— Это уже входит в сделку, — Доминус выговорил с усилием. Голос его был натянут, как струна. — Клан Солнцерожденных признаёт твою победу и вину моего сына. Мой клан заключает с Лунорожденными пакт невмешательства и сотрудничества. Все статьи будут зафиксированы в Кодексе Равновесия и заверены представителями обоих кланов.
Герцог переглянулся с Салине и послом Трейн, затем они кивнули.
— Принимается, — сказал Варейн.
— Хорошо, — сказал я.
И всё. Вот так просто.
Я опустил меч. Победа не казалась сладкой. Она была выверенной. Продуманной. Не яркой вспышкой — а ровным, холодным светом.
Где-то за моей спиной кто-то начал говорить вполголоса. В зале оживились, принялись обсуждать соглашение.
— Итак, — Доминус заглянул мне в глаза. — Мы договорились?
Я бросил последний взгляд на Фиора. Он всё ещё лежал. Он не поблагодарил. И не посмотрел мне в глаза.
— Ещё кое-что, — произнёс я, и Доминус замер. — У меня будет последнее условие. Принесите кристалл грязного Ноктиума. Посол Трейн, надеюсь, вы не забыли о моей просьбе?
Мать Элвины криво улыбнулась, затем подозвала одного из членов свиты, и тот выскользнул за двери зала.
Солнцерождённые замерли. Кто-то переминался с ноги на ногу, кто-то кашлянул. Даже Доминус вскинул бровь. И только Герцог Варейн — тот вообще не удивился. Просто пожал плечами.
— Око за око, — сказал он.
Кристалл принесли в защитном контейнере — прозрачный куб, окутанный двойным слоем сдерживающих чар. Ноктиум пульсировал внутри — маленький черный кристалл с живыми прожилками.
Я протянул руку, и Герцог, с усмешкой, сам вложил самородок мне в ладонь. Он даже не надел защитных перчаток. Как и я.
Доминус стиснул кулаки. Фиор заёрзал.
— Что… что ты делаешь?.. — прохрипел он, но уверенности в голосе не было. — Нет…
— Я оставлю тебе жизнь, — сказал я негромко. — Но на тех же условиях, на каких ты оставил её мне.
— Нет!
Я поднял кристалл.
— Ты убил меня. Отрезал от клана. Заставил пройти через трансформацию и изменить саму мою природу. Затем подставил. Принудил к жизни вне законов. И после этого снова попытался убить. Я оставил тебе жизнь. Но ты почувствуешь то, что сделал со мной.
Я схватил его за челюсть, сильнее, чем нужно. Он дёрнулся, но был слишком слаб, чтобы вырваться. А потом — я просто вдавил кристалл ему в рот и плотно сжал его челюсти.
Он начал задыхаться. Кашлял, пытался выплюнуть, но уже было поздно — кристалл растворялся почти мгновенно. Плоть принимала его, как губка грязь. Я смотрел, как в его глазах появляется тот же ужас, который жил во мне в ту ночь.
— Держись подальше от рамок, — шепнул я, — иначе тебя тоже не похоронят в фамильном склепе.
Фиор задёргался. Веки затрепетали. Руки дрожали. Волна пота выступила на лбу, а изо рта пошла чёрная пена. Он упал на пол, выгибаясь, как кукла на нитях. Стражи кинулись к нему, кто-то закричал.
И в этой какофонии, как удар в гонг, раздались аплодисменты. Одна пара ладоней.
Салине.
Размеренные, чёткие хлопки. В зале гремело эхо, будто она вызвала шторм.
Все обернулись. Она стояла на своём месте, с лёгкой улыбкой. Как будто я не отравил принца, а сдал экзамен. С отличием.
Фиора поспешно выносили — видимо, прямиком в Башню Белой ткани. Руки его ещё дёргались. Я подошёл к Доминусу.
— Он выживет, — сказал я. — Доза не смертельна, но достаточная для того, чтобы повлиять на него. Как — лишь Небу известно. Но он почувствует всё. Боль, слабость, то, как тело отказывается служить. Он получит жизнь, но… другую. И будет помнить, что сделал.
Доминус молча кивнул, развернулся на каблуках и вышел следом за сыном.
Ночь Бдения осталась позади. Совет — тоже. Фиор был жив, но это уже не имело значения. Он выпил свою чашу — пусть теперь живёт с последствиями. Потому что они будут. Грязный Ноктиум никого не щадит. Особенно — Солнцерождённых.
А я…
Незаконнорождённый сын Доминуса. Новый любимец Герцога, выбивший для его клана самые выгодные условия. Боец, который победил принца Солнцерождённых, и обладатель самой опасной Тени в Альбигоре. Я был героем, причиной скандалоа, жертвой, угрозой или предвестником перемен — смотря с какой стороны посмотреть.
Мне это нравилось.
Храм Воинов в квартале Лунорожденных не был простым зданием — его построили прямо в скале. Тонкие шпили и купола уходили высоко в небо, огромные ворота из обсидиана сегодня были распахнуты для всех членов клана. Внутри царил полумрак, разрываемый лишь магическими светильниками и сиянием символов над алтарём — полумесяц, лезвие, тень.
— Вот он! Ром…
— Ромассил Хал, оказывается… Кто бы мог подумать!
Я знал, что на меня смотрят. Даже не чувствовал — знал. Не то чтобы я жаждал внимания, но с тех пор, как моё имя пронеслось по всему городу, дышать стало сложнее. Наставники, магистры, Лунные стражи, гости с балконов, даже те, кто когда-то проходил мимо меня в тренировочном зале, не удостоив взглядом, — теперь пристально разглядывали меня. Как раритет. Диковнику. Аномалию.
И пытались решить, можно ли мне доверять. Потому что для многих из них, особенно ортодоксальных членов клана, я был наполовину врагом.
Только один человек в зале смотрел на меня без сомнений и опаски.
Магистр Салине.
Она стояла у колонны, не участвуя в церемонии, и улыбалась. Спокойно, чуть насмешливо — как будто всё происходящее она предвидела ещё лет десять назад. И теперь просто проверяла, насколько я вписываюсь в её сценарий.
Храм был полон. Огромный полукруглый зал, украшенный панелями из обсидиана и гигантскими барельефами, заполняли фигуры в парадных мантиях и мундирах. Магистры, наставники, члены различных департаментов и служб.
Мы выстроились у подножия лестницы — все девятнадцать человек.
На вершине, у своего рода святилища, стоял Тарей Сойр. Командир Лунных стражей и отныне наш командир на многие годы. Стальной, как всегда. В своей форме цвета полночного неба, с коротко подстриженными волосами и ледяным взглядом, в котором таился и расчёт, и уважение.
Рядом с ним — Герцог и магистр Ясби.
— Сегодня, — начал Сойр, — мы завершаем цикл. Мы отдаем должное тем, кто прошёл Ночь Бдения и выжил в Диких землях. Тем, кто доказал, что достоин не просто формы Лунного стража, но и веры. Мы видели, как вы падали. Как поднимались и шли дальше. Как теряли и защищали друг друга. И если боги и существуют, — он сделал паузу, — то, должно быть, сегодня они смотрят на вас с интересом.
В зале повисло напряжение.
— Отныне вы не рекруты. Вы — Лунные стражи. Примите свои знаки и нашу надежду на вас.
И началось.
Одного за другим нас вызывали по имени. Мои товарищи поднимались на возвышение — кто с гордостью, кто с испугом, кто с лёгким дрожанием губ. Тарен Сойр сам прикалывал на наши мундиры них знак отличия: тонкий лунный серп, рассечённый мечом. Артефакт. Каждый знак был личным. Символом того, что ты прошёл через тьму — и вынес свет.
— Лия Артан!
Она шла уверенно, высоко подняв подбородок, но я заметил, как она стиснула пальцы в кулак, когда Сойр прикреплял значок. Она коротко кивнула, сделала шаг назад — и на мгновение, только на одно-единственное мгновение, её взгляд метнулся ко мне. Там не было ни упрёка, ни страха. Только молчаливое «я всё ещё здесь».
— Элвина Трейн!
Девушка поднималась медленно, будто через вязкий воздух. В ярких изумрудных глазах блеск — не слёз, а гордости за себя. Не подвела семью, не подвела клан. Когда знак оказался на её форме, она стиснула зубы, сдерживая что-то внутри. Встав рядом с Лией, она не повернулась к ней. Но и не отошла. Просто стояла рядом, как положено боевому товарищу.
И всё же напряжение между девушками было настолько сильным, что воздух едва не начал искриться.
— Тар и Рион! — едва улыбнулся Сойр. — Вы всегда вместе, так что и поднимайтесь оба.
Они вышли синхронно, как и всегда. Тар чуть пошатывался — небольшая рана на ноге, полученная в секторе по глупости, ещё его беспокоила. Рион слегка поддерживал его под локоть. Первым знак выдали Тару, затем Риону. Когда знаки оказались на их лацканах, Тар улыбнулся. Широко, искренне. Рион — только кивнул.
Наконец, дошла очередь и до меня.
— Ромассил Хал, — произнёс Сойр. — Поднимись.
Легкий шорох прокатился по залу. Нервный. Прерывистый.
Я шагнул вперёд. Тень двинулась следом, отставая лишь на полшага. Мы поднялись по ступеням, встали напротив Сойра. Он держал знак в ладони — как клинок.
Я взглянул на него. Потом — на зал. И сказал:
— Можно просто Ром.
Пауза. Лёгкий, почти незаметный кивок Сойра.
— Ты выбрал Ночь. И имя в ней, — отозвался он. — Пусть так, Ром.
Он с молчаливой торжественностью приколол знак к моей форме. И на этот раз — весь зал смотрел. И молчал.
Тень покрутилась вокруг меня, словно продолжала оберегать. Прикрывала спину. И это тоже не укрылось от присутствующих.
Я повернулся к толпе.
— И запомните, — сказал я негромко, но достаточно чётко, — я пришёл не разрушать. А стать мостом. Между вами. Между кланами. Моё место здесь.
Кто-то закашлялся. Кто-то вздохнул. Кто-то отвёл взгляд.
Только Герцог, сидевший чуть в стороне, молча кивнул. Не как лорд. Не как командир. А как… союзник.
А в конце зала всё ещё стояла магистр Салине.
И всё ещё улыбалась.
Уже после официальной части, когда мы спустились в трапезный зал с рядами длинных столов, меня окружили сослуживцы. Поздравляли, хлопали по спине, желали успехов и подшучивали.
Хван появился из-за моей спины, как всегда — словно игрушка из дурацкой коробки на пружинах.
— Ваше темнейшество, — произнёс он с преувеличенным поклоном, — разрешите поздравить вас с победой над нерадивым братцем и законом. Полупринц Ром, смею заверить, ваше происхождение не мешает вашему потрясающему профилю!
Я усмехнулся.