— Вот только ты не учёл, что делали это обычные горожане, а не Филины ударники!.. — усмехнулся Котов. — Так что всё ещё не так печально.
— За два дня управимся, — согласился я, прикидывая объём работ. — А что ты там насчёт нехорошего места говорил?
— Лес этот продолжается всего на пару километров, — пояснил Медоед. — Дальше местность ровная, и начинается большой степной участок. Там кучкуются вышронцы — их кочевые племена. Эти хмыри очень нас не любят в последнее время. Они вообще такие, пафосные… Узнают, что мы тут, соберут орду и нагрянут. Там восемь тысяч этих гадов на ящерицах своих…
— А лягушки тут есть? — спросил Борборыч.
— Не считай их идиотами! — ответил Медоед. — Если и были — вывели нафиг. Они про эту особенность своих ящериц знают. Короче, я вам так скажу — хана нам. Если шторм закончится, то хотя бы корабль спасём. А если нет — сметут нас. И корабль сожгут или захватят.
— Посмотрим, — я переглянулся с Борборычем. — День у нас есть, чтобы тут окопаться, а дальше мы узнаем, чего эти пернатые стоят…
Медоед с недоверием посмотрел на нас, пожал плечами — мол, дело ваше — и отправился на корабль, напоследок сообщив:
— Если умрём — старайтесь двигаться на северо-восток острова. Там моя земля, и живут в тех краях, в основном, свои земляне.
— Учтём, — кивнул я, старательно обдумывая, как бы обойтись вообще без потерь.
Ночёвка вышла так себе: и холодно, и мокро, и не выспаться толком. К тому же, при свете факелов полным ходом началась разгрузка корабля (силами части ударников, солдат и рабочих), так что и шум стоял немаленький — ведь, как мы поняли, скрываться было бесполезно.
А утром мы с Борборычем и Кириллом взобрались на восточный мыс и осмотрелись. Бухта заканчивалась, как и сказал Медоед, всего через пару километров, а дальше местность повышалась — и начиналась степь. Не слишком широкая — где-то дальше маячили горы, но вышронцам, видимо, всё нравилось.
Но главное — сама бухта в этом месте была совсем неширокая, всего метров семьдесят. И перекрыть её деревянным частоколом мы могли за день. Возвышенность мыса тоже была неширокой и имела довольно крутые склоны с внешней стороны. И вторая была такая же. Казалось, будто когда-то здесь был один мыс, но потом он взял и раскололся надвое. Если по обе стороны поставить укрепления и набить туда пушек — ни одна муха не проскочит.
Правда, ещё надо было сделать дополнительные навесы, чтобы под ними порох хранить. От влажности в воздухе он, конечно, не отсыреет — теперь, когда его стали гранулированным делать… Зато от дождевых струй точно промокнет, а это в наши планы не входило от слова «совсем».
После моего с Борборычем возвращения всем желающим (которых не оказалось) и назначенным работникам был выдан запас топоров и лопат — и закипела работа. Команда «Трёх топоров» смотрела на нас с удивлением. С их точки зрения, тут надо было рассчитывать только на везение и на то, что, может, получится спасти корабль. И они определённо не могли понять, зачем эти странные люди начали какое-то строительство — перед смертью ведь не надышишься.
Мы с ними, само собой, согласны не были — хотелось бы ещё подышать. Поэтому работали все с полной самоотдачей. Уже к обеду между склонами мыса начал расти частокол, опирающийся на земляную насыпь с нашей стороны. На этой насыпи готовились навесы для пороха, пушек и стрелков.
Вооружение кочевников, по словам Медоеда, включало в себя короткое копьё, круглый щит, лук и сабельку. Воевать они старались на дальних дистанциях. Но это для их луков дистанции дальние, а для ружей и пушек — вполне себе средние. Главное — не подпустить всю эту ораву на расстояние штурма, так мы решили.
Чтобы штурма не состоялось, перед частоколом был вырыт неглубокий ров, дно и склоны которого решили утыкать кольями. Но за первый день сделать этого мы не успели.
День пятьсот сорок первый!
Вы продержались 540 дней!
Грабли — инструмент воспитательно-сельскохозяйственный. Их сельскохозяйственное применение понятно всем, у кого есть голова на плечах.
А их воспитательная функция состоит в том, чтобы по этой голове стучать, когда на грабли неосторожно наступают.
И вот настаёт момент, когда разумные перестают наступать на грабли. Но это разумные… А ты, игрок, можешь продолжать.
Надеюсь, +1 к мудрости грабли тебе успели вбить в голову.
Разгрузку корабля не останавливали даже на ночь. А вот строительством в темноте заниматься было неудобно. Да и спать иногда людям тоже надо. Не слишком часто, конечно — зачем тратить драгоценное время на сон? Но без сна люди почему-то портятся и начинают хуже работать.
Утром работы возобновились. К моменту, когда дозорные с возвышенности засекли удирающих разведчиков вышронцев на решашиархах, мы уже почти закончили строительство, завершили разгрузку тримарана — и даже помогли вытащить его на берег и поднять на специально сколоченные леса. Команда корабля приступила к ремонту, а мы вовсю готовились к штурму. Пока позволяло время, начали делать ещё и засеки из деревьев. Пальмы под это дело не подходили, но их мы и так все вырубили. А вот невысокие деревца с очень пышными кронами — сгодились.
К этому времени Медоед уже проникся нашей уверенностью в победе — и даже пошёл посмотреть вместе со мной, Борборычем и Кириллом на подступающую по степи орду. Мы поднялись на одну из деревянных башенок, построенных на возвышенности, и наблюдали за морем кибиток, ползущих в степи, которые тащили какие-то неповоротливые ящеры, а ещё на многочисленных решашиархнутых, снующих между кибитками.
— Пять кланов пригнали, уроды!.. — поморщился бывший глава Альянса.
— Да хоть десять! — пожал плечами Борборыч. — Место узкое, для решашиархнутых неудобное. Отобьём штурм, и пока они опять соберутся, пока приедут назад…
— Вон! Здоровая кибитка на колёсах, — указал Медоед. — Она ваши планы портит.
— Почему? — спросил я.
— Это точка возрождения орды, — пояснил Медоед. — Они прямо в ней возрождаются…
— Что?!
— Так можно было?!
— Поподробнее, товарищ!
— Эй-эй-эй! Полегче, гаврики! — удивлённый Медоед даже отступил на шаг, с удивлением глядя на нас. — Я как есть, так и сказал! Чё вы как бешеные-то?
— Медоед, мы ведь тебя правильно поняли? — первым справился с удивлением Кирилл. — Вот там ползёт кибитка, в которой есть точка возрождения? Передвижная?
— Ну да… Мы и себе такие пытались сделать, но нам система не дала, — вздохнул бывший лидер Альянса. — А что?
— А то! — ответил я. — Сёма, мы остаёмся!
— Да?! Зачем?! — не понял Медоед.
— Нам нужна эта кибитка! А точнее, то, что в ней! — уверенно кивнул Кирилл.
— Мать моя женщина!.. — пробормотал Медоед, ища хоть каплю здравомыслия в наших взглядах. — Да кто же меня надоумил связаться с этими психами?
— Судьба, Сёма! Судьба! — ответил я и посмотрел на большую кибитку с самым ценным призом, который я только мог себе вообразить.
Глава 19. Самый ценный приз
Кочевники пришли вечером и явно решили пропустить этап с ночёвкой. Кибитки ещё втягивались в узкое ущелье залива, а решашиархнутые уже скапливались на границе деревьев, пытаясь растащить устроенные нами завалы.
— Когда они пойдут в атаку, будут кружить перед стеной и стрелять, — просветил Медоед, который тоже вылез на частокол посмотреть, как всё начинается. — И стрелы у них зажигательные будут.
— Плевать, какие у них стрелы!.. — с довольной усмешкой заметил Борборыч. — Сейчас опять дождь ливанёт, и могут хоть обстреляться.
— А это что там за делегация? — спросил я, указав на группу богато бронированных решашиархнутых.
— Местная традиция. Переговоры провести, предложить сдаться. Устроить поединок… — ответил мне Медоед.
— Ну посмотрим, что они скажут… — я усмехнулся.
Группа приблизилась к стенам. Всадников было шестеро, и доспехи у них были вполне себе тяжёлые. На остальных кочевниках была, в основном, кожа, а вот на этих — сталь. Один из решашиархнутых замахал рукой, привлекая наше внимание.
— Ну говори уже! — громко крикнул я ему. — Хватит там суетиться!
— Кто из вас вождь? — требовательно спросил вышронец.
— Я — вождь, — ответил я. — Надеюсь, ты тоже вождь. Иначе общаться будешь сначала с моим младшим братом!
— Я тысячник Великого Властелина Степи…
— Борборыч, поговори с ним! — попросил я. — Мне с тысячниками не по положению языками чесать.
— Мне с каким-то борборычем — тоже не по положению! — обиделся переговорщик. — Я всё-таки тысячник!..
— Так это тоже тысячник! — обрадовал я его, не став утруждаться и объяснять, что «борборыч» — имя собственное.
— Что-то я вашей тысячи не вижу! — расстроился вышронец. — Врёшь ведь! Видит Первояйцо, вы, бесхвостые, всегда врёте! Вас там пара сотен — не больше.
— Ну и что? — не растерялся я. — Эта пара сотен твоих пяти тысяч стоит! Так что зови вождя или общайся с тысячником.
— Дашь ли ты обещание: не чинить зла вождю и его свите на переговорах? — уточнил вышронец.
— Клянусь! — честно ответил я, даже не предполагая, что за этим последует.
Клятва принята. Кто нарушит — тот бяка! Бяку будут долго наказывать!
— Внезапно! — буркнул я, понимая, что клятва здесь оказалась равноценна сделке. — Впрочем, всё равно не собирался… Давай, зови вождя вашего.
— Долго не тяни!.. — предупредил меня Борборыч. — А то они наши завалы растащат окончательно. И зачем мы их тогда делали?..
— Долго не буду, — согласился я с его предложением, но отказываться от переговоров не стал: всё-таки традиции надо соблюдать.
Группа переговорщиков повернула обратно к лесу, скрылась в нём, а спустя пять минут показалась снова, но на этот раз среди них явно был вождь. И внушительная длина хвоста, и куча золотых побрякушек, и хорошая броня — всё говорило о том, что это именно он. Вот только к стенам они ехать не стали. Удалились чуть от леса и остановились — будто ждали чего-то. Через минуту от них отделился мой недавний собеседник, подъехал к частоколу и прокричал: