Миссис Кокрейн принялась сетовать по поводу статьи в «Таймс»: и похожа-то она больше на некролог, нежели на отзыв о спектакле, и об Эрике там почти ни слова. А еще хуже то, что некоторые влиятельные люди звонили не для того, чтобы восхититься талантом дирижера, а чтобы выразить сочувствие.
— И в понедельник придут не все, — продолжала плакаться миссис Кокрейн. — Какой удар для его карьеры! Надеюсь, вы сделаете все, что в ваших силах, господин старший инспектор, чтобы поймать виновника.
Было понятно, что подразумевает она, скорее, того, кто сорвал представление, а не того, кто совершил убийство.
Дэйзи говорила Алеку, что миссис Кокрейн одержима карьерой мужа. Она бы не стала избавляться от Беттины посреди выступления. Алек решил не поднимать тему неверности Кокрейна хотя бы до того, как выяснится, считала ли миссис Кокрейн Беттину его любовницей или нет.
Пока же следовало поймать ее на слове.
— Могу заверить вас, что мы сделаем все возможное, чтобы найти виновника, мэм, — вежливо подтвердил Алек. — Вы и мистер Кокрейн очень нам поможете, если разрешите сержанту взять у вас отпечатки пальцев. Просто, чтобы исключить вас из числа подозреваемых.
Немного повозмущавшись, она согласилась. За Трингом и Кокрейном послали, отпечатки взяли. Потом Кокрейн, опасливо косясь на жену, предложил детективам пройти в музыкальный салон, который оказался большой залой с французскими окнами-дверьми, выходящими на террасу. Черные изгибы концертного рояля отражались в натертом до блеска паркете. Однако самым значительным предметом в обстановке оказался американский граммофон с впечатляющей своими размерами трубой-рупором. По стенам тянулись ряды полок с богатейшей коллекцией грампластинок и оркестровых партитур, перемежающихся с бюстами великих композиторов. По составленным в углу стульям и пюпитрам можно было догадаться, что залу используют также для камерных концертов. В остальном обстановка была типичной для кабинета обеспеченного джентльмена: кожаные кресла, превосходное антикварное бюро и шкафчик для напитков.
— Моя «золотая клетка», — грустно произнес Эрик Кокрейн, обведя комнату рукой. — Присаживайтесь, господин старший инспектор. Выпьете? Нет? Возьмите сигару, я их не курю.
Тринг вновь тихо удалился к прислуге — разворчится потом, что ему не дали выкурить гаванскую сигару, от которых он никогда не отказывается. Алек закурил любимую трубку. Скромно устроившийся в углу Пайпер извлек из кармана пачку сигарет, но отложил ее, стоило Кокрейну протянуть ему серебряный портсигар. Зажав в зубах дорогой бумажный цилиндрик, набитый превосходным турецким табаком, Пайпер достал карандаши и открыл блокнот.
Кокрейн отвечал на вопросы с готовностью. Да, он так увлекся новым прочтением фразы «Quam olim Abrahae», что не очень-то обратил внимание на происходящее в гримерной. Потом он рассердился на жену за то, что та явилась его проверить, а после пришла Оливия.
— Уверен, вы уже прознали о нас с Оливией, — иронично сказал он. — Я краем глаза наблюдал за ней. Она не приближалась к столу, хотя вы можете мне не верить. Я люблю ее, черт побери! Когда Беттина Абернати пригрозила, что расскажет о нас Урсуле, я испугался, что лишусь карьеры и, если быть до конца откровенным, привычной роскоши. А теперь я уже и не знаю, зачем мне все это, если я не могу быть с Оливией. Прошу вас, поймите, господин старший инспектор, — взмолился он.
— Мы не можем оправдывать супружескую измену, сэр.
— Знаю. — Кокрейн обхватил голову руками. — Урсула всегда по-своему добра ко мне и более чем щедра. Но она никогда не даст мне развода, а несвободного Оливия не примет меня обратно. Что же мне делать?
Алек невольно чувствовал жалость к этому несчастному человеку и его обманутой жене.
— Как вы думаете, миссис Кокрейн известно, что вы состоите в любовной связи с мисс Блейз?
— В том-то и дело, что больше не состою. Возможно, она догадалась, что между нами что-то было, и, конечно, она знает, что я отдал Оливии партию в «Реквиеме».
Больше ничего полезного Кокрейн не сказал. Вскоре Алек с Пайпером оставили его размышлять о том, как жить дальше в роскоши, но без любви, забрали Тома Тринга и вышли на улицу, в мокрые сумерки. Вниз по реке шла яхта с яркой иллюминацией.
— Хитрый типчик этот шофер, — доложил Том. — Да, он подвозил мистера Кокрейна к дому Абернати. Кокрейн отпускал его на весь день или на вечер, а тот все выкладывал хозяйке — смекнул, кто оплачивает счета.
— Он знал о мисс Блейз?
— Не-а. Думал, что хозяин катается к миссис Абернати.
— Тогда все же есть вероятность, что убийство — дело рук миссис Кокрейн. Хотя никак не могу представить, чтобы она или муж сами сорвали концерт, но сбрасывать их со счетов не будем. Ладно, Том, отправляйся-ка лучше к жене, иначе она мне голову оторвет. Кстати, позвоню сейчас домой, чтобы к ужину не ждали. Чемоданчик оставь нам. Эрни смотрел, как снимать отпечатки пальцев, так что вдвоем мы как-нибудь возьмем их у Левича. А утром ты нужен мне в Скотленд-Ярде пораньше — просмотрим записи Эрни перед тем, как нанести визит доктору Вудварду.
— Погодите-ка, шеф, — попытался возразить Пайпер, — вы что же, хотите, чтобы я их все перепечатал сегодня?
— Да, хочу, дружище. Сначала заедем куда-нибудь перекусить, а потом — обратно к Абернати, Левича нужно допросить.
Пайпер тяжело вздохнул, а Том ухмыльнулся.
— Дознание завтра, — напомнил им Алек. — Коронер захочет знать, что мы выяснили.
Глава 13
Дэйзи тянуло незаметно улизнуть домой, к пишущей машинке. Мысль о тягостном вечере приводила ее в ужас. Молчаливая неприязнь преподобного Уэстли к Якову Левичу и такое же порицание уже единственной теперь дочери чувстовались до боли красноречивыми.
Ужин состоялся раньше из-за назначенной на вечер репетиции хора. Роджер настоял, что проведет ее сам, хотя Мюриэл уговаривала его поберечься и уверяла, что никто не ждет от него таких жертв. Однако он тихо упорствовал, что это его долг, но если Мюриэл не может пойти, он понимает. В конце концов она упросила его хотя бы вызвать кэб, а не ехать, как обычно, на автобусе.
Беспокойства Дэйзи добавляло то, что ей срочно надо было поговорить с Алеком, так что, когда в дверь позвонили и Берил объявила, что это снова полиция, Дэйзи обрадовалась.
— Господин старший инспектор желает побеседовать с мисс Уэстли, а потом с мистером Левичем, — продолжила служанка.
— Пойдете с ней, мисс Дэлримпл? — озабоченно спросил Левич.
— Прошу вас, Дэйзи, — с мольбой сказала Мюриэл.
Викарий поджал губы и отвернулся.
Дэйзи только рада была пойти. Они вышли в холл, где ждали Алек с Пайпером. Вслед за Мюриэл все прошли в столовую. Присутствие Дэйзи Алек воспринял с покорным видом. Однако рассказывать новости в присутствии Мюриэл его не радовало. И тем более стоит придержать язык, зная, о чем он собирается с ней говорить.
— Мисс Уэстли, я неоднократно слышал о драгоценностях, которые Димитрий Марченко подарил вашей сестре. Хотелось бы взглянуть на них, если они недалеко.
— Да, — нерешительно сказала Мюриэл, — они у меня в спальне. Я подумала, что ничего страшного не будет, если я просто уберу их с глаз родителей, поскольку она оставила их мне… верно?
— Полагаю, что так. Возможно, понадобится отправить их на оценку.
Дэйзи оживилась. Марченко под подозрением, значит, ценность подарков Беттине покажет, насколько силен был его мотив.
— Уверена, что они очень ценные, — сказала Мюриэл. — Я верну их ему. Так будет только справедливо.
Брови Алека поднялись:
— Более чем справедливо, но до того, как утвердят завещание, с ними ничего делать нельзя.
— Да, Роджер мне уже сказал.
— Как мистер Абернати?
— Получше. — Мюриэл нахмурилась: — По крайней мере, внешне. Его словно ничего не интересует. Он занимается делами, просто чтобы никого не подводить. Да, Дэйзи?
— Да. У него ужасная апатия, и он почти ничего не ест.
— Жаль слышать. Ваша сестра чем-нибудь болела, мисс Уэстли?
— О нет, Беттина никогда не болела. Поэтому ей было трудно понять, что у Роджера больное сердце.
— Принимала ли она лекарства?
— Разве что микстуру от кашля — когда много поешь, в горле пересыхает и першит. Ну, может, еще иногда порошок от головной боли. И все, насколько я знаю.
— Благодарю. Вы не могли бы принести драгоценности? А я пока побеседую с мистером Левичем.
— Мне нужно с вами поговорить, — тихо сказала Дэйзи, когда Мюриэл направилась к двери.
— Позже, Дэйзи, прошу вас. Не стоит заставлять Левича ждать.
— Да, конечно! — согласилась она, вспомнив, что бедняга там один в гостиной с родителями Мюриэл. — Но не уходите, не поговорив со мной.
Алек устало улыбнулся:
— Только если недолго. Нам с Эрни и так предстоит сидеть допоздна.
— Недолго. Да, иду, Мюриэл.
Мюриэл ушла наверх, а Дэйзи позвала Левича. Он явно не обрадовался, что придется снова разговаривать с полицией, но, скорее, потому, что натерпелся от жандармов, а не из-за предыдущей встречи с Алеком.
— Пойти с вами? — предложила Дэйзи.
Его длинное худое лицо просияло:
— А можно?
— Пожалуй. Только скажите мистеру Флетчеру, что вы сами попросили.
При виде Дэйзи выражение лица Алека стало сначала крайне удивленным, а потом страдальческим. Сказать он ничего не сказал, но в его глазах читалось: «Как вам, черт побери, это удается?» Он бросил гневный взгляд на Пайпера, с лица которого тут же сошли остатки ухмылки. Видимо, от Левича не укрылся основной смысл этого обмена взглядами, потому что он успокоился и даже немного повеселел.
Алек спросил его, что делали те, кто находился в гримуборной.
— Надеюсь, теперь, когда первоначальный шок прошел, вы сможете припомнить что-нибудь еще, — добавил он, будто бы причиной вчерашней сдержанности было вовсе не нежелание говорить.
«Старается ободрить жертву. Умный ход», — отметила про себя Дэйзи.