Немного подумав, Марченко кивнул:
— Точно, осведомительница. Я говорю вам, а вы — полиции.
— Пусть так, — сдалась она.
— Тогда я заявляю, что Беттину убил Яков Левич.
— Мистер Левич? — ужаснулась Дэйзи — скрипач успел ей понравиться. — С чего вы взяли?
— Он еврей. Они все убийцы. Кто Христа распял и христианские дьети убил? Еврею христианина убить ничего не стоит. А еще он — русский.
— Вы тоже.
— Ньет! Я украинец. Живу в России, говорю по-русски, однако кровь во мне украинская. Русским плевать на украинцев, а мне плевать на русских.
Он чуть было не сплюнул, но вовремя опомнился.
— А еще, — продолжил он мрачным шепотом, — Левич — красный шпион!
Дэйзи не поверила ни единому слову. У Марченко одни шпионы на уме. К тому же как Левич может быть русским, если он еврей?
— Зачем ему убивать Беттину? У него не было мотива.
— Был! Еще какой. Левичу нравится сестра Беттины. А она называла его охочим до денег жидом, грозила сказать родителям, что сестра влюбилась в нехристя, мешала им.
— Беттина не давала Мюриэл видеться с мистером Левичем?
— Да. Только он с ней говорить, она тут как тут: «Мюриэл, сделай то, сделай это. Подай то, подай это». Вот мотив, ньет?
— Сомнительный мотив! — решилась возразить Дэйзи, а про себя подумала: «Слегка правдоподобнее, чем то, что Яков Левич — русский и шпион». Неужели Беттина и вправду пыталась мешать любовным отношениям сестры?
— Как это? Ничего не сомнительный. Расскажите полицейскому начальнику. Вам поверят. А я с полиция не говорью.
— Мистер Марченко? — обратился к нему вернувшийся Пайпер. — Попрошу вас, сэр.
Марченко посмотрел на него отсутствующим взглядом.
— Прошу! Пойдемте! Сэр! — Пайпер, очевидно, принадлежал к тому типу людей, которые думают, что, если будешь говорить с иностранцем как можно громче, он тебя поймет. На случай, если его все равно не услышали, он сделал подзывающий жест.
Хоть Марченко и усиленно притворялся, что по-английски не понимает, но жесты-то всем понятны. Он тяжело поднялся на ноги и пошел за констеблем, бормоча что-то себе в бороду.
Трудно будет Алеку что-нибудь из него вытянуть. И поделом. Если первые два-три раза еще можно было объяснить совпадением, то когда то же самое повторилось с Марченко, все стало ясно: Пайпер неизменно подзывал тех, кто подсаживался к ней, и наверняка действовал так по распоряжению Алека.
Пытается ей помешать! Какое нахальство!
Глава 6
Когда Марченко тяжелой поступью вошел в кабинет вслед за Эрни, Алек разговаривал по телефону. Его начальство наконец-то изволило сообщить, что с местной полицией все улажено и дело официально поручено ему.
Вот только стоило ли радоваться.
Во-первых, в дело ввязалась Дэйзи. Хорошо еще, что он может за ней приглядывать и тем самым убережет от самой себя.
Что же касается подозреваемых, он почти ничего не узнал — можно было с тем же успехом задавать вопросы стаду овец. Творческий темперамент, вопреки предсказанию Дэйзи, отсутствовал у всех, кроме пылкой испанки, а может, проявился в особом богемном умонастроении, которое заставляло артистов бояться полиции.
Их даже во лжи нельзя было обвинить — ему, по сути, ничего не рассказали.
Ни у кого не было предположений, почему отравили Беттину Абернати. Ни один не знал ничего о цианиде, и никто не видел, чтобы в штоф или стакан что-то подмешали. Все, кроме миссис Говер, были настолько погружены в свои мысли, готовясь ко второму отделению, что ничего и никого вокруг не замечали.
А у всех посторонних, заходивших в гримуборную солистов, были на то объяснимые причины. Например, миссис Говер зашла поздравить супруга с успешным выступлением. Мисс Блейз, как и говорил капельдинер, забрала у Мюриэл ноты, которые оставила в доме Абернати. Левич, не найдя Кокрейна в дирижерском кабинете, пришел спросить у него про вторую часть «Реквиема». Алек не сомневался, что и Кокрейн находился в гримуборной по причине, связанной с музыкой. Его жена, разумеется, искала мужа, а Абернати просто хотел увидеться со своей супругой.
Все логично, но совершенно бесполезно.
Судя по виду Марченко, на него тоже не стоило возлагать надежд. Лицо русского баса ничего не выражало — по крайней мере, та его часть, которую не скрывала роскошная черная борода. Он стоял у стола, вперившись взглядом в стену. Алек обернулся бы поглядеть, что так привлекло его внимание, если бы не знал, что там висят ничем не примечательные часы.
— Прошу, садитесь.
Ответом ему был отсутствующий взгляд. Алек махнул рукой на стул. «Русский медведь» сел.
Алек посмотрел на Эрни Пайпера, а тот пожал плечами. Ему велели привести того, с кем разговаривала в тот момент Дэйзи, значит, Марченко удалось с ней сколько-то пообщаться.
— Я должен задать вам несколько вопросов, сэр.
— Нье панимаю, — рявкнул «медведь».
— Ву парле франсэ? — Алек знал, что многие русские эмигранты говорят по-французски, как и получившие утонченное образование девушки круга Дэйзи.
— Говорью толька по-русски. — Густой бас придавал словам Марченко убедительности.
— Похоже, нам нужен переводчик. Пайпер, узнайте, мистер Левич еще здесь?
— Ньет! — Марченко вскочил на ноги и, уперев кулаки в столешницу, навис над Алеком. Пайпер шагнул было вперед, но Алек сделал ему знак остановиться.
— Левич ньет! Жид ньет!
Жид? Если этот человек питает необъяснимую ненависть к евреям, с Левичем тем более ничего от него не добьешься. Ладно, пусть подумает хорошенько, а утром будет ему переводчик, а может, и сам английский вспомнит.
На стене справа от Алека висел календарь. Алек подозвал к нему Марченко, указал на певца, на себя, потом на завтрашнюю дату в календаре и произнес медленно и отчетливо:
— Завтра, в понедельник, с переводчиком. А пока можете идти.
Потом сопроводил растерянного русского к выходу.
— Он же разговаривал с мисс Дэлримпл, шеф, я сам видел.
— Очень вероятно, но какой смысл сидеть здесь до ночи и ждать? Мне еще с другими нужно поговорить. С Кокрейнами, Финчем и, если получится, с Абернати. Ступай, Эрни.
Когда Алек лишил Дэйзи общества Марченко, к ней подошли попрощаться Говеры. Гилберт Говер хорохорился, но хватался за руку жены, как утопающий за соломинку.
Потом они обменялись несколькими словами с Кокрейнами и ушли. Дирижер заговорил с тщедушным органистом, резко выдернув того из мечтаний, а миссис Кокрейн подошла к Дэйзи.
— Позвольте представиться, — сказала она тоном, предполагающим, что Дэйзи не вздумает считать себя ее ровней. — Урсула Кокрейн. А вы мисс Дэлримпл?
Дэйзи так и подмывало ответить: «Да, достопочтенная мисс Дэлримпл», чтобы сбить спесь с миссис Кокрейн.
— Да, — ответила она просто. — Я Дэйзи Дэлримпл.
— Что ж, приятно познакомиться. — Миссис Кокрейн уселась с ней рядом.
Ее макияж на самом деле был наложен очень умело, хоть возраста ей почти не убавил, а чернобурка была слишком роскошна. Бриллианты на шее, должно быть, стоили целое состояние. «Наверное, носит их, чтобы отвлечь внимание от лица», — сочувственно подумала Дэйзи. Нелегко соответствовать молодому и красивому мужу.
— Как ужасно! — продолжила жена дирижера.
— Ужасно. Бедные Мюриэл и мистер Абернати совершенно потрясены.
— О да, такая потеря для них обоих. Но полиция зря считает, что это отравление. Может, у мисс Уэстли просто случился удар? Тогда, по крайней мере, в утренние газеты новость не попадет, и у нас будет время подумать над тем, что говорить прессе.
— Очень удивлюсь, если репортеры еще ни о чем не прознали, — возразила Дэйзи. — По-моему, среди зрителей был критик из «Таймс», и он сразу же побежал искать телефон. Надо ловить сенсацию, как же — солистка упала замертво на сцене!
— Какая низость! Недопустимое поведение. У газетчиков совсем стыда не осталось. Боюсь даже подумать, как все это скажется на карьере моего мужа.
— Вашего мужа? А других солистов?
— Иностранцам не о чем беспокоиться. Они уедут туда, откуда приехали, и чем быстрее, тем лучше, по крайней мере, для бедной Дженнифер Говер, — снисходительно добавила миссис Кокрейн. — Каким жалким существом надо быть, чтобы с таким мириться! Что же касается Гилберта Говера, он быстро сдает. Голос уже не тот. Растратил себя. А вот Эрик — восходящая звезда, и будет очень жаль, если из-за кончины мисс Уэстли он не получит рыцарского титула.
— Рыцарского титула?
— Почему бы нет? Многих дирижеров произвели в рыцари. Вспомните Халле, Вуда, Коэна, Хеншеля, Косту. Сэр Томас Бичем стал рыцарем, пусть даже год спустя ему достался баронетский титул отца. Мой отец был баронетом. Сэр Дензил Вернон.
— Как несправедливо, что вы не могли наследовать его титул, — осмелилась заметить Дэйзи.
Саму ее титулы не очень-то заботили, хотя иногда она представляла, какой была бы ее жизнь, достанься Фэр-акрс ей.
— Совершенно верно, — кивнула миссис Кокрейн, обрадовавшись, что Дэйзи ее понимает. — Титул Эрика будет своего рода компенсацией.
— Если только скандал не положит конец его надеждам… Полагаю, вы правы: у Беттины был удар, но если представить, что ее убили, кто, по-вашему, мог бы это сделать?
— О, я думаю, сестра. Она совсем без гроша, а Беттина все оставила ей.
— Откуда вы знаете?
Миссис Кокрейн неопределенно махнула рукой:
— Слухи. Обычно все дело в деньгах. А, вон идет тот малыш-полицейский. Инспектор послал за моим мужем. Не представляю, зачем им Эрик? Что он может рассказать?
— Миссис Кокрейн, господин старший инспектор хотел бы поговорить с вами.
— Со мной?! — Она выглядела разгневанной, однако Дэйзи показалось, что в непреклонном взгляде промелькнул испуг.
— Прошу вас, мэм.
— Что ж, прекрасно! Должна сказать, что полиция становится все деспотичней с каждым днем.
Кокрейн перехватил ее у двери и что-то негромко сказал, а потом направился к Дэйзи, оставив мистера Финча мечтать о музыке.