И что же из этого выходит?
А то, что идущий по дороге немецкий солдат – явление вполне бытовое и обыденное. Не в глухом лесу, понятно, – там меня быстро оприходуют… Кто? Да найдутся… Кто-то же стрелял тогда из леса по грузовикам? Да и засада со станкачом – тоже не из воздуха возникла. Есть тут партизаны, есть! Но идти к ним в немецкой форме? Подойти-то я смогу… на расстояние выстрела. Нет, не хочу такого поворота в судьбе. Надо искать советскую военную форму. Документы деда Максима тут, кстати говоря, очень даже рулят. Разве что возраст у нас с ним не шибко похож. Но и тут вывернуться можно. Мне нынче должно было 32 года стукнуть. Ему – лет на десять меньше. На мое счастье, выглядел я всегда моложе своего возраста, так что лет пять на этом отыграть можно. А остальной возраст, наоборот, прибавить, сославшись на тяготы войны. Мол, блуждал по лесу черт знает сколько, вот и осунулся лицом. Покатит? Хм… Это уж смотря к кому попадусь… и при каких обстоятельствах. Это тоже, знаете ли, многое значить может. И как долго мне этих обстоятельств ждать? Неизвестно. Значит, вывод какой?
Надо их создать самому. Так, чтобы мое появление выглядело бы вполне естественным и легкообъяснимым.
Кстати, копаясь в памяти, я вспомнил еще один эпизод… Совсем недавний.
Колонна уныло бредет по дороге. Не слишком длинная, она показалась из-за пригорка уже минут пять назад, но к посту нашему так еще и не подошла. Что-то они медленно идут! Оборачиваюсь к своему сменщику, тот как раз присел на бревно и переобувает сапог.
– Ханс! Кто это там тащится, словно на похороны?
Одного взгляда, брошенного им через плечо, оказалось достаточно.
– Ты недалек от истины, Макс! То место, куда они идут, не так уж и отличается от кладбища – им некуда спешить.
– То есть? – озадаченно смотрю на него.
– Это русские, Макс! В смысле – пленные солдаты. Их ведут в фильтрационный лагерь. Поверь, я один раз там был – жуткое место!
– В каком смысле – жуткое?
– Кусок чистого поля, огороженный колючей проволокой, – и все! Сторожевые вышки по углам и казарма охраны. А те, кто стоит внутри…
– Стоит?
– А куда там ляжешь? Голая земля… даже навеса никакого нет.
– Так они что же, спят тоже стоя? Как лошади?
– Откуда мне знать? Может, так и спят…
Тем временем колонна подошла ближе, и стали видны лица тех, кто шел по дороге. Да уж, скажу я вам, это было еще то зрелище… Русских можно было распознать безошибочно, даже не по форме, а по выражению лиц. Угрюмые и исхудавшие, наполненные каким-то страданием… Им досталось. А идущие по бокам колонны конвойные – те отличались какой-то ожесточенностью и мрачной решительностью. (И еще было что-то в них странное, но сейчас этого вспомнить отчего-то не могу.)
– А это что за парни? Ну те, которые их конвоируют?
– Охранный батальон, Макс. Тоже не самые доброжелательные люди, скажу я тебе. С ними, знаешь ли, лучше не шутить – у них плохо с чувством юмора. Да и разговорчивостью эти парни не отличаются.
Они молча проходят мимо нас. Их путь лежит дальше: колонна не заходит в деревню, и наш пост обходят стороною. Поэтому мы молча наблюдаем за их монотонным движением. Только хлюпанье сапог по грязи да надрывный кашель откуда-то из глубины строя пленных – вот и все звуки, сопровождающие их передвижение.
Ханс заканчивает переобувать сапог, выкуривает сигарету и уходит. А я все стою и смотрю им вслед. Странно, но какое-то противоречивое чувство зародилось в моей груди уже тогда. Только я не понимал еще причины его возникновения.
Итак, лагерь. Отсюда – километров десять, недалеко. Ясное дело, что нападать на него в одиночку – самоубийство. Там не менее взвода охраны, и всех я не положу. Ханс упомянул вышки – что там? Просто солдаты с винтовками? Сомнительно. Уж парочка пулеметов у охраны точно есть. И они не в казарме – от них там мало пользы, – наверняка на постах. А раз так – мне там ловить нечего. Секунд тридцать на все разборки и уйдет. Порежут пулеметами на мелкие частички. И толку? Прихватить с собою двух-трех солдат? Так это и здесь можно сделать, и с куда большей эффективностью.
Нет.
В лагерь я не пойду.
В сам лагерь.
А вот куда-нибудь поближе к нему… это совсем другой разговор.
Выйти из деревни тихо удалось только через два дня. В нее вернулось большинство ушедших солдат, которые, надо думать, прочесывали лес. Вернулись без особого шума, уставшие и невеселые. Так, судя по их внешнему виду, поиски результата не принесли. Ну собственно говоря, я это и предполагал. Кого, интересно знать, они там найти собирались?
Дождавшись темноты, тихонько выскальзываю за околицу.
Рассвет встречает меня уже достаточно далеко от деревеньки, около моей ухоронки с основными запасами продовольствия и прочих трофеев. Наломав тонких веточек, разжигаю на клочке сухой (менее сырой, чем окружающая) земли маленький костерок. Хватит, чтобы согреть воды. Шинель и сапоги я могу и около дороги почистить, а вот щетину сбрить – только здесь! Небритый солдат на передовой – еще туда-сюда, а вот в тылу он вызовет нездоровый интерес. Так вот и спалюсь, ничего не успев совершить. Нет уж!
Мыльный порошок и прочие принадлежности у меня имеются в избытке, могу и поделиться ими с кем-нибудь еще. Но пока делиться не с кем, буду использовать это добро сам. Зеркальце тоже есть. Не очень большое, но для бритья вполне достаточное.
Через полчаса, побритый и глотнувший горячего чая, выбираюсь на дорогу. Деревенька с остатками моего бывшего взвода исчезла за спиной, топаем вперед. Где находится лагерь, неизвестно, так что пока просто шагаю по дороге, поставив автомат на предохранитель. Мало ли… тут много кто катается. Вычищенную и смазанную СВТ пришлось заныкать вместе со всеми прочими трофеями. Солдат, идущий по дороге с двумя стволами сразу, – несколько странное явление. Тем более что один ствол – явно советский. И хоть совесть меня грызла нещадно (дедову вещь в лесу оставляю!), пришлось на это пойти.
Протопав бодрым темпом пару километров, прихожу к неутешительному выводу, что поступаю несколько опрометчиво. Куда я, собственно говоря, иду? Месторасположение лагеря мне неизвестно, а спросить… у кого? Что-то я какую-то авантюру затеял… не подумавши. Проще было у дороги подстеречь… кого?
Правильно говорят: сомнение – хуже всего!
Вот и сейчас я, вместо того чтобы бодро топать вперед, тоскливо топчусь на развилке – куда сворачивать? Направо или налево? Одинаково неизвестно, что там такое находится. Вот уж поистине витязь на распутье. Ага, витязь! Лопух качественный, особо выдержанный. Кто, скажите на милость, мешал мне выяснить окружающую обстановку еще несколько дней назад? Да никто… и нужды в том никакой не было. Ну и что? Сразу полегчало от этого, что ли?
Так и не придя ни к какому выводу, схожу с дороги и устраиваюсь около кустов. Здесь хороший обзор и, что немаловажно, слышимость. Увижу и услышу любого, кто только ни пойдет по дороге. Или поползет по лесу, что в моем положении тоже весьма актуально. Здесь меня с обеих сторон не любят. С одной, советской, явно и откровенно. С другой, немецкой, пока еще не так явно, но в будущем, несомненно, будут желать мне всяческих неприятностей. И от всей души.
Стоп!
Это что за звук такой?
Движок?
Точно, мотоциклетный.
Один?
Пока не пойму, но вроде бы… один! Один он едет!
Приложив руку к глазам, всматриваюсь в даль.
Ага, фигу тебе, родной!
Один…
Мотоцикл-то один, это да. А вот грузовик, что за ним идет, за треском мотоцикла совершенно не слышен. Так что облом, лезем в кусты. Почему? Да потому что я не знаю, кто там, в этом грузовике. Машина тентованная и едет относительно легко – пустая? Или с солдатами в кузове? И так может быть, и эдак. Но рисковать не хочу. Положим, обоих мотоциклистов я срежу из автомата – не вопрос. А сколько солдат сидит в машине? В кабине-то один или два, а в кузове? Человек пятнадцать – двадцать – вполне возможно. И с ними мне уже не совладать…
Стало быть, родной, сиди тихо и не отсвечивай.
Нет, все-таки чутье у меня есть!
С солдатами грузовик! Сзади тент свернут, и у заднего борта видны сидящие люди в военной форме. Немецкой, разумеется. И на двери кабины нарисована какая-то эмблема, но не стандартный германский орел, а щит с зеленой окантовкой и тремя диагональными полосами – снизу белая, посредине черная, а сверху – голубая. Это еще кто такие? Память подсовывает мне картинку – унылая колонна пленных советских солдат и конвоиры, ее охраняющие. С точно такими же эмблемами на левом рукаве.
Угу…
Так это, надо думать, едет смена охраны в тот самый лагерь. Или не смена, а очередной конвой, который кого-то оттуда поведет. Тоже, кстати говоря, вполне возможный вариант. И куда же они свернут?
Налево.
Мотоцикл и грузовик свернули туда.
Интересная деталь – а солдаты-то с трехлинейками! Или я рыжий…
Кто это такие? То, что они охраняют пленных (во всяком случае, их конвоируют), я видел своими глазами.
Не немцы – факт. Тут точно орел бы присутствовал, а у них на форме его нет. Не СС. Но кто? Что-то я таких эмблем не помню.
Ладно, пока что один вопрос ясен – идем налево.
Еще пара часов ходу по лесной дороге – и мне стало ясно, что искомая цель где-то совсем неподалеку. На обочинах дороги стали попадаться многочисленные следы, явно оставленные армейскими сапогами. Советскими – рисунок их подошвы сильно отличался от немецких. А поскольку советским солдатам в это время тут взяться (особенно в таком количестве) было просто неоткуда, то единственный возможный ответ – это те, кого вели в лагерь. Или оттуда. Потому что следы вели как туда, куда я шел, так и оттуда. Значит, вход в это место один – один оттуда и выход. Так?
Не совсем.
Выходов (равно как и входов) могло быть и больше, просто в данном направлении могли водить пленных в какое-то конкретное место. На станцию, например. А наличие следов на обочинах объяснялось тем, что пленных заставляли отходить туд