— Ариша, он не просыпается! — пожаловался Борборыч. — Давай ты его сама разбудишь?
— Филя! Там дым и ещё что-то интересное! — промурлыкали мне в ухо.
Я сел и уставился на горизонт. Горизонтом был в данном случае мыс, вдававшийся глубоко в море. Судя по тому, как хорошо были видны подробности, костёр горел совсем близко…
— Прогуляемся? — предложил Борборыч, указывая на тёмный столб.
— Пошли, — кивнул я, натягивая сапоги.
В результате, на разведку — к слову, совершенно безответственно — отправился весь первый состав ударников, а ещё, конечно, Нагибатор, Мадна и Ариша. Мы быстро перевалили через мыс, скрываясь в густых зарослях, и осторожно выглянули на следующий пляж. Спиной к нам стояли четверо вышронцев — из тех, что уже не оборванцы, но ещё не прикрылись тяжёлой броней. Перед ними была сложена огромная — в полтора человеческих роста — куча вещей, которая как раз и горела, пуская в небо густой дым.
— Сколько можно жечь! — прошипел один из них. — Вещей не напасёшься!..
— Сказали жечь — будем жечь, — строго ответил второй.
Проигнорировав умоляющий взгляд Борборыча, я тихо выбрался на песок и подкрался к ящерам со спины. К счастью, и ветер был сегодня в мою сторону, и солнце ещё не поднялось достаточно высоко, чтобы выдать меня тенью на песке. За мной так же аккуратно потянулись и все остальные…
— Первояйцо, да за что нам это?! — спросил третий стражник, не ожидая, видимо ответа. Но я же тут!..
— За грехи ваши тяжкие и мысли крамольные! — громким басом сообщил им я.
— У-а-а-а! — хором завопили ящеры, оборачиваясь и выставляя своё оружие. И только один из них так и продолжил подвывать. — А-а! А-а! А-а! Да я же горю!..
— Не просто ты горишь!.. — заметил Толстый.
— …А самая ценная твоя часть! — сочувственно подтвердил Вислый.
Собственно, подгорал у вышронца огузок, которым он случайно ткнулся в разгорающийся мусор.
— А ну стоять! Сложить оружие! — выкрикнул ящер, который до того требовал от своего соратника жечь вещи.
— Сам стоять! — заорал на него Вислый.
— Сам сложить оружие! — добавил Толстый.
Какое-то время ящер ещё смотрел на выставленные нашим отрядом ружья (и маленькую пушку в руках Нагибатора)… А потом разжал руки, бросая глевию на песок.
— Хорошо, — кивнул он всё с тем же выражением морды и с той же интонацией, с которой раньше требовал от своих жечь вещи. — Кому закладывать душу?
— Ах, ты!.. — возмущённо прошипел тот, который возмущался больше всех. — Предатель!
Он даже дёрнулся в сторону сдавшегося, но окрик Борборыча вернул его на место:
— Стоять!
— Стою! Но душу не продам! — сообщил нам этот идеологически верный кадр вышронского народа.
— А я, пожалуй, продам… — бросая оружие, заметил третий ящер (ну тот, который взывал к Первояйцу).
Четвёртый, самый молчаливый, долго думал, а потом посмотрел на глевию и спросил:
— А можно душу не продавать? Но так, чтобы хорошо относились — ну как к тем, которые продали?..
— Интересный вопрос! — задумался я. — Ладно… Садись на оклад штатным переводчиком, хитрый ты парень!..
— Переводчик? — удивился ящер и округлил глаза. — А зачем?..
В самом деле, зачем нам переводчик? Мы и так друг друга понимаем. Что-то занесло меня спросонья, надо срочно исправляться…
— А чего вы все про продажу души-то? — спросил я, наконец. — С чего вы все взяли, что нам ваша душа сдалась?
— Так все знают: вы ведь с подземными духами договор заключили! — сказал упрямый, отказывавшийся продавать душу. — Все же запах серы чуяли!..
— А вдруг всё ещё хуже? — спросил Вислый, хитро глянув на брата.
— Вдруг мы просто жгли серу? — зловеще добавил Толстый.
— Но зачем? — жалобно спросил вышронец, ещё жалобнее выпучив глаза.
— А нам просто нравится серу жечь! — хором заорали близнецы.
У бедняги даже руки затряслись от накатившего когнитивного диссонанса… Он принялся быстро-быстро смаргивать вторым веком, а первый перебежчик аккуратно вытянул из ослабевших пальцев соратника глевию и кинул на землю.
— Да сдавайся уже! — заметил он. — Чушь это всё…
Пленников мы доставили в лагерь и допросили. Надо сказать, ящеры даже и не пытались бежать: они были готовы пойти в плен, стать рабами — лишь бы уже закончить этот странный поход… И, судя по их рассказам, настроения во вражеском войске, в принципе, были близки к панике. Сначала жестокое поражение буквально на пороге победы, затем жёсткие репрессии аристократии и духовенства против назначенных на место провинившихся (ну надо же было найти виноватых!) — а затем странная болезнь, поразившая в равной мере и землян, и вышронцев… Причём, ещё и с едкими комментариями «верховного божества»…
Это та самая тонкая грань религии, которую и люди, и вышронцы часто не понимают. Утверждение о «божественно-наказательной» природе мора — это ведь одновременно и лютый бред, и полностью обоснованная позиция. Смотря, с какой стороны подходить к этому вопросу… Вот наверняка все такое видели: носится ребёнок по площадке как оглашенный. Носится-носится, и никого это особо не трогает, и тут — упал… Да не просто упал, а так, что в штанах дыра, а на коленке кровища. И дальше есть два типа реакции родителей.
Первый заключается в том, что родитель подходит и начинает ругать: мол, вот ты такой-сякой, штанину порвал, коленку разбил, и чего теперь ревёшь — не тебе же новые штаны покупать… Страдай, в общем!.. Так вот, лично я считаю, что это в корне неправильный вариант! Я такое видел и всё понять не мог, а где ошибка-то? А ведь всё просто: ребёнок уже упал, ему уже больно, страшно и обидно — ещё и кровища течёт. Это прямо как человечество и тот самый мор — он уже начался, близкие гибнут, людям страшно. И вот истерично подвывающий жрец («это проклятие за грехи ваши, кайтесь! быстрее умоляйте вас простить и страдайте ещё больше!») — это совсем как тот самый родитель, который начинает ругаться. Вроде бы и есть зерно правды в его словах, но лучше бы утешил, пластырь налепил и всё такое…
Есть и вторая реакция — когда родитель подходит, начинает утешать ребёнка, и вот на этом позитиве пытается ему пропихнуть, что это не асфальт его коленку атаковал, а падение стало следствием действий всё того же ребёнка. Просто надо объяснить логическую цепочку: упал, потому что бегал — причём, не просто бегал, а под ноги не глядя. И это и есть вторая позиция, когда жрецы объясняют взволнованным людям: мол, да — мор, но ведь наверняка не просто так, а потому что не видим чего-то, не понимаем чего-то и вообще накосорезили. А вот теперь давайте-ка срочно лечиться, а ещё попросим помощи у высших сил и попытаемся понять, где мы напортачили.
Впрочем, есть ещё один вариант, при котором прозорливый родитель уловил, что носящийся по площадке ребёнок сейчас будет носом вспахивать покрытие — и несколько раз намекнул, попросив угомониться и довольно точно предсказав, что произойдёт. И вот тогда он всегда имеет право произнести сакраментальную фразу: «Словами «ну я же говорил» этого не передать!». Ну и дальше всё равно неплохо было бы действовать по второму варианту, а не по первому… Самое удивительное, что такие примеры очень редко, но всё-таки встречаются в преданиях мировых религий Земли.
Так вот… О чём это я? А, ну да… Вышронские жрецы использовали строго первый вариант. Всегда и во всём — судя по тому, что я про них вообще слышал. Не знаю, были ли у них на планете нормальные воспитатели для верных Первояйцу, но судя по тому, как надолго они застряли в средних веках — таковые если и были, то в единичных экземплярах. Жрецы Первояйца лично трактовали системные сообщения, настаивали на безоговорочном подчинении жестоким издевательствам — и понемногу сами, в своей гордыне, брали на себя функции божества, что, конечно, не могло укрыться от простых солдат, а тем более, аристократов.
И, конечно, объяснения вышронских жрецов Первояйца о причинах мора — и дальнейших действиях, которые следует предпринять — вызывали у обычных верующих острый приступ богоборчества на всех уровнях, подрывая и без того невысокую после поражения мораль. А поскольку жрецы ещё и не могли объяснить, что надо делать, чтобы прекратился мор — хотя и честно пытались — то доверие к ним вообще упало ниже плинтуса. Что, в общем, логично… Ведь эти товарищи брали на себя роль выразителей воли Первояйца, а поскольку Первояйцом здесь, в «Жертвах Жадности», выступала система… В общем, ошибались они постоянно. Чтобы объяснить волю системы, надо было сначала понять, что она хитрее Локи, мстительнее Геры, а жестокостью вообще легко переплюнет ветхозаветного Яхве (конечно, в представлении самих древних иудеев). Я-то сам к нему без претензий, если что!..
В результате, не было ничего удивительного в том, что к нам сначала хлынули дезертиры вышронцев, а теперь легко сдавались в плен рядовые бойцы, до того сохранявшие верность.
Двигаясь в сторону лагеря рабов, мы постоянно натыкались на остатки огромных кострищ, в которых сжигались «проклятые» вещи, а ещё на доспехи и оружие, оставленное умирающими от болезни бойцами. И, кстати, трое из четверых пленников были больны. И только своевременное вмешательство Кадета спасло их от будущих мучений (уже в третий раз) и скорой смерти.
До лагеря рабов мы добрались довольно быстро. Подходить близко не стали, устроившись в отдалении, и костров старались не палить, чтобы не привлекать внимание.
День четыреста семидесятый!
Вы продержались 469 дней!
Лагерь рабов представлял собой естественную тюрьму — овраг с очень крутыми склонами, по дну которого текла река, с одной стороны ниспадавшая в этот самый овраг водопадом, а с другой стороны — впадавшая в море. Море прикрывал десяток ладей вышронцев, водопад и так был почти неприступный, а вдоль всего склона располагались укрепления, направленные в сторону оврага. Собственно, пяти небольших лагерей на каждом берегу вышронцам хватало, чтобы удерживать тех, кто собрался в овраге.