь в этой яме. Присев на корточки, он принялся ждать Риша.
Отделение коммандос лейтенанта Джошуа Гидделя остановилось позади небольшого здания музея, а два других отделения и один из джипов, обойдя гостиницу, проследовали через ворота Иштар.
Десять коммандос Гидделя выстроились по пять человек с каждой стороны джипа, на котором было установлено безоткатное орудие. Они начали пересекать покрытое пылью пространство, разделявшее музей и гостиницу.
Вместе с лейтенантом Гидделем в джипе находились водитель, расчет орудия из двух человек и смотритель музея доктор Аль-Ханни. Лейтенант Гиддель разыскал его в его кабинете в музее, где Аль-Ханни проверял инвентаризационные описи, словно за окнами его кабинета вовсе ничего не происходило.