– Ты спрашиваешь меня, кто я такой? А кем являешься ты, Итцакойотль?
– Ученым и главой клана Койота, – ответил тот. – Десять лет назад я на целых пять лет отправился жить среди испанцев, чтобы узнать ваш способ мышления, ваши планы и то, чем вы руководствуетесь в своих поступках. Тогда бывал я в Монтеррее и Веракрусе, знаю Гавану и Картахену.
– Ты ненавидишь нас?
– Ягуар не обязан ненавидеть медведя. Как-то по-своему он может его даже ценить. Тем не менее, если они очутятся в одной клетке, один зверь должен загрызть другого. Земля – точно такая же клетка.
– Вижу, что идеи этноцентризма вечно живы. А не приходило ли тебе в голову, сеньор, что в этой земной клетке есть место для всех?
– Не я первый забрал у вас дома, убил родственников, осквернил храмы.
– Сожалею над тем, что случилось по причине Кортеса, но разве единственным геополитическим решением должно быть "око за око"?
– Если такова воля богов!
– Воля богов? Смерть и уничтожение?
– Если бы боги желали по-другому, они не открыли бы перед нами свои мудрые тайны в Священном Городе, – ответил ацтек. – А кроме того, я познал вас, белых: вашу безудержную жадность, вероломство и безграничное лицемерие. Не желаю даже представлять, что сделали бы вы со всей Землей, имея такие возможности, которые дали вам боги, каких опустошений в природе совершили бы вы, какие беззакония в жизни… Вы издеваетесь над нашими традициями, упрекая нас в том, что мы посвящаем кровь и сердца врагов нашим богам, но ведь ваша религия началась от убийства собственного Бога.
Беседу прервал нарастающий за стеной гвалт голосов. Итцакойотль замолчал на полуслове и вышел из помещения. Затем я услышал, как он резко спорит с кем-то, говорящим возбужденным тоном. Пару раз я услышал уважительно произносимое имя Петлалкалькатль, после чего индеец вернулся ко мне.
– До того момента, пока тебя не допросит сам Достойный Верховный Жрец, который вскоре вернется с охоты, ты останешься в этой камере, – сухо сообщил он. – Обдумай то, что я тебе сказал, и согласись на сотрудничество. Теперь же тебе будет лучше поспать, потом у тебя долго не будет к этому способности.
После этого он вышел, а вместе с ним исчезло и освещение. Неужто за временную отсрочку пыток я должен был благодарить компетентостный спор науки с властью?
В течение часа отряд Фруассарта окружил пирамиду и, продвигаясь по каналу, не более широкому, чем раздувшаяся корова, обошел поляну гейзеров, где было полно любящих тепло пресмыкающихся, греющихся среди горячих источников. После того они проскользнули под складами и амбарами, отделяющими храмовые территории от посадочной площадки. Над бетонными полосами еще висел туман, но, высунув голову из сточного канала, заслоненного кустами сасафраза, Павоне мог осмотреть весь объект. Несколько разбитых машин, оттащенных на сам край поля, под рощу опунций, можно было списать в потери, остальные выглядели исправными – два гидроплана, три дельты и четыре летающие тарелки. Много машин здесь не было, только вот больше на небольшой террасе и не поместилось бы. Вероятно, что какие-то машины находились в воздухе. Нигде он не заметил каких-либо ангаров, только резервуары для топлива. Всю территории охраняли патрули из трех человек, перемещающихся на электрических тележках. Из беглой разведки следовало, что главный командный пункт находился высоко, на каменной площадке, одновременно он исполнял роль контрольной башни. Лино отметил это в памяти, после чего сполз вниз и быстро поделился своими наблюдениями с остальными членами группы.
– Нам следует вернуться сюда на закате, – сказал Гаспар. – И еще лучше будет, если мы обождем здесь до вечера.
– А дальше мы пройти не можем? – спросил Лино. – Канал может нас довести до самой казармы пилотов, там мы могли бы…
– К сожалению, в пятидесяти футах отсюда канал перегораживает солидная решетка, – сообщи Эбен. – Я ее осмотрел, перепилить прутья, скорее всего, не удастся.
– Решетку можно было бы взорвать, воспользовавшись моментом, когда шум садящейся или взлетающей машины достигнет максимума.
Эти размышления перебил звук хлюпающих шагов у них за спинами. Кто-то бежал по каналу. Стал виден серебристый костюм. Лино поднял парализатор.
– Не стреляй, сеньор, это я, – прошипел Мигель. – Едва догнал вас!
Аравак тяжело дышал, тон его голоса свидетельствовал о том, что он не с добрыми вестями.
– Что случилось?
– Маэстро иль Кане схватили.
– Что с остальными?
– Тоже. Они применяли усыпляющий газ.
– А как тебе удалось сбежать?
– Еще до того, как случилась стычка, я, измазавшись кровью мертвого ацтека смешался со стражниками. Опьяненные успехом, они не придерживались осторожности. Притворившись раненым, я покинул храм.
– Их схватили… Да. Это меняет ситуацию, – после краткого раздумья сказал Фруассарт. – Газ, которым их усыпили, может действовать около трех часов, потом их захотят допросить и, раньше или позднее, вытянут сведения о нас Нам нечего ожидать вечера. Нужно спешить!
– Хочешь их отбить? – оживился Лино. – Или намереваешься продолжить нашу программу?
– Нужно попробовать и то, и другое.
Отказ от каких-либо действий!
Это слово наилучшим образом отражало мое состояние.
Нам не удалось! Но могло ли хотя бы когда-нибудь повезти? Быть может, если бы у меня были коммандос ХХ столетия, какая-нибудь "грязная дюжина"[33], наши шансы были бы выше… Не было у меня иллюзий и в отношении шансов второй группы. Вершиной мечтаний в данной ситуации было бы пожелание их успешной эвакуации. Если же говорить о собственной судьбе, я утратил всяческие надежды, еще я чертовски боялся пыток, но еще больше опасался того, что не выдержу допросов, что из меня выдавят сведения о группе Фруассарта, об Ансельмо и Лауре… Итцакойотль казался интеллигентным противником, но вот жалости от него ожидать я не мог. Какое-то время я размышлял о том, а что бы я получил, говоря правду. Не думаю, чтобы он мне поверил; любому легче было бы принять версию, будто бы противник взялся из другой галактики или же усвоил тайны черной магии, чем принять к сведению, что его самого нет, собственно говоря, он только лишь тень, жизнь в которую вдохнуло воображение некоего умирающего типа.
Когда-то я мог все проблемы пересыпать. В даже самых сложных ситуациях в перерыве конференции или проведения записи мне хватало двух сдвинутых стульев и какого-нибудь шарфика на лицо. Засыпал я мгновенно и просыпался в нужный момент. Теперь же, несмотря на темноту, это умение меня покинуло. Избыток адреналина? Я пошевелился на своей койке. Хотя меня и затянули веревкой, но к кровати не привязали. Извиваясь всем телом, я подполз к стене. Прижал ухо. Тишина. Ни крысиного писка. Чисто ради проверки, я стукнул головой в стену, раз и два… А вдруг рядом сидит кто-то из наших. Я напряженно ожидал отзвука. Мне ответили два кратких стука. Ну да, просто так стучать может каждый. Но тут мне вспомнились уроки азбуки Морзе, которые Лино давал экипажу экспедиции. Я быстро выстучал сигнал SOS.
Ответ пришел незамедлительно.
КТО?
АЛЬФРЕДО
ВАЙГЕЛЬ
Черт подери – пират-великан жив!
ТВОЕ СОСТОЯНИЕ? – выстучал я очередной вопрос.
НИЧЕГО, КОГО ЕЩЕ СХВАТИЛИ?
ФУШЕРОНА И ДЕ ЛИСА.
А КАПИТАН, ЭБЕН, ЛИНО?
НА СВОБОДЕ.
В течение доброго часа на взлетно-посадочной площадке не было видно какого-либо движения, никакая машина ни прилетела, ни улетела. Сонная бригада, крутящаяся возле одной из летающих тарелок, стоящей возле зданий порта, занималась технической подготовкой к полету; только лишь тогда, когда солнце поднялось над краем кратера, появились два пилота в серебристых комбинезонах и энергично направились в сторону летающего аппарата.
В тот же самый момент из опунций на площадку вышел старый индеец в потрепанной шляпе и грязном пончо, спотыкаясь, он неспешно пошел прямо к средине полосы. Тут же охрана обратила на него внимание. Тележка с тремя охранниками развернулась на месте и помчалась за пьяницей. Тот, похоже, сориентировался, что грозит, потому что быстро, даже слишком быстро для пьяного, развернулся и, теряя шляпу, метнулся в ближайшие заросли. Погоня за ним показалась ацтекам с повозки замечательным развлечением, вместо того, чтобы стрелять в грязнулю, они гнались за ним, вопя от веселья. И даже когда уже начали стрелять, целились так, чтобы промахнуться. Тележка проехала ограду из опунций и углубилась во фруктовой роще, где выращивали похожие на яблоки zapoty и большие, чем те, mameje; здесь же росли авокадо и capulines.
В конце концов, охранникам надоела погоня по неровному грунту, так что они пальнули в пьяницу из парализатора. Ноль реакции! Чудо!? (Откуда было им знать про серебристую верхнюю одежду, не пропускающую электрические разряды, спрятанную под грязным пончо Мигеля?).
Чтобы поменять имеющееся оружие на газометы, у них не было времени – спрятавшиеся среди широких ветвей европейцы свалились на них, будто зрелые плоды. Фруассарт закинул петлю на шею первого из ацтеков, второго оглушил палкой Павоне, а третьего Эбен просто раздавил своими руками. Минуты через три-четыре тележка, везущая индейца-пьяницу и сопровождавших его серебристых охранников, вновь очутилась на взлетной полосе. Трое Серебристых казались весьма заняты пленником; они не обращали ни малейшего внимания на исходящее из радиостанции кваканье по-ацтекски. Ехали они дугой, по краю площадки, приближаясь к топливным резервуарам. Проезжая мимо них на скорости, наиболее крупный из охранников, с необыкновенно темным, как для индейца лицом, выкинул приличных размеров пакет, который упал среди труб для перекачки топлива. Кто-то очень наблюдательный мог бы заметить горящий шнур, выступающий из этой "посылки". Тележка завернула и, направившись поперек взлетной полосы, очутилась возле уже готовой к взлету машины. Вопли в радиоприемнике сделались совершенно оглушительными. Два пилота, находящиеся уже в средине летающей тарелки, выглянули из кабины. И в то же самое время из низких, встроенных в каменную стену зданий, где, по-видимому, размещался гарнизон, высыпали ацтеки в серебристой униформе.