Вслух, однако, отвечаю вполне уважительно:
– Еще бы не понять, товарищ подполковник.
– Вношу ясность, – продолжает офицер. – Ты уж не полагай о себе, что ты сам настолько важный да ценный, что по твою душу целого подполковника прислали.
Да уж, чего-чего, а таких радужных мечтаний у меня отроду не водилось. Словесно тем не менее выражаю полное согласие со словами Дронова.
– Это хорошо, что ты меня понял, – кивает тот. – Так вот, интерес наш не сегодня возник, как понимаешь. Еще когда ты Гарипова «порезал», так сказать, я этот факт и заметил. Руслан, кстати, у нас давно на примете – боец перспективный. Его мало кто побить мог!
– Да, он хороший боец.
– И придумки эти ваши – с волокушами – тоже без внимания не остались. Так что рано или поздно, а разговор наш состоялся бы в любом случае. Но – вышло так.
Он на какое-то время замолкает, разглядывая пейзаж за окном. Водитель берет вправо, объезжая лужу, и машина чуть наклоняется на кочках.
– Так вот, старшина, – продолжает подполковник. – Я твои рапорта читал – все. Не только тот, что сейчас написан. Все!
Дронов словно точку ставит, особо подчеркивая этот факт.
– И вот что я тебя спрошу… ты отчего злой такой?
Вот это здрасьте! Чего-чего, а такого вопроса я менее всего ожидал!
– Так это… разве ж я такой злющий?
– Даже и на тренировках ваших тебя бойцы опасаются – можешь покалечить ненароком. А уж в бою… Сколько у тебя взятых «языков»? Двое? А у взвода?
– Двенадцать.
– Вот именно! Как к тебе немец в руки попал – можно, не глядя, ему похоронку строчить. И ведь бьешь ты их жестоко – руками так вообще… Нет, у нас никто с противником не лобзается, все так. Но вот чтобы всегда на добивание стрелять… этого нет. После тебя раненых не остается, ты сам-то в курсе?
– Да как-то… и не замечал за собой таких вещей.
– Сам-то, может, и не замечал – так другие все подметили. Вот мне и интересно, что такое с тобой происходит? Не праздный это вопрос, мы серьезными вещами занимаемся, и уверен я должен быть в каждом человеке. У тебя, друг ты мой ситный, башню, похоже, напрочь снесло – и давненько уже. Обидно – боец неплохой и с перспективами… а вот поди ж ты… так-то, в бою, увидишь очередного немца – и поскачешь ему голову сносить. А мне надобно, чтобы ты прежде всего задачу поставленную исполнял, а не за фашистскими скальпами охотился!
– За чем, товарищ подполковник? – искренне удивляюсь я.
Вздохнув, Дронов подробно поясняет мне свои слова. И наблюдает некоторое показное обалдение с моей стороны.
– Ну, ни фига ж себе! Ох, извините, товарищ подполковник!
– Понимаю, – кивает он. – Так как, Красовский? Что скажете?
– Ну… даже и не знаю… Да не гоняюсь я за ними – сами лезут! А что злой… не знаю, вроде бы это никому не мешало пока…
– Хм! – качает головой офицер. – Ладно. Поверим пока. Так вот, старшина, нужен ты даже и не мне. Дело в том, что, когда вы по складам во второй раз ударили, там такая буча повсюду поднялась! Решили немцы, что не просто так все происходит, – хотим мы эти пушки обязательно заткнуть перед грядущим наступлением. И очень сильно этим озадачились – даже части некоторые с фронта сняли и в единый кулак свели. Через это нам большое облегчение получилось – притихли фрицы со своими атаками.
– Надо же, как все вышло!
– Да. Именно так! Так вот, старшина, ты мне эти склады взорвешь! Во что бы то ни стало и любой ценой! Пусть немцы и дальше в обороне сидят, нам это только на руку.
– Так как же их рвануть?
– Ты знаешь.
– То есть? – растерявшись, спрашиваю я. – Это как?
Дронов вытаскивает из полевой сумки лист бумаги – это мой рапорт ротному.
«… и вот что я хочу отметить – не так надо было все делать, не так!..»
– Твои слова?
– Да я под утро писал, сейчас и не помню уже – спать сильно хотелось!
– В сарае отоспался?
– Да. На всю жизнь вперед.
– Тогда – вспоминай! И учти: рванешь склады – получишь лейтенанта и орден. Ну а если не рванешь…
Тут тоже все понятно, и даже очень хорошо.
Глава 19
– Становись!
Моя разношерстная команда торопливо заканчивает кормежку и пулей выскакивает на улицу. Быстро и без толкотни бойцы выстраиваются в шеренгу. Приятно, когда под твоим командованием собраны не зеленые салажата, а вполне себе сформировавшиеся солдаты.
Прочитав мои предложения, Дронов только крякнул и в затылке почесал. После чего осведомился, как давно я пил в последний раз.
– Да, прилично уже, товарищ подполковник… А что?
– После таких вот творений, – кивает он на мой рапорт, – в этом возникают сильные сомнения…
Впрямую мой план авантюрой никто не назвал, во всяком случае, при мне. Стремно это, видя рядом со мной такую суровую фигуру, как подполковник. Он, кстати говоря, оказался куда как более зловещим дядькой, нежели мне показалось при первой встрече.
Нет, внешне-то он как был, так и остался.
Но вот слава про него… она, как выяснилось, бежала далеко впереди своего хозяина. Заставляя нырять под корягу даже совсем тупых и упертых.
Так что все мои придумки в жизнь воплотили очень быстро и даже с некоторым опережением.
С вновь прибывшими бойцами разговариваю со всеми сам. Некоторые только что пальцем у виска не крутят и отказываются. Никого не принуждаю, с самого начала было оговорено, что никого силком не затаскиваем – только добровольцы.
Самое смешное, что меня и поставили рулить всем этим бардаком, который по недоразумению назвали диверсионным отрядом. Да хоть ротой конных парашютистов – принципиально ни на что это не влияло.
Нет, формально всей нашей группой командовал капитан Горшенин. Но еще по прибытии он зазвал меня к себе в комнату и кивнул на стул:
– Короче, старшина. Сопли размазывать не стану, скажу прямо. Дронов меня предупредил, что идея твоя и ты за нее отвечаешь. Головой, ежели не ясно еще.
– Ясно, товарищ капитан.
– В таком разе – воюй! Все хлопоты и хождения по начальству – моя работа, туда не лезь. Что нужно – рапорт мне на стол. В процесс подготовки приказано не соваться и тебе не мешать.
Но тем не менее Горшенин мне помогает, и весьма ощутимо. Сидеть на попе ровно он не может – не тот человек. Да и вообще здесь подобрался народ грамотный и понимающий. Командир минометчиков лейтенант Василенко вообще спец, как говорится, от Бога. Как он стреляет! Думаю, что может уложить мину прямо в печную трубу. Аж с полуверсты.
Снайперы.
Тут вообще молчу.
Куда там мне со своими потугами лезть!
Их четверо, трое мужиков и миловидная девушка. Такой же стрелок, как и все остальные.
Старший лейтенант, лейтенант и два старших сержанта.
Эти приехали под вечер, привез их лично Дронов.
Вызвал меня к себе, познакомил нас и коротко объявил:
– Свою задачу вы знаете. А старшина ознакомит вас с обстановкой на местности. Лучше него там никто не ориентируется.
С ними я засиделся далеко за полночь, ребята оказались хваткие и внимательные. Выпотрошили меня своими расспросами аж до самой… гм… словом, выпотрошили всего.
Неделя – больше времени нам не дали. Спали мы все хреновато, не успевали сделать почти ничего. Порою мне казалось, что вся моя хитромудрая затея в какой-то момент вдруг затрещит по швам и рухнет, как карточный домик.
Мы не укладывались во временной норматив, действовали несогласованно. Связь, как это всегда и бывает, рвалась в самый ответственный момент. Группы опаздывали с развертыванием на местности… Словом, бардак был еще тот.
Подполковник, наблюдавший все это безобразие, мрачнел с каждым днем все больше. И однажды, после феерического ляпа одной из групп – ребята ухитрились опоздать аж на полчаса (как? да хрен его знает!), он в сердцах высказал мне свое неудовольствие:
– Смотри, Красовский, облажаемся мы по твоей вине – Особый отдел курортом покажется!
И вдруг…
Именно что вдруг!
Очередная тренировка прошла ну прямо как по маслу. Дронов не поверил своим глазам.
Я тоже…
Но второй заход дал еще более ощутимый результат – ребята ускорились так, что это было видно невооруженным глазом.
Делаем перерыв – скачу к парням, надо побалакать с их командирами.
На полпути меня встречает капитан – морда как у довольного (и сытого!) кота.
– Удивлен?
– Не то слово!
– То-то же!
Ребятам, как я узнал впоследствии, рассказали в тот день о нашей неудавшейся попытке… О том, как уходила рота, вытаскивая на руках своих раненых. О том, как давили гусеницами тех, кто не успел или уже не смог уйти с поля. Наш замполит рассказал о предыдущей попытке. Даже не сам рассказал – привез из нашей роты Казина и Ляпунова из первого взвода, они и говорили. Даже Казин, который обычно отмалчивался, – его словно прорвало… Каким образом все это подействовало на бойцов? Не знаю, откровенно говоря. Те вроде бы и так не были кабинетными креслопросиживателями, все мужики воевавшие и видевшие такое, что я и представить себе не всегда могу. Или все дело было в словах замполита, который, вместо того чтобы толкнуть собравшимся громовую речугу, просто сел рядом и спокойно поговорил? Что уж он такое рассказывал, чего спрашивал и как отвечал – не ведаю, я рядом не сидел. А выяснить у остальных просто не хватило времени.
Да и не сошелся я тут ни с кем близко.
Какая-то отчужденность чувствовалась между мною и всеми остальными. Ведь свои вроде бы все, а что-то такое было…
– Который раз тебе говорю, старшина, – не будь таким злым! – говорит мне подполковник. – Боятся тебя люди, злость твою чувствуют.
А сегодня он инспектирует нас в последний раз.
Все в который уже раз проверено, все проинструктированы и заинструктированы по самое не могу – но Дронов еще и еще раз проверяет знание каждой мелочи.
– Второй этап! – обращается он к Василенко. – Даю вводную – сигнал не прошел, связи нет. Ваши действия?
– Открываю огонь по квадратам шестнадцать и восемнадцать. Одним минометом обрабатываю позиции зенитной артиллерии