– Говорю вам, не прилетят они, – утешал всех Ансельмо, выставив из люка свою круглую голову. – Они же даже не знают, кто сбил это летучее чудище. Впрочем, если они хотят нас искать, им нужно осмотреть тысячи квадратных миль.
– Если они зарегистрировали вспышку электрического света в Мон-Ромейн, в отдаленной Европе, то, думаете, они прошляпили бы фейерверк на собственном заднем дворе?
– Скажите-ка, лучше, маэстро, что станем делать, если они не появятся до ночи? – спросил Фруассарт.
– Под прикрытием темноты вновь проплывем немного на запад, а днем спрячемся.
Только надежды, что нам дадут покой, оказались напрасными. Где-то за час до захода солнца мы услышали тихий, а затем с каждой минутой становящийся громче, рокот. На сей раз прибыл летающий аппарат, не похожий на нам уже известные, более всего он походил на гидроплан.
– Погружаемся! – прошипел Ансельмо, и все мои путники, один за другим, стали исчезать внутри "Наутилуса".
– Давайте чуточку обождем, поглядим… – успокаивал их я.
Гидроплан медленно летел вдоль линии побережья, довольно низко. Нас искали, шельмы. Выявить местоположение "Святой Лючии" не заняло у них много времени. И тыт мы сразу же убедились в то, что летающий аппарат не прибыл сюда с целью установления контактов между цивилизациями. Первая отстреленная торпеда прошла мимо корпуса брига на пару дюймов. В ответ Фушерон открыл огонь. Машина Чужих свечой выстрелила в небо, какое-то время могло даже казаться, что они улетают. Но нет. Гидроплан сделал круг и, пикируя, выстрелил очередную торпеду. На сей раз оказавшуюся точной. Бриг тут же окутался языками пламени. Замолк трудолюбивый "идрис". Я увидел людей, скачущих в воду, пытающихся уплыть на шлюпках. Я сообщал обо всем увиденном Лино, который повторял все собравшимся в лодке.
– Черт подери! – кипел Фруассарт. – Мы обязаны им помочь.
– Единственное, что мы можем сделать, это пережить налет, – ответил я ему.
Моряки на веслах, пытаясь избежать смерти, спешили, одна из шлюпок опасно завернула в сторону суши. В нашу сторону! Что это было: глупость или паника?
С ужасом размышлял я над тем, что сделают наши враги: начнут ли они стрелять в спасавшихся или же вылавливать их, чтобы совершить над ними чудовищный ритуал? Тем временем квази-гидроплан развернулся еще раз и, летя над самой поверхностью воды, открыл люк сзади, из которого начали выскакивать Серебристые на аппаратах, несколько напоминающих современные водные скутеры. С ревом моторов они помчались к шлюпкам и начали поражать гребцов из короткоствольного оружия, которое выстреливало, как я узнал впоследствии, небольшие стрелки с ядовитым алкалоидом, вызывающим мгновенную потерю сознания. С каждым мгновением они все больше приближались к прячущим нас зеленым зарослям.
– Погружаемся! – принял я решение и захлопнул люк.
Мы открыли отверстия балластных резервуаров. Через мгновение мутная вода закрыла иллюминаторы. Мы спустились на глубину в пять метров, настолько хватало наших вентиляионных трубок. Там мы собирались ожидать конца воинской операции.
Сердце разрывалось во мне при мысли о судьбах наших товарищей, только наша миссия была важнее. Хотя – а как могла она закончиться? Громадная диспропорция в силах, а отступление вообще отрезано…
Время шло, под водой делалось темнее, в том числе и по причине наступающей ночи, но, благодаря стетоскопу, приложенному к иллюминатору, я слышал кое-какие наружные отзвуки: случайные выстрелы, все более близящийся рев водных скутеров, чуть ли не прямо над нами. В конце концов, когда нас охватила полная темнота, я заметил неподалеку вспышки электрического света.
– Нас могут искать, – буркнул вполголоса Лино. – Не знаю, насколько хорошие у них прожекторы, но я советовал бы опуститься ниже.
Мы открыли клапаны до конца. "Наутилус" тут же стал опускаться. Возможно, быстрее, чем следовало. Лаура издала перепуганный крик. Я считал, что мы опустимся, самое большее, на тридцать футов. Но устье реки оказалось гораздо более глубоким. Стрелка примитивного манометра перескочила уже вторую атмосферу, указывая на то, что мы уже ниже тридцати пяти футов и погружаемся все ниже. 38, 39, 41, 44… Стало слышно опасное потрескивание древесины, из которой была изготовлена лодка. Вообще-то Мардину утверждал, что конструкция выдержит две с половиной атмосферы, но вот что могло случиться при большем давлении?… На глубине в сорок пять футов мы наконец-то ударились в дно. И, похоже, с большой скоростью.
– Возблагодарим Господа, – прервал тишину Гомес.
Лино был более конкретен.
– И насколько долго хватит нам воздуха, маэстро? – спросил он.
– Думаю, где-то на час, – ответил на это я.
Только душно начало становиться уже после истечении половины этого времени. Ну а еще через четверть часа большинство пассажиров решительно потребовало поднять лодку, по крайней мере, до такого уровня, на котором станет возможной вентиляция. Я уступил, тем более, что больше никаких световых вспышек никто из нас не наблюдал. Мы переключили передачу и дружно нажали на педали. Так вращали их добрую минуту. Лодка даже и не пошевельнулась, не отреагировали и манометры.
– Что происходит? – спросил доктор де Лис.
– Опасаюсь, – ответил я, стараясь сдержать дрожь голоса, – что наши насосы слишком слабы, чтобы выдавить воду из резервуаров.
– Ну все, мы погибли, – заскулил Ансельмо. – Радуйся, Мария, благодати полная…
– Минуточку, – перебил я его. – Идрис Мардину предусматривал подобную ситуацию. У нас еще имеется так называемый первичный балласт, продолговатые стеклянные болванки, прикрепленные ко дну. Достаточно их освободить, и лодка сама станет подниматься. Так, нужно только найти освобождающий механизм…
Через какое-то время я нащупал рычаг, снял его с предохранителя, пошевелил вверх и вниз. Никакого эффекта. Я попробовал еще раз. Ничего…
– Может, мне будет удобнее, – предложил падре.
Единственным результатом всех его усилий был сломанный рычаг, оставшийся у испанца в руке. Тем временем, духота сделалась еще невыносимее.
В течение последующих трех минут никто не произнес ни слова. А что, собственно, было говорить? Некоторые последовали примеру Ансельмо, который бормотал под нос молитву за ожидающих смерти. Один только отец Гомес, казалось, спал, а может – ждал чуда.
И тут меня осенило.
– Лино, а ты помнишь, что говорил Идрис про эвакуационную камеру?
– Ну да, – оживился Павоне. – Он утверждал, что если бы нам пришлось застрять на небольшой глубине, нужно пройти в камеру на корме, герметизировать ее относительно оставшейся части лодки, потом открыть запасной люк и попытаться выплыть на поверхность. Только ведь мы на глубине в пятнадцать мет… То есть, сорока пяти футов. Но я попытаюсь. – На четвереньках он стал продвигаться к корме. – Быть может, если мы выплывем наружу, удастся отделить чертов балласт, и лодка выплывет сама.
– Я иду с тобой, – спонтанно решил я. – Для остальных останется больше воздуха.
Я предпочел не спрашивать у отца Гомеса про наши шансы.
Камера на корме имела габариты вертикально стоящего гроба на двоих. Мы тщательно задраили за собой переборку, молясь о том, чтобы затекающая вода не разорвала корпуса нашего почтенного "Наутилуса".
– Как долго ты можешь выдержать без дыхания? – спросил Павоне.
– Когда я тренировался в бассейне, мне удавалось просидеть под водой до трех минут.
– Выдержи полторы и помни, набери во рту побольше слюны. Внимание – открываю.
Вода молниеносно проникала вовнутрь. Вот она уже достала до груди, а через секунду – и до рта. Я сделал глубокий вдох. Лино повернул рычаг, весь остаток воздуха вышел. Одновременно страшная боль пронзила барабанные перепонки. Силой воли я попытался преодолеть боль. Я сглотнул слюну, пошевелил челюстью. Боль сделалась легче, но я почувствовал, что теряю сознание. Тем временем Лино навалился на крышку люка. К счастью, после выравнивания давлений она открылась.
Лино первым преодолел лаз, затем схватил меня за плечо и потащил наверх. Да, у меня не было ласт, но накопленный в легких воздух действовал, словно рыбий плавательный пузырь. Я сучил ногами, словно сумасшедший, уверенный, что через мгновение задохнусь, а время, казалось, стояло на месте. Наконец я услышал плеск. И вдохнул тот божественный, первый глоток свежего воздуха, пахнущего болотами, растениями, жизнью… Лино вынырнул рядом со мной.
Значит, мы выплыли! Вокруг нас уже успело сделаться совсем темно; нас окружала, как это бывает в тропиках, смолистая ночь, с тоненьким серпиком месяца, просвечивающим между листвы. Я вскарабкался на какой-то свалившийся древесный ствол. Из носа и рта текла горячая кровь. Окружающий воздух был таким же липким и душным. Голова кружилась, словно я только что выпил двести грамм коньяка одним махом. Очень осторожно я осмотрелся вокруг – никаких огней, никакого шума. Похоже, что враги, посчитав, что никто не спасся, улетели или же притаились, ожидая, когда мы покажемся.
– Я пошел за остальными! – сказал Лино; он разделся догола, взял в зубы нож, юа шее повесил фонарь и снова нырнул. Мне еще удалось заметить, что фонарь он позволил зажечь только на глубине в пару метров.
Постепенно я приходил в себя один посреди болота. Вокруг хохотали лягушки, иногда вскрикивала какая-то ночная птица. Вдруг я увидел в воде какой-то продолговатый силуэт. Кайман? Я съежился на своем древесном столе, ожидая нападения; но когда течение реки подтянуло этот плавучий объект ближе, по штанам и поясу я узнал капитана Гренеля, разутого, без парика и камзола. Вокруг разносился тошнотворный запах крови. Я перевернул труп навзничь. Ну конечно же – ему тоже вырвали сердце…
Выплыл Лино – он жадно хватал воздух.
– Идет, но как-то трудно, – сопел он. – Повсюду ил, заплыть под ложку трудно, потому что она лежит на самом дне.
И снова нырнул. На сей раз его не было минуты три. Обеспокоенный не на шутку, я уже хотел прыгать и искать парня под водой, что без фонаря было довольно-таки глупой идеей, как вдруг увидал выплывающего Лино, а из-под воды начало доноситься бульканье выкачиваемой воды. "Наутилус" оторвался от дна.