— То есть, если он скажет им броситься в окно...
Михаил досадливо морщится.
— Не в том дело. А дело в этом месте, понимаете? В этой земле.
— А вы сами во всё это верите?
— Я верю, что есть другие миры.
Я копаюсь в карманах куртки в поисках сигарет и вспоминаю, что экскурсовод Михаил так и не вернул мне мою зажигалку «Зиппо». Но когда я поднял глаза, никого рядом не было, я стоял один на пустой трассе. Вот и не верь после этого в другие миры.
— Вся религиозность, воспитывавшаяся в русском человеке столетиями, была уничтожена за 70 лет большевистского правления, — говорит кандидат социологических наук Николай Долгов. — У людей сознание магическое, поэтому рабочие завода готовы были поверить в любую чушь. Любые, самые дикие верования приживаются на такой благодатной почве. Конечно, они могут верить в то, что на заброшенном советском заводе вызывают хвостатого чёрта, что есть пророк Евгений, который благодаря уникальным способностям способен выходить с ним на контакт. Что чёрный рыцарь на чёрном коне выезжает ночью с территории завода, чтобы похитить очередного младенца из люльки для своих бесовских ритуалов.
Советские люди настолько внушаемы, что их можно убедить добровольно отдать ребёнка или, во всяком случае, домашнего питомца — например, кошку — в жертву богу Молоху, чтобы им выплатили долги по зарплате. К сожалению, такое не лечится».
Из этой заметки, оборванной в середине, трудно было что-то понять, но очевидно, что половину выдумал сам журналист — по крайней мере этот юмористический финал с упёртой зажигалкой. Но вот чёрный рыцарь, упоминавшийся в статье, меня серьёзно обеспокоил. Хотя, может, это был просто пример. Случайно подвернувшийся образ, обычное совпадение?
В это время опять зазвонил телефон. Опять Феликс. Я подумал: «Кто умер на этот раз?»
Я проехал несколько станций в подземке, полистал газету «Метро», которую мне вручил дед с красивой седой гривой и спокойными грифельными глазами, не разобрал ни единого слова, упал на пассажира, стоявшего передо мной, когда вагон немного качнуло, и даже не извинился.
Поднявшись наверх, почти сразу заметил мужчину, который пил водку из горла. Он стоял в окне первого этажа без занавесок. Расстёгнутая рубашка, клетчатые трусы. Страшно представить, какие бесы за ним гоняются, если ему нужно отбиваться от них уже с утра такой артиллерией.
Ветер сдувал последние листья с деревьев, дома казались разбухшими, деревья костлявыми, всё таило угрозу, было готово вот-вот броситься на меня: ребёнок — выпрыгнуть из коляски и укусить в шею, такса — сорваться с поводка, курьер на велосипеде — съехать с дорожки и понестись за мной. Из бледной и мелкой Яузы, чудилось, сейчас вылезет что-то живое, чёрное, скользкое.
Встретившись с Феликсом, мы взяли водки и сока и пошли через запутанные трамвайные пути к парку у метро Сокольники. Как только мы свернули с дороги, Феликс достал самокрутку и мгновенно прикурил, несмотря на настойчивый ветер со всех сторон. Он даже не прикрылся рукой, так хорошо ему повиновался огонёк простой зажигалки. Затянувшись, Феликс улыбнулся, показав маленькие прогалины между зубов. За последние дни он опух и стал походить на доброе мультипликационное животное.
Днём на центральной аллее парка было очень много людей, несмотря на плохую ветреную погоду. Коляски и парочки.
— Где будем пить? — спросил Феликс. Мы обошли несколько раз площадку, на которой дети и взрослые играли во что-то среднее между футболом и баскетболом, потом углубились в лесную часть. Я искал место, с которого можно обозревать все тропинки разом, но Феликс так разворчался, что пришлось сделать привал на ближайшем дырявом пне вдали от дороги.
— Ты что-нибудь знаешь про тоталитарные секты? — спросил я.
— Ммм, — издав этот звук, Феликс разложил на пне водку, пластиковые стаканчики и вишнёвый сок. Он намешал коктейль 50 на 50, и мы залпом выпили.
— Я не хочу говорить сразу «нет», — с осторожностью начал Феликс, — но это, по-моему, не самая лучшая идея для стендапа. Сейчас не 90-е. Да и тогда это было не смешно. Люди выбрасывались из окон из-за этой херни. Там нет ничего смешного.
— А про современные?
— Кажется, их всех разогнали. Но, наверно, где-то под землёй сидит кучка несчастных женщин. Переписали квартиры на своего вождя и ждут апокалипсиса.
— У меня есть одна версия, — сказал я. — Все эти реконструкторы, которые мне угрожали. Они — секта. Днём они тренируются на стадионе, маршируют, дерутся и всё такое, а по ночам собираются на заброшенном заводе и устраивают всякие ритуалы. Все эти рыцарские приблуды — просто прикрытие для какого-то сатанизма. Я всё про них прочитал.
— Ага, продолжай, продолжай.
Феликс бросил косяк в листву, помахал перед собой рукой, чтобы развеять запах, и через секунду по одной из тропинок не спеша прошёл ппсник. У ппсника в руках был завёрнутый в бумагу хот-дог. Он посмотрел на нас долгим равнодушным взглядом и скрылся среди деревьев. Феликс огляделся в поисках косяка.
— Значит, какие-то ритуалы? Хочешь шаурмы?
— Что?
— У фонтана делают обалденную шаурму. В таком оранжевом лаваше. Хочу, чтобы ты попробовал.
— Их действия скоординированы. Всем управляет мужик по кличке пророк Евгений. По ходу они реально считают его каким-то пророком и ему поклоняются. И суть в том, что он натравил своих сектантов на меня. И всё из-за того выступления. Наверно, он не особо в интернет-теме, но кто-то показал ему ролик со мной, и он слишком остро отреагировал.
— Пророк, завод, стадион... Ты ничего толком не сказал, а я уже запутался, — проговорил Феликс. Его щёки уже побурели от водки.
— И с этой сектой связана Майя, только я не разобрался, как именно. Скорее всего, она подчиняется приказам Евгения. Это он промыл ей мозги и запретил ей со мной видеться. Сам понимаешь — наркотики там, всякие практики, люди попадают в капкан и теряют волю. Нужно её забрать.
Вдруг влезла наглая, занесённая, видимо, целебным ветром тропы здоровья мысль о том, что нужно найти этого пророка Евгения и убедить его: я хороший комик, я могу пошутить и так, чтобы обывателю сделалось хорошо, просто считаю это ниже достоинства, — но ради Евгения сделаю исключение, очарую его, и он выпустит из своих лап Майю.
— Майя... Я сразу подумал, что она из какой-то секты! Да, она из таких. Но у тебя не было ничего про сатанистов. Ты же шутил про реставраторов.
— Реконструкторов. Они приняли это на свой счёт. И теперь чего-то хотят от меня. Возможно, убить. Но это ещё не точно. Они вкололи мне что-то в ногу, я до сих пор не знаю, что. Напали возле мусорки один раз. А потом...
Я со вздохом помял в руках пластик. Феликс быстро достал из рюкзака бутылку и наполнил стаканчики.
— В общем, если я правильно понимаю расклад, есть эта секта сатанистов, которым неизвестно что надо. И есть люди, которые хотят их прижать. Может быть, они работают на государство. На ФСБ. Сейчас все секты под колпаком.
— Под каким колпаком?
Феликс то ли совсем отупел от травы, то ли издевался. Но мне было наплевать.
— Там какая-то тайна, я пока не могу понять. И ещё мне кажется, Слава был с этим связан. Помнишь, я говорил про плакат на его стене?
Феликс поворошил рукой в волосах и вдруг уставился на меня беспомощными розовыми глазами.
— Я не могу этого слушать. Просто я не могу! Я отношусь к тебе очень нежно, правда, но это ядерный бред. Мусорки, секта рыцарей-реставраторов-сатанистов и эфэсбэшники, и ты между ними — такая прокладка? Очень правдоподобно! Но Славу в это не впутывай, пожалуйста.
Его плечи опустились, стал виден хребет под курткой. Интересно, что бы случилось, если бы я выдвинул версию, что Слава жив и пришёл на свои поминки переодетым в маму.
— Без него всё рассыпается, — сказал Феликс. — Клуб рассыпается. Один умер, а второй сошел с ума.
— Кто?
Феликс взглянул на меня.
— У тебя такие мешки под глазами, что их можно взвесить отдельно от лица. И ещё этот запах. Не очень приятный, знаешь.
Я снова вспомнил странную сцену в квартире Славы, его маму, которая была так похожа на него, и как я ждал, что она мне подмигнёт или даст другой знак, который удостоверил бы, что всё в порядке. Сделалось по-настоящему жутко. Я собирался дальше раскладывать перед Феликсом свою конспирологию, но теперь уже не был уверен, что в самом деле видел плакат, и что мама Славы была копией Славы, и что Путилов со своим ящиком вообще существовал, и великан в плаще, и даже Майя, и клуб, в котором я выступал — и только сны о прогулках в лесу были настоящие.
Возникло такое чувство, как будто впервые лёг на водный матрас, и нельзя опереться ни на один клочок материи, и, возможно, если бы Феликс сказал, что всё это время мы пили не водку, а простую воду, что-то внутри меня бы охотно отозвалось и поверило бы в эту очевидную нелепицу, и я бы даже сразу протрезвел. А может, если я сейчас возьму с земли вот этот мокрый булыжник и размозжу сначала Феликсу, а потом и себе голову, то это будет тоже во сне или ещё как-нибудь?
— Смотри, вон там не твои клиенты? — Феликс привстал и ткнул пальцем в сторону круглой беседки с липким красно-коричневым куполом. — Сатанисты. Ряженые.
В беседке сидел бледный юноша с вороньими волосами, и волосы его свисали на стол, как тряпки. Казалось, он плакал, а может, просто сильно устал. Над ним возвышалась девушка в костюме Мальвины и гладила по плечу, утешая. Какое-то время они были вдвоём, но потом в беседку вошла девушка в костюме феи с прозрачными крыльями за спиной, как у крупного насекомого, и они стали гладить юношу вместе. На наших глазах вокруг него образовалась толпа сказочных персонажей — лепреконы, эльфы и карлицы, они заняли все места в беседке вокруг парня, а тот так и не поднял головы.
— Ты это видишь? — спросил Феликс. Он достал телефон, чтобы сфотографировать, но тут фея повернулась и посмотрела прямо на нас жёлтыми большими