стной оборонной политике…
Боже мой, чего я только там не предлагал. Во всяком случае, глазами собственного воображения все это я уже видел исполненным.
Д'Артаньян шел впереди, громадными шагами гасконского горца, пробивая мне дорогу среди толпы, ежесекундно даря комплименты обращавшимся к нему торговкам, я же двигался за ним, погрузившись в размышления, совершенно безразличный к внешнему миру. Только лишь идя по мосту Понт Неф, я сориентировался, что к нам приклеились два бездельника с весьма гадкими, покрытыми оспинами рожами, не понравился мне и идущий сразу же за ними мужчина в черном плаще с оливковой кожей южанина. Я хотел обратить внимание д'Артаньяна на них, но именно в этот момент некий пожилой тип заступил мне дорогу и вежливо спросил, как добраться до Дворца Правосудия.
В тот же самый момент другой широкоплечий амбал, выросший будто из-под земли, столкнулся со мной так сильно, что я отлетел к ограде моста. Мне казалось это случайностью, но тут один из идущих за нами бездельников вырвал у меня из-под мышки мои рукописи, второй же склонился к моим ногам, явно желая перекинуть меня в Сену.
Я громко заорал, привлекая внимание мушкетера и, недолго думая, стукнул бандита гипсом по башке. Тот упал без сознания, но второй с бесценными документами уже бежал в сторону площади Дофин. Д'Артаньян, который желал пересечь ему дорогу, столкнулся с собственными хлопотами: какой-то уже пожилой тип схватил его за рукав одной рукой, а второй замахнулся стилетом. В то же самое время, тот грубиян, что ранее столкнулся со мной, вытащил из ножен шпагу.
Шарль де Баатц, ведомый инстинктом, который, наверняка, уже неоднократно вытаскивал его из худших неприятностей, отскочил в сторону и тут же выхватил собственное оружие. У меня же не было времени ждать результата поединка, я ринулся было за убегавшим вором, но тут второй из нападавших, которого я перед тем свалил на землю, схватил меня за щиколотку, так что я растянулся во весь рост. От падения у меня чуть ребра не треснули, поскольку я ударился о мостовую пистолетом, заткнутым за пояс. И это напомнило мне, что я вовсе не безоружен. Тут я глянул назад, видя, что разбойник на четвереньках убегает в сторону Латинского квартала, заорал ему вслед:
– Стой, бандюга, ранами Христовыми клянусь, стрелять буду!
Тот не отреагировал, только сильнее втиснул голов в плечи и громадными скачками направился к прилавкам, за которыми собирался скрыться.
Турок Идрис, конструктор барабанного пистолета, оказался очень хорошим оружейником. Уже первый мой выстрел ранил жулика в ногу; но тот храбро похромал дальше. Я выстрелил во второй и в третий раз, вор, в которого попала пуля, взвизгнул и исчез за торговой палаткой.
Я поглядел на д'Артаньяна. Мушкетер тоже не терял времени, он коротко рубанул своей шпагой по лбу противника с ножом, а потом в замечательном выпаде пронзил живот пожилого нападавшего, который теперь, воя от боли, вился на мостовой.
– Мои рукописи! – крикнул я Шарлю, и мы оба побежали туда, где ожидали обнаружить раненого вора. Да, он был там: вытаращенными, мертвыми глазами глядел в холодное небо. Я присел дом, разглядываясь по сторонам. Моя папка исчезла. Я не нашел ее ни среди прилавков, ни под убитым простолюдином. Кто же мог ее подхватить? Зеваки только-только начали выставлять носы из-за стен и лавок.
Свидетели происшествия утверждали, что когда вор падал, пакет из его рук вырвал проходящий рядом смуглый мужчина в черном. Я перепугался ни на шутку, не желая и думать, что случится, если мои обладающие громадной ценностью заметки попадут в посторонние руки. Тем временем и второй из нападавших отдал Богу душу, так что не было даже кого и допросить.
Совершенно пав духом, мы потащились к Пале Рояль. Там же, в боковом вестибюле нас ожидал Мазарини.
– А не потеряли ли вы чего случаем, шевалье? – спросил он с усмешкой, подавая мне мои бумаги, чуточку загрязненные и окровавленные, но, как я тут же убедился, полные. – Париж, правда, не Неаполь, но тоже опасное место для опрометчивых прохожих, к счастью, у Его Высокопреосвященства повсюду имеются преданные ему люди.
Я спросил, а не знает ли он, случаем, кем были нападавшие. Мазарини пожал плечами.
– Наемные sbirri. Такие, в основном, даже и не знают, на кого работают. Но, пока не забыл, для вас имеется еще один подарок, – говоря это, он вынул маленькую коробочку, а в нем золотой перстень замечательной работы с буквой "L", вырезанной в сердолике. – Мать благодарит вас за сына, – тихо сказал он, не позволяя ответить. – Ну а теперь уже идите, маэстро, поскольку Его Высокопреосвященство не может дождаться встречи с вами.
Я ожидал найти кардинала в хорошем настроении, но обнаружил его исключительно хмурым, хотя, в знак приветствия, он обнял меня очень даже сердечно. В течение неполных шести месяцев от нашей последней встреч он сильно сдал, его кожа приняла фактуру лежалого пергамента. Можно сказать: он еще жил, но все более походил на собственный дух.
Я собирался ознакомить его со своим планом, но перед тем, чтобы он увидел экспозицию наиболее любопытных изобретений, которую Амбруаз вместе с Идрисом приготовили в одной из галерей Пале Рояль. Кардинал добрый час слушал о наших достижениях, не щадя похвал и слов изумления, с громадным интересом глядя в микроскоп или осматривая зажигающуюся электрическую лампу, но все время казался мне в какой-то мере отсутствующим. Ради кульминационной презентации мы спустились в тайный дворик, о существовании которого, глядя снаружи на толстенные стены резиденции, сложно было и догадываться. Там я заметил "Идрис-3" с полным диском патронов и крутящегося перед ним Мардину. Под стеной стояли манекены из бумаги и ткани, но Ришелье поменял нам сценарий. Как только мы туда спустились, открылась дверь, ведущая в подвал, и на дворик вытолкнули с десяток грязных оборванцев. Я окаменел.
– Ваше Высокопреосвященство, вы же, наверное, не намереваетесь…
– Намереваюсь, мой шевалье! – Впервые за сегодняшний день улыбка появилась на узких губах кардинала. – Их привезли из Бастилии; все это осужденные на смерть преступники: отцеубийца, разбойник, отравительница, фальшивомонетчик, содомит, фальшивый пророк… Этот перечень я слушал невнимательно, ломая себе голову над тем, как объяснить кардиналу, что в Объединенной Европе не должна существовать смертная казнь, как вдруг слова "фальшивый пророк" разбудили мою бдительность. Полуголый смертник был лохмат словно медведь, еще довольно молодой, хотя и преждевременно поседевший, тем не менее, настолько неровно, что был похож, скорее, на неизвестную разновидность волосатой зебры, чем на людское создание. Голову он опустил, бурча себе под нос то ли молитвы, т ли проклятия. Но под тяжестью моего взгляда он поднял глаза, и чуть ли не заорал…
– Альдо, христовыми ранами заклинаю, вытащи меня из этого дерьма, пока здешняя темнота не покрошила меня на салат!
– Вы знакомы? – Ришелье казался изумленным.
– Не совсем уверен, – сказал на это я. – Но был бы рад переговорить с ним отдельно.
– Да разве могу я отказать тебе в чем-либо? – добродушно улыбнулся мне Первый Министр, и уже через мгновение д'Артаньян подвел ко мне лохматого осужденного.
– Оставь нас одних, приятель, – попросил я мушкетера, переходя с мохнатым созданием в небольшую комнатку.
Там несколько минут мы кружили один вокруг другого, молча приглядываясь друг к другу, словно два борца перед боем. В конце концов, заключенный буркнул:
– Черт меня подери! Альдо Гурбиани снимает фильм из разряда плаща и шпаги?
И вот тут и я его узнал.
– Лино, Боже мой, что ты делаешь в мире, являющемся исключительно творением моего собственного воображения?
– Именно об этом, Альдо, я тоже хотел спросить тебя, всегда ли ты обязан забирать у меня самые классные выражения?
Расставаясь с Лино Павоне более двух лет назад на перевале святого Бернара, в обстоятельствах, не стану таить, довольно экстремальных, я не предполагал, что когда-либо его увижу. Впрочем, этот бывший хиппи и бывший пацифист, компьютерный гений и предводитель розеттинских нищих, независимый философ и информатор мафии, исчез вместе со своими дружками из моей жизни и канализации Розеттины, словно его там никогда и не было. Ну а вероятность того, что я встречу его в XVII столетии в Пале Рояль была настолько ничтожной, как и обнаружение одной-единственной пылинки во Вселенной.
Во дворике разлаялся пулемет, я инстинктивно вздрогнул, а Лино только вздохнул.
– Спрашиваешь, что со мной происходило? Ну что же, после наших совместных приключений почва в Италии как-то начала прижигать мне ноги, поэтому я, как можно быстрее, рванул оттула и через Мальту добрался до Ливии. Но долго я там не выдержал. Впрочем, а кто способен выдержать в Ливии, кроме ливийцев, у которых, в основном, выбора и нет? Напиться не разрешается, а за малюсенькое "барабара" грозит топор палача или брак с арабкой, что, говоря по правде, то на то и выходит. Так что поплыл я дальше, где-то в течение сезона торчал в Хургаде на Красном море в качестве инструктора по дайвингу в отеле "Сенд Бич". Там, в свою очередь, дамочек, в особенности, немецких туристок с бешенством матки, до и больше; так что когда я предложил предложение поработать в любимой отчизне, не колебался ни минуты. Товарищи из Партии Зеленых устроили мне паспорт, приятную, хотя и фальшивую личность и работу на Лаго Ванина.
– Чтоб ты сдох! Со своими экологическими убеждениями ты пошел работать на атомную электростанцию?
– В этой профессии я немного кумекаю, а помимо того, работой этого я бы не назвал Я то думал, точно как и мои зеленые приятели, о маленьком таком саботажике в интересе общества. Небольшая такая утечка, много шума в прессе, и им пришлось бы прикрыть этот объект, который сидит словно чирей на шее у Розеттины.
– Ты мечтал про новый Чернобыль?
– Не преувеличивай. Чернобылишко. Никаких жертв. К сожалению. Но оказалось, бордель там был хуже, чем я подозревал. Мои действия вызвали преждевременную аварию и взрыв… Нуи за пару минут я принял в себя столько рентген, что в течение ближайших ста лет мог бы светиться вместо креста на башне Санта Мария дель Фрари.