— Об этом нам пока не рассказывали на лекциях. И зачем я им понадобился?
— Хороший вопрос, — задумчиво отозвался глава Лунных стражей и обернулся к помощнику. — Я хочу увидеть пленника. Немедленно. Ром, идешь со мной. И позовите магистра Салине.
Лазарет был местом безрадостным. Вроде бы тишина и стерильность, но каждый камень помнил крики боли. Каждый плащ, что висел на крюке у двери, когда-то был окровавлен. А улыбки лекарей — не от радости, а от облегчения: вытащили, смогли.
Мы с Сойром шли вглубь — мимо закрытых дверей и чужих стонов.
— Надеюсь, ты не боишься крови, — бросил он через плечо.
— После того, как мне снова пытались вспороть живот? Нет, не очень.
Он кивнул.
Пленника держали в отдельном отсеке, предназначенном для работы с грязным Ноктиумом. Двое лекарей в белых, промокших от пота робах склонились над ним. Рядом — два резервуара с разбавленным очищенным Ноктиумом и стабилизатором, один из которых был почти пуст. На воздухе чувствовался слабый оттенок жженого металла и… чего-то иного. Сладковатого. Опасного.
— Пожалуйста, дайте нам его осмотреть, — сказал Сойр спокойно.
Лекари обернулись и хотели возразить, но увидели его лицо и эмблему на его наплечнике и уступили. Один из них прошептал что-то второму — про «почти не держится» и «до утра не протянет». Потом оба молча вышли.
Я сделал шаг ближе. Пленник был в сознании, но едва. Он хрипел — горлом, не лёгкими. Лицо покрыто пятнами, на губах трещины, в зрачках — мутное дрожание, будто он видел уже не нас, а нечто по ту сторону.
— Держись, — сказал я. — Мы тут не для пыток. Пока что.
Сойр ничего не ответил. Он взял его за руку и поднял. Рассматривал ладонь, кожу на запястье, ногти, суставы.
— Слишком чистые, — пробормотал он. — Нет следов постоянного контакта с нестабильным Ноктиумом. У Пепельников руки другие. Въевшаяся тьма под ногтями, пятна от контакта с нестабильной энергией, шрамы от постоянных ожогов. А тут…
Я посмотрел. И правда: ладони у парня были довольно чистыми. Даже нежными.
— Это не Пепельник, — произнёс Сойр. — Это ряженый.
— Однако кто-то хотел, чтобы мы так подумали.
— Да. И кто-то достаточно умен, чтобы знать, как выглядят знаки Пепельников, но достаточно глуп, чтобы перепутать состав сплава амулета. Этот — не настоящий.
— И зачем их подставлять, этих Пепельников?
— Чтобы замести следы. Потому что настоящие следы могут привести к открытому конфликту, — рассудил Сойр. — Не думаю, что дело именно в Пепельниках. Сгодился бы кто угодно.
За нами хлопнула дверь. Вошла магистр Салине. В простой рабочей мантии, без сопровождения. Волосы были чуть растрёпаны, пальцы — то ли в краске, то ли в магических чернилах. Она явно занималась чем-то важным. И её выдернули.
— Решили всё выяснить без меня?
— Нет времени, — буркнул Сойр. — К тому же он при смерти.
Салине подошла ближе. Внимательно посмотрела на лицо пленника. На руки. На грудь, где еле шевелилось дыхание. Потом — на волосы, на кожу шеи. Ее взгляд упал на амулет, который держал в руках Сойр, и женщина покачала головой.
— Альбигор. Он местный, — тихо сказала она. — Ткани нет, но волосы густые, кожа — без налёта. Он не жил в Диких землях. Либо провел там совсем немного времени и не успел трансформироваться.
— Но и не маг, — добавил я. — Он пытался драться со мной.
— Но кто-то дал ему боевой артефакт, — она указала на обугленные отметины на груди предплечье. — Слишком мощный и дорогой для простого босяка из трущоб. И слишком нестабильный. Его явно делали не в нашем клане. Возможно, мастера с теневого рынка.
Сойр кивнул. Потом начал обыскивать одежду пленника. Клапаны, швы, внутренние карманы. Он действовал быстро, с нажимом. Вскоре разочарованно выдохнул:
— Пусто. Ни кланового знака, ни метки, ни документов. Чисто. Как будто его специально подготовили для того, чтобы умереть.
И он почти это сделал. Хотя явно рассчитывал на другой результат.
Я снова посмотрел на лицо пленника. Оно побледнело. Зрачки больше не дрожали. Грудь — не поднималась.
— Он умер, — сказал я.
— Нет, — возразила Салине. — Он был убит. Не мечом. Теми, кто натравил его на тебя. Они явно не знали, на что ты способен, Ром.
Она медленно выпрямилась. Взгляд её стал отстранённым, холодным.
— Пепельники устойчивы к грязному Ноктиуму. Особенно те, кто живет в Диких землях поколениями. Они уже даже не совсем люди… Этот персонаж не выдержал даже одного выброса. Его и рана убивала, но куда сильнее — передозировка. И тот, кто отправлял его на задание, понимал это. Свидетелей не должно было остаться.
Тарен Сойр молча кивнул.
— А теперь, Ром, полагаю, нам нужно поговорить в другом месте, — сказала Салине. — Господа, прошу за мной.
Едва мы вошли в кабинет Салине, я сел на край стола, вытер запекшуюся кровь с брови, и, не дожидаясь вопросов, начал сам:
— На меня напали у Арки Калия. Двое. Использовали оружие, нестабильный Ноктиум и артефакты ближнего боя. Один сбежал, второго я притащил. Остен был со мной. Первым делом попытался уйти, но не смог — оказался рядом в начале атаки. Когда завязался нешуточный бой — исчез.
— Ушёл за помощью? — уточнил Сойр.
Я пожал плечами.
— Не знаю. Но он не вернулся.
Салине не записывала — запоминала. Она кивнула, и я уловил напряжение в её голосе:
— Остен не делал никаких докладов после возвращения. Стража у ворот сказала, что он просто прошел мимо.
— Значит, не доложил. Полагаю, слишком испугался настоящего боя, — улыбнулся я.
Салине уставилась на меня в упор.
— Ты что-то недоговариваешь, Ром.
Я выдержал паузу. Хотел выждать, но понимал — это не игра в кости. Не сейчас.
— Насколько хорошо вы разбираетесь в ядах, магистр?
Салине приподняла бровь.
— В достаточной степени, чтобы распознать их наличие.
— А я — нет. Но понимаю, когда меня пытаются сделать вялым и тёплым. В «Чернильной капле» мне что-то подсыпали в кружку. Я сделал вид, что напился. Остен вызвался проводить меня. И потом — нападение.
Я достал из-под плаща кружку и передал Салине.
— Проверьте остатки. Зуб даю, там на дне не пряности.
Салине взяла предмет осторожно, как взрывчатку, и склонила голову.
— Если ты прав — это уже не просто нападение. Это двойное покушение или… Продуманный план, как от тебя избавиться. И сделал это кто-то из своих. В «Капле» были чужаки?
— Нет, только рекруты и персонал.
Она не улыбнулась. В её взгляде появилось то, чего я давно не видел — обеспокоенность.
— Я узнаю правду, Ром. Лично проведу анализ. До тех пор отдыхай. Не выходи за пределы клановых стен. И покажись лекарю.
Утром в квартале Лунорожденных было подозрительно тихо. Даже фонари, обычно мерцавшие лёгким синим светом, погасли раньше обычного. В воздухе повисло густое напряжение. Со стороны казалось, что ничего не происходит, но все чувствовали — шла работа. В коридорах и башнях, куда нам, рекрутам, хода не было.
К завтраку нас не позвали.
Вместо этого в тренировочном зале выстроили рекрутов в две шеренги, как перед смотром. Лунные Стражи стояли с краю, в полной форме. Элвина — чуть в стороне, с поникшими плечами. Салине, Сойр и Хван — в центре. И Остен. Наконец-то объявился.
Он выглядел так, словно ночью глаз не сомкнул. И, судя по тому, как баронский сыночек вжимал шею в ворот мантии, знал, что сейчас произойдёт. Или догадывался. Я встретился с ним взглядом — и он впервые отвел глаза в сторону. Не выдержал.
Я усмехнулся.
— Сегодня, — начала Салине, голосом, которому бы позавидовал глашатай городского совета, — мы обсудим инцидент, поставивший под угрозу жизни рекрутов. И доверие между членами клана.
Пауза. Магистр окинула взглядом строй, словно выискивала кого-то конкретного.
— Рекрут Остен Рейвель, — ее стальной голос заставил шеренгу вздрогнуть, — ты был рядом с рекрутом Ромом во время нападения на него у Арки Калия. Ты был рядом, но сбежал от боя. Более того, ты не доложил на пост охраны и не вернулся с подмогой.
— Выйти из строя! — прогремел приказ наставника.
Остен сделал шаг вперёд. Его лицо было каменным, но руки сжались в кулаки.
— Вы не видели, что там происходило. Один из них взорвался, как ноктиумная тварь, едва его ранили. У меня не было ни подходящей брони, ни оружия. Я бы не смог помочь.
Взгляды всех рекрутов обратились на него. По строю прошел тихий ропот. Все знали, что Остен меня недолюбливал. Но каждому с первого дня в клане вбивали в голову одно: свои — превыше всего. Бросить соклановца в беде равно предать его и часть себя. И от Остена, сына одного из баронов, такого не ожидали.
— Ты не испуганный мальчик, а стажёр Лунных стражей, — перебил Тарен Сойр. — Лунные стражи не убегают от опасности. Особенно если в опасности их товарищи.
— Я знал, что Ром справится, — вдруг резко сказал Остен. — Он ведь всегда справляется и постоянно пытается это доказать.
Эта фраза повисла в воздухе как что-то слишком личное.
— Ты знал, что я выживу, даже если меня убьют? — язвительно уточнил я, не сдержавшись.
На этот раз Остен не ответил. Только отвёл взгляд. В зале снова воцарилась тишина — не гробовая, а та, что бывает перед грозой. Когда всё в тебе знает: сейчас хлынет неистовство и не пощадит никого.
И тут Элвина сделала шаг вперёд.
— Магистры, — сказала она. Голос её был непривычно хриплым, и он дрожал от волнения. — Я… я должна кое-что сказать. Разрешите?
Салине кивнула ей едва заметно. Ни удивления, ни поощрения. Только молчаливое согласие.
— Прошлой ночью я была в «Чернильной Капле», — продолжила Элвина. — Мы все отмечали, было много рекрутов с нашего курса. Остен подошёл к столу, когда Ром вышел поговорить с Лией. И я… я видела, как Остен бросил что-то в его кружку.
Строй снова зароптал. Кто-то шумно вдохнул. Кто-то выдохнул и непечатно выразился. Взгляд Остена метнулся — не ко мне, к Элвине. Маска самоуверенности слетела, и в его глазах промелькнули испуг и растерянность.