Есть те, кто весь переезд балаболит в местном условном «клубе» — будь то место для курения или буфет. Они не напрягаются, они не переживают о работе, они смело скидывают всё в один-два ящика — и отправляют эти ящики на помойку со словами (или мыслями, если постесняются): «Да ну на фиг это с собой тащить!», после чего идут помогать выбрасывать ненужное другим. Особо предусмотрительные ещё и заматывают эти ящики скотчем — на случай, если начальство само решит посмотреть, что важного они там выкинули.
Есть истинные женщины. И хотя в норме их не отличишь от остальных сотрудниц — все изображают из себя самостоятельных, состоявшихся и независимых — но именно в момент переезда в них просыпаются настоящие леди. Одни, сложив пожитки в ящичек, долго смотрят на саму коробку и на груду бумажек рядом, пока не приходит первый или второй тип сотрудников, помогая всё запаковать и избавиться от всего ненужного. Другие не ждут — если опытные, они сами быстро подпрягают мужчин сделать всё, что истинным ледям не положено.
Есть ещё истероиды. Это такие личности обоих полов, которые радостно истерят, бегая из комнаты в комнату, жалуются, что ничего не успевают, плачутся о том, как им тяжело, а ещё поддерживают переезжающих второго типа в курилках и буфетах. Им при очередной жалобе хочется прямо в лицо высказать, что если бы меньше истерили, то точно бы успели. Но ты держишься… Молчишь… Потому что понимаешь, что вот сейчас рявкнешь, заставишь их собирать манатки, а потом, если они не успеют — всё равно именно ты будешь виноват. И ты терпеливо слушаешь их жалобы и нытьё, чтобы, ещё дособирая свои вещи, увидеть, как они со счастливой улыбкой машут всем ручкой, потому что всё уже упаковали.
А ещё есть системные администраторы и завхоз с помощниками. Этим вообще приходится тяжелее всех, потому что приходится в строгом порядке собирать технику, мебель, а ещё всё промаркировать, аккуратно запаковать и проследить за погрузкой. Потому что только ошибись — и получишь кучу претензий о том, что кому-то выдали не тот стол, стул, монитор, системный блок, телефон, кактус в горшке или забытую на старом месте булочку.
Есть ещё руководители. Они отличаются тем, что дают советы. И в зависимости от того, к кому они относятся — первому, второму или истероидному типу переезжающих, они формируют дух переезда в каждом отдельном подразделении. Причём, по иерархической цепочке вниз передаётся уже смесь реакций — и на выходе получается чёрт знает что.
И есть, конечно, бухгалтерия… Но у нас здесь о людях речь, а не о биороботах и вычислительной технике.
В общем, в Бироке царил дух переезда! И были тут представлены все вышеперечисленные типы переезжающих, а я, наконец, наблюдал всё происходящее воочию. Мастера, матросы и остальные участники экспедиции, как истинные завхозы и сисадмины, переживали больше всех. Наплевав на былую ненависть бывших альянсовцев к мысовцам, они маркировали каждый горшок, каждый мешок и каждую досочку, а ко всем делам подходили так, будто делам этим суждено пережить конец света.
Они сгрузили весь наш багаж на берег, разложив аккуратными кучками, а потом сняли надстройки, подписав каждую отдельную доску, и весь настил, поступив с ним не лучше. Они облазили весь тримаран сверху донизу, заткнули каждую щель, проверили все крепления, промазали каждую досочку и каждую реечку смолой… Все двери, люки и окна были подогнаны вплотную к косякам и рамам — и все обрели уплотнители. Весь такелаж был проверен на прочность, и каждой детальке была подобрана замена. И вот за это спасибо мне, который не хотел потом оправдываться за возможные поломки…
Кирилл вносил в переезд истинный дух первого типа. Благодаря ему, немало ненужных вещей было оставлено на берегу — и немало нужных вещей было найдено и отправлено в трюм. Он сподвиг людей на сбор смолы, на проверку и укрепление парусов (всё ради того, чтобы не брать запасные, ограничившись небольшим запасом ткани) и устроил глобальную проверку припасов — на предмет того, что стоит брать, чтобы потом не выкидывать за борт.
Медоед, к сожалению, относился ко второму типу переезжающих… И хотя он не меньше других болел за правое дело повышения наших шансов на выживание, но, будь его воля, посоветовал бы просто выкинуть всё лишнее, чтобы увеличить плавучесть судна. Впрочем, он и так значительно умерил аппетиты Кирилла по сбору запасов, а ещё весьма эффективно гонял весь посёлок и критиковал действия мастеров и ударников по ремонту и обслуживанию судна.
Были, конечно же, и свои истероиды среди населения. Эти свободные радикалы обнаруживались повсюду, причитая что-то в духе: «Ой, что же делается-то!» или «А что происходит-то? Всё, нам конец?» — и отвлекали всех от работы, даря незабываемые минуты неописуемого раздражения. Впрочем, был там и новый, неизвестный офисным сотрудникам, элемент, который больше знаком тем, кто готовится к ремонту и разводу — шилозадый питомец. Зверь истинно звериным чутьём обнаружил весёлую забаву — ходить за истероидами и действовать им на нервы, увеличивая концентрацию страха и истерики в отдельно взятом коллективе.
Самое смешное, что были и два человека, которые активно поддержали его в этом неблагом начинании. Толстый и Вислый. Сука, они не люди — они питомцы! Эти двое отлично справлялись со всем, что подпадало под определение «разрушение, хаос и бардак», но были практически несовместимы с созидательным трудом — если, конечно, по результатам труда не увеличивались параметры «разрушения», «хаоса» и «бардака».
О Саше не будем говорить… Ведь договорились только о людях, а не о живой вычислительной технике!
И ведь первый день, когда Медоед уговаривал матросов на самоубийственный поход, был спокойным и неторопливым. Мы просто сидели на корабле, стараясь не высовываться лишний раз. Только я, Борборыч и часть ударников ходили посменно дежурить к сарайчику. А СаПа вообще оттуда не вылазил, бережно храня копию «шапочки из фольги» — и всё могло быть таким же размеренным и спокойным и дальше.
Могло бы…
— Ущелье Волн — это бардак! — объяснил Медоед, решив предупредить нас о страшном будущем, когда мы все собрались в сарайчике под прикрытием системы вечером 455-го дня игры. — Волны там со всех сторон бьют! Внутри вода такие танцы крутит, что просто на курсе держаться — уже достижение. Сами волны, кстати, совсем немаленькие! Так что захлёстывать нас будет постоянно.
— Так что, пушки лучше сразу спрятать? — уточнил Борборыч.
— Какое сразу?! — удивился Медоед. — Перед тем, как туда доберёмся, мы будем идти вдоль берега, населённого отвратительными существами. И земляне среди них — самые отвратительные! На всю вашу ораву воды не напасёшься, так что придётся приставать к берегу! Как ты собираешься без пушек к берегу приставать?!
— С ружьём? — предположил я.
— У тебя его отберут, дуло в узел завяжут и вернут прямо в… Спили мушку, Филя!.. — рявкнул Медоед.
— Ты за себя говори! — обиделся я. — Я сам его кому хочешь и куда хочешь вставлю!
— Тогда тем более спили! — огрызнулся бывший лидер Альянса. — Не надо людей злить до того, что они сами захотят тебя убить!
— Так что нам сейчас нужно сделать? — спросил Кирилл.
— Надо сделать из «Трёх топоров» три гребаных подводных лодки, как этот сраный счастливчик Дэвид! — ответил Медоед. — Корпус надо просмолить, а смолу набрать можно на востоке, на границе с вышронцами. Только учтите: ящеры про это дерево знают — это ведь хвоя с их планеты — и они там тоже любят смолу собирать. Ещё надо паруса и такелаж проверить. Все внешние конструкции перебрать. Ещё нам вёсла нужны, и места для того, чтобы ими грести — такие, чтобы гребцов не смыло.
— А чего раньше не озаботились? — хохотнул Котов.
— Потому что во всей этой гребаной игре не найдёшь таких качков, как вот эти двое и их шайка-лейка! — ответил Медоед, указав пальцем на меня и Борборыча.
— Эй! Мы не лейка!.. — возмутился из-за стены кто-то из ударников.
— Игнорировать… Игнорировать эти выкрики с улицы… — будто сам себе напомнил Медоед, а потом приосанился и изрёк. — В общем, я как капитан считаю, что надо максимально облегчить «Три топора» и проверить всё судно до последней досочки. Иначе плавать мы будем только в одном направлении — на дно!
Ясное дело, мы немедленно раскритиковали его идеи и выдвинули свои. В ответ он ругался, требовал беспрекословного подчинения — и вообще был тем самым капитаном, который имеет все шансы радовать тому факту, что ему хотя бы лодку команда выдала после бунта. Зато к концу собрания в сарае Медоед сдался под нашим общим давлением.
И в первый же день отправил ударников сопровождать сборщиков смолы. Добрались мы к вечеру — благо территория у Бирока была небольшая, и до вышронских владений было рукой подать. Вот там, на самой границе, как раз и росла нужная нам хвоя. С густой тягучей смолой, которая довольно быстро сохла и обладала отличными водоотталкивающими свойствами.
И, конечно же, на месте была обнаружена бригада вышронцев, занимавшаяся тем же самым. Сразу бодаться мы с ними не стали и устроились на ночлег, выставив охрану.
День четыреста пятьдесят седьмой!
Вы продержались 456 дней!
Сборщики встали рано. Пришлось и ударникам подниматься, проклиная работящее население Бирока. По утреннему туману мы дошли до рощи — и нос к носу столкнулись с вышронцами, которые нас, понятное дело, уже ждали. Потому что наше прибытие пропустить не могли никак.
— Убирайтесь, бесхвостые! — крикнул ящер, одетый в неплохую броню. — Это наша земля! Ещё шаг…
Вышронец поднял щит, и ещё пятеро таких же бойцов повторили его действие. Где-то в глубине зарослей заскрипели натягиваемые луки. Я махнул Таригу, идущему рядом, а тот вскинул ружьё и, как истинный сын охотника, залепил пулю в щит бойца — так, чтобы никого не задеть. Пуля с такого расстояния не только выбила щепки, но и благополучно пролетела дальше, не оставив больше никаких повреждений.
— Как тебя зовут, боец? — спросил я, подавая знак Нагибатору и Барэлу, вооружённым маленькими пушками.