Со слов Ломакина, дорога к острову очень трудная, и оставшиеся там раненые без посторонней помощи оттуда не выйдут, тем более что не способны самостоятельно передвигаться. В связи с этим считаю, что дальнейшие мероприятия по поиску дороги на остров можно прекратить ввиду их нецелесообразности.
После проведенного допроса из-за невозможности дальнейшего использования пленный был расстрелян.
Исходя из полученных сведений, считаю целесообразным обеспечить дальнейшее беспрепятственное передвижение партизан к разрушенному лагерю, где они самостоятельно вскроют тайник и обезвредят все ловушки. После этого, в зависимости от сложившейся обстановки, силами моего отряда будет произведено их задержание или уничтожение.
На четвертый день пути настроение у моих попутчиков отчего-то повысилось. Странно, вроде бы ничего обнадеживающего за это время не произошло! Но факт есть факт, они даже как-то приободрились. И зашагали ощутимо быстрее. Окликнув меня, командир приказал заменить его у носилок. Сейчас именно я шагал в голове отряда, осматривая дорогу. Закидываю за спину винтовку и занимаю указанное место. Но идти пришлось недолго: вскоре дядька Никанор дал команду на привал. Ставим носилки на землю, а сами устраиваемся чуть поодаль. Командир окликает одного из партизан, отправляет его на пост, а сам исчезает в кустах.
Тихо…
Только какие-то птахи попискивают в кустах. Подставляю лицо солнечным лучам. Как давно я не брился? Именно эта мысль отчего-то меня беспокоит. А, кстати! Пока сидим, отчего бы и не?..
Лезу в вещмешок и достаю бритвенные принадлежности. Ручеек поблизости есть, так что и морду выбрить я вполне успею.
– Максим! – окликает меня сосед, Петр Воропаев. – Ты куда?
– Побриться хочу. А что?
– Не успеешь. Сейчас дальше пойдем.
– Так нет же командира-то!
– Скоро будет, не волнуйся.
Хм, опять какие-то секреты… Ладно, хоть умоюсь!
Прячу принадлежности в мешок, сбегаю вниз и быстро ополаскиваю рыло. Ну вот, даже полегчало, ей-богу! Уже неторопливо поднимаюсь наверх. Перестраховщики, мать их за ногу…
Треск в кустах!
Быстро перекатываюсь к винтовке…
Но часовой спокоен.
Не волнуются и мои попутчики.
Из кустов выходит группа людей. В разномастной одежде и с оружием. Никанор шагает сбоку, что-то поясняя коренастому бородачу.
Так вот оно что! Здесь была назначена встреча! То-то и командир ушел – видать, первым хотел пообщаться…
Облегченно вздыхаю, наклоняюсь к мешку, завязывая горловину.
А когда поднимаюсь, встречаюсь взглядом с высоким худым парнем в полувоенной одежде. Военные брюки, заправленные в сапоги, пиджак… что-то знакомое…
По сузившимся глазам парня понимаю – он тоже меня узнал. Но кто это? Где мы виделись?
Секунда – и он срывает с плеча винтовку.
– А ну! Хенде хох!
По-немецки?
Или я чего-то не догоняю?
Растерянно смотрю на остальных партизан.
– Ты чего, Митяй? – удивленно смотрит на него дядька Никанор. – С глузду съехал?
– Кто это такой? – тычет в мою сторону оружием парень. – Откуда он здесь?
– Да Максим это… Мы его у Ерофеича забрали, вместе с этим, – кивает на Виктора наш командир. Он тоже удивлен происходящим.
– Да? А сдается мне, что это немец! Я с ним на штыках махался, в апреле еще. Да и Олег эту морду запомнил небось! Верткий, черт, ушел тогда от меня, даже винтовку как-то выбить ухитрился! Олег! – кричит он, не оборачиваясь. – Подь сюды!
Откуда-то из задних рядов подтягивается еще один парень. Здоровый и крепкий.
– Глянь, Олежка! – кивает на меня Митяй. – Знакомая рожа?
– Дык… видел вроде где-то… хрен его знает, может, и встречал когда…
– Да на поле он был! Когда Иваныча убило! Ты еще в него тогда стрелял!
– Ежели я в него стрелял тогда, так он сейчас не на ногах тут стоял бы! А из могилы высовывался! Я тогда еще и гранату туда зафигачил, от нее хрен бы кто увернулся!
– Да ты получше посмотри! – И худой внезапно делает выпад винтовкой в мою сторону.
Штыка у него сейчас нет, но получить стволом в глаз мне как-то неохота. Да и стоять под прицелом очумевшего парня – тоже не слишком приятно. Я даже не успеваю что-то сообразить, руки все делают автоматически.
Взмах – отбив – рывок на себя. Лязгает затвор…
И обалдевший парень пятится назад, не сводя глаз с собственного оружия. Которое недвусмысленно уставилось ему в лоб.
Лязгают затворы, и на меня со всех сторон смотрят оружейные стволы.
– А ну! – кричит кто-то. – Опусти винтарь! А то щас из тебя сито сделаем!
– Да черт с вами, держите! – кладу винтовку на землю. – И психа своего уймите, чтобы на людей не бросался…
– А похож… – качает головою Олежка. – Такой же верткий да ловкий! Однако ж я не промахиваюсь!
Раздвигая толпу, подходит собеседник Никанора.
– Ты кто таков будешь, резвун?
– Боец Максим Красовский. Из разведки я… окружили нас, ранило меня, отлеживался в деревне одной. Отсель – километров с полсотни будет. Как немцы ее спалили, в лес ушел. Ребят, что в лагерь вели, отбил. С ними и воевал вместе. Документы есть, сберег! Показать?
– Давай! – Подошедший внимательно их просматривает. К нему через плечо заглядывает и Митяй. Видно, как он удивленно приподнимает брови.
– Тут нормально все… – возвращает мне бумаги собеседник. – Однако ж… я своим ребятам верю! Где второй?
Народ расступается, и дядька подходит к Петрищеву. Присаживается на корточки.
– Ну здравствуй, боец! Как звать тебя?
– Виктор… Петрищев я…
– Ну а я – Иван Егорыч буду. Так и познакомились, считай! Ты в отряде давно?
– С начала… с самого, как через линию фронта перешли. Пулеметчик я.
– Максима знаешь?
– Как же… лежали рядом, выздоравливали. Он за мной ходил…
– А раньше встречались? Он тоже из ваших?
– Нет… Нас от склада немецкого отбили, там меня и ранило. А потом… фрицы на хвост сели. Вот Максим-то нас и спас – засаду они устроили. Побили немцев. Тогда и его ранило.
– Сам это видел?
– Нет. Лежал я… В овражек нас всех унесли. А потом туда и его притащили. Его же бойцы и принесли – гранатой фриц шарахнул. Одежу всю порвало осколками.
– А одет он в чем был? Сейчас-то все на нем целое!
– Куртка была… похожие на фрицах видел. Да штаны… их не помню. – Виктор прикрывает глаза.
Егорыч встает и поворачивается в мою сторону.
– М-да… задачка!
– Слышь, Иван Егорыч! – встревает сбоку какой-то шустрый парень. – Дозволь, я его поспрошаю?
– Ну?
– Ты фильм «Чапаев» видел? – поворачивается ко мне парень.
– Видел.
– Сколько очередей по белякам Анка дает?
А вот хрен его знает! Не помню я этого!
– Кажись, три…
– А вот и нет! – торжествующе поднимает парень вверх палец. – Ошибка тут твоя!
Очень даже может быть. Не стану спорить, еще что-нибудь ляпнуть свободно могу.
– Ладно! – машет рукой в воздухе командир партизан. – В общем, так! До выяснения всех дел оружие мы у тебя отберем. А как до лагеря нашего дойдем, там и поспрошаем. Рация есть, запросим кого надо. Там и разберемся. Митяй!
– Тута я, Иван Егорыч!
– За ним присматривать будешь! Но чтоб без глупостей, а то знаю я тебя!
Вот и повернулась в очередной раз ко мне фортуна своим седалищем. Только и удовольствия, что носилок не тащу. Оружие и патроны у меня забрали, руки, правда, вязать не стали, что уже хорошо. И вещмешок оставили. А вокруг меня вертятся Митяй с товарищем, подозрительно поглядывая по сторонам. Даже и не знаю, кто им рассказал про Ломакина, но после этого мои конвоиры совсем помрачнели. Будто это я виноват в его исчезновении! Да и все вновь прибывшие косятся в мою сторону с нездоровым интересом. Можно подумать, я тут всем крепко задолжал или, не менее основательно, напакостил. Но сделать я пока ничего не могу – будем подождать, как говорится в Одессе…
А между тем путь наш подходит к концу. Это стало ясно из отдельных донесшихся до меня слов. Почему из отдельных? Так я иду теперь не со всеми! Ведут меня (скорее уж конвоируют) чуть в стороне от всего прочего отряда. И к Виктору пустили далеко не сразу – только когда он вторично об этом попросил.
Присаживаюсь около носилок. Мои «конвоиры» так и мельтешат перед глазами.
– Эй… парни… – поворачивает к ним голову Петрищев. – Вы бы это… прогулялись, что ли…
– Не положено! – солидно возражает Митяй. – Мы на посту!
– Тебе же русским языком говорят! – урезониваю я его. – Вокруг народу – толпа, куда я денусь?
– А ты еще поговори у меня!
– Я вот сейчас встану… – медленно и с нарастающей злобой отвечаю ему, сжимая кулак. – Ты и глазом моргнуть не успеешь! И не сильно тебе винтовка поможет!
Олег кладет руку на кобуру нагана.
– А вот эту штуку я тебе воткну пониже спины! Да поверну там пару раз! Мушку, поди, спилить еще не успел?
– Парни! – твердо говорит Виктор. – А не пошли бы вы…
Вот уж не ожидал от него таких словесных оборотов!
Смутившиеся «конвоиры» отходят. Недалеко, но разговору больше не мешают.
– Максим… ты уж извини меня…
– Да ладно! Переживем как-нибудь! И не в такие переделки попадал – вывернусь!
– Смотри… Что-то мне тяжко, словно взгляд чужой вцепился.
– Да говорил я уже Никанору… – безнадежно машу рукой. – Он и слушать не стал! Дескать, наш это лес, а ты тут чужой! Что, мол, в этом понимаешь…
Виктор как-то обмяк.
– Тогда это… ты сам смотри.
– Не боись! Еще и на свадьбе твоей погуляем!
– Не… женат я уже.
– Так это… на золотой!
– Твоими бы устами, – чуть улыбается мой собеседник. – Ладно. Заметано!
Вечером этого дня мы вышли к лагерю.
Против моего ожидания, туда никто не полез. Встали в сторонке, накоротке. Без костров и прочего. Выслали разведку и стали ждать. Прошло около часу, еще один…
Разведка вернулась – тихо. В лагере никого нет, и ничьих следов рядом не обнаружено.