При этом близко к берегу подойти было невозможно. Тримаран имел для этого слишком глубокую осадку, поэтому якоря — все пять, что имелись на борту — скинули метров за сорок от берега. Таким образом, чтобы выбраться на сушу, надо было ещё пройти почти сто метров по колено в воде.
Первым на берегу оказался, предсказуемо, Зверь. Он рванул дальше в лес, не останавливаясь, и больше всего я боялся, что он просто не заставит себя вернуться. С другой стороны, это его выбор и его решение: он всё-таки не собака — и беспрекословно подчиняться приказам не может. Или не хочет, что в его случае равносильно «не может». Он ведь парень прямолинейный! Хочет — значит, может. Не хочет — значит, не может. Мы, люди, так разучились, наверно, а вот у него это вполне естественно выходит…
Следующими на берегу оказались матросы со швартовочными канатами, с которым они устремились в сторону границы пальм. Я всегда недоумевал, зачем эти канаты делают такими длинными, когда в норме хватает метров двадцати. И вот теперь понял: как раз для таких случаев и делают. Полагаться лишь на якоря не имеет смысла — слишком бурное море.
А потом на берег начали сходить уже все подряд. Хотелось и на твёрдой земле постоять, и от берега отойти подальше, чтобы грохот волн стал потише — и вообще нужно было разжечь костёр, построить навесы и устроить отдых там, где земля не ходит под ногами туда-сюда. В общем, мы, как нормальные сухопутные крысы, стремились вернуться в родную среду…
Долго рассиживаться не пришлось… Близился вечер, а для ночёвки ещё ничего не было готово. Однако, забравшись в заросли на несколько метров, все почувствовали себя лучше. Постоянный низкий звук, исходивший от побережья, здесь не так сильно давил на уши.
— Прионцы, гады, сами ненавидят это место и всех сюда шлют! — буркнул Медоед. — Километров через пять начнутся нормальные пляжи и нормальный берег… Но туда они и сами могут прийти.
— А сюда, стало быть, посылают таких мимокрокодилов, как мы? — спросил Борборыч.
— Ага, падлы, сами даже подойти боятся. Зато если ты без разрешения влезешь — потом они тебя будут считать своим врагом, — кивнул Медоед. — Вот и приходится сначала у них спрашивать, страдать, а потом ещё и тут страдать.
— И что, никто не пытался их отсюда выбить? — удивился Котов.
— Пытались, ещё до моего прибытия… — Медоед пожал плечами. — Результат? Ну вот вам и результат…
Был в ночёвке в этом месте один несомненный плюс — ни один нормальный крупный хищник сюда даже не пытался соваться. Впрочем, крупных травоядных здесь тоже не встречалось. Водились всякие мелкие грызуны, кабанчики и инопланетная живность, сумевшая приспособиться. Поймать всю эту фауну было довольно сложно, но определённые методы имелись.
Была только закавыка в том, что прионцы требовали десятую долю с добычи. И каким-то образом всегда отслеживали обман. Причём, так чётко отмеряли, что приплыв к ним снова, можно было услышать требование доплатить за предыдущий раз. И если не доплатить, то больше вообще не пустят. Совсем уж редко прионцы разрешали постоять на более удобных местах, но для нас никакого исключения делать не стали.
Честно говоря, вот у меня совершенно по-ксенофобски зачесались руки взять отряд и навалять им по первое число… Тем не менее, я сдержался, помня о просьбе Медоеда не обострять отношения с соседями. В конце концов, возможно, что со временем их всё равно отсюда выбьют, припомнив им и снобизм, и заносчивость, и эксплуатацию. Хотя не так много здесь было мореплавателей, чтобы критически много обиженных успело появиться…
И тут я впервые задумался о том, что будет, если наш поход увенчается успехом. Как будет жить местное общество, чем оно будет заниматься? Как избежать перенаселения планеты, и кто будет за порядком следить? Я старательно запрятал все эти вопросы как можно глубже в память, покосившись на мигающую иконку «шапочки из фольги» — в последнее время её постоянно кто-то невидимый пробовал на прочность.
Обустроить лагерь успели до заката. На следующие два дня планировался сбор припасов. Не то чтобы у нас они практически закончились, но Медоед наотрез отказывался приставать к западному побережью острова. И, наверно, у него были на то причины. Правда, он их отказывался открывать общественности — признался только, что основная проблема не в нём. В любом случае, мы собирались забить тримаран под завязку на две недели вперёд.
А для этого нам предстояло много работы, о которой я, честно говоря, успел уже позабыть… Все эти сборы овощей, фруктов, корешков и тушканчиков — изысканное развлечение первых месяцев пребывания в игре — теперь меня как-то не вдохновляли. Но и отлынивать, пользуясь своим положением, я всё-таки не стал.
День пятьсот семьдесят седьмой!
Вы продержались 576 дней!
Ночью ветер переменился и начал дуть прямо в бухту. В результате я проснулся от усилившегося грохота — а ещё потому, что звуки прибоя стали явно ближе. Волны теперь были ещё острее и закатывались куда дальше на берег. Местечко, где нам разрешили высадиться, и в самом деле было той ещё дырой… Небось, когда ветер дует к морю, тут вообще полбухты мелеет так, что не выплывешь.
А ещё и этот грохот, искажённый и постоянный, который вызывает внутри животный ужас, давит на уши и мешает спать… Я постоял, посмотрел на всё, что происходит — и вернулся под бок к Арише, которая тоже не спала. Да и большая часть участников экспедиции не смыкала глаз — ровно до тех пор, пока снова не изменилось направление ветра.
В итоге утром все встали невыспавшиеся и хмурые, и, если бы не игровые условности, которые легко возвращали бодрость через несколько минут после сна, мы бы точно все передрались. Наши мастера сразу принялись сооружать ловушки на зверей, а часть ударников, вместе с матросами и солдатами из Мыса, отправились собирать дары природы. А те, кто не хотел заниматься веганскими дарами природы — зарядили ружья и пошли искать дичь.
Граница, за которую нам запрещалось заходить, располагалась в глубине бухты — километрах в пяти от берега. Полукруг леса был довольно большим, и поиск добычи нам предстоял долгий. Собственно, охотников интересовали всякие свинки и им подобное инопланетное зверьё, для которых силки не подходят, а подстрелить можно без потери половины тушки.
Групп охотников было три, и в нашей был только первоначальный состав ударников, которых в этот раз ради разнообразия вёл Тариг, а не Борборыч. Мы сначала обогнули по разрешённой для промысла границе половину бухты, а потом углубились в лес в поисках места, без которого никакая живность не протянет — водопоя. В море здесь впадала пара ручьёв, но на серьёзные источники воды они явно не тянули…
А вот круглое родниковое озеро — вполне себе подходило. Мы подыскали местечко, устроили засаду и стали ждать. Из глубины леса раздавались выстрелы — там шла азартная охота, уменьшавшая поголовье местных животных, а мы всё продолжали ждать. И дождались.
Из леса к озеру выбралось семейство земных свинок. Размер у них был небольшой, шкуры были покрыты жёсткой тёмной щетиной. Впереди вышагивал гордый, только очень трусливый, кабан, а за ним — четыре самки и пятеро подрощенных поросят. Они постоянно останавливались, озирались, похрюкивали и были явно встревожены. Собственно, я подумал, что встревожены они как раз нашим вторжением.
Когда звери подошли к воде, мы дружно прицелились и дали слаженный залп. Свиньи и поросята свалились как подкошенные, и только кабанчик с визгом попытался уйти, хотя по всем правилам должен был уже сдохнуть. Впрочем, пятьдесят шестой уровень гадёныша как бы намекал на то, что он был матёрым секачом, не раз спасавшим свою тушку от тех, кто хотел им закусить.
Я бы его отпустил, но заскучавшие ребята не стали этого делать и кинулись азартно догонять подранка, не давая ему сбежать. Кабанчик расстраивался, визжал ещё громче (особенно, когда его удавалось схватить за ногу), пытался поддеть обидчиков клыками, но и сбежать не мог. Мы с Борборычем тоже пытались помочь в поимке, но, если честно, без особого энтузиазма.
Когда кабанчик в очередной раз проносился по берегу озерца, оттуда вылезло щупальце, ловко уцепилось за ногу животного и начало тянуть его в воду. И, надо сказать, тянуло оно вполне себе сильно, потому что как бы ни визжал и ни вырывался подранок, но край воды неуклонно приближался. Ударники с удивлением на это уставились, А я… Пусть я и сам готов был несколько минут назад отпустить пятачка в лес, но это вовсе не повод уводить у меня мясо из под носа…
В два прыжка я оказался рядом, обхватил кабана за туловище и потянул на себя. Кабан обиженно заверещал, потому как почувствовал, что может сейчас размножиться без помощи самок — став сразу двумя половинками одного трусливого свинтуса. Однако щупальце поддалось, и я сумел отыграть для нашей добычи пару шагов. Потом, правда, неизвестная тварь, засевшая в озере, опомнилась и усилила давление.
Я упёрся пятками в землю и потянул что было силы. Кабанчик принялся брыкаться всеми копытцами, стараясь вырваться из западни, в которую он попал. У него на морде было написано, что вот одно дело — пуля в сердце или утонуть в озере, а совсем другое — умереть вот так, будучи спортивным снарядом в перетягивании «кабаната». Жизнь его к такому не готовила… Щупальце стало тянуть ещё сильнее.
Подбежавший Борборыч схватился уже за меня, стараясь задержать наше с кабанчиком медленное сползание в озеро. И, совместными усилиями, ноги дёргающегося и визжащего кабана были выдернуты из захвата щупальцев, в которых осталась только щетина. Мы с рейд-лидером упали на землю, а наш подранок понял, что пробил час свободы — и рванул в сторону леса. Попытавшегося его схватить Быгу озверевший в конец секач чуть не проткнул своими клыками. А уже через несколько секунд его возмущённый визг затих в чаще…
— Ну вот, теперь он всему лесу нажалуется, какие тут сволочи завелись!.. — философски заметил Толстый.
— И мы точно больше ничего не поймаем, — кивнул Вислый.