Немного подумав, Левич сказал:
— Сперва я увидел Эрика Кокрейна и миссис Кокрейн. На входе встретил. Кокрейн уже говорил мне про идею насчет следующей части «Реквиема», но у меня остался вопрос. Понимаете, я искал Кокрейна в дирижерской и не нашел. Поэтому пошел к солистам.
— Понимаю, сэр. Значит, вы ушли после того, как поговорили с мистером Кокрейном?
— Нет. — Левич покраснел. — Там была мисс Уэстли… Она беседовала с мисс Блейз, я не хотел мешать, вот и…
— Погодите-ка, сэр. Там еще кто-то был?
— Только мистер и миссис Абернати. Они тоже разговаривали. Я не хотел, чтобы они подумали, будто я жду мисс Уэстли, вот и налил себе воды.
— Нужно будет взять у вас отпечатки пальцев, сэр, — сказал Алек, — и выяснить, какого именно бокала вы касались.
— У меня уже взяли отпечатки пальцев, — весело сообщила Дэйзи. Испугавшийся было Левич немного воспрял духом, и Алек кивнул ей почти с благодарностью. Пусть после этого попробует заявить, что она ему не помогала!
— Мисс Блейз что-нибудь сказала вам перед уходом? — спросил Алек.
Впалые щеки Левича вновь порозовели.
— Она сказала, что мисс Уэстли рада меня видеть, и я к ней подошел.
— Вам нравится мисс Уэстли, сэр?
— Да, нравится. Я ее поклонник, это ведь верное слово?
— Совершенно верное, сэр. Можно даже сказать, что вы в нее влюблены.
— Любовь? Нет. Любить не позволено. Мне нечего предложить мисс Уэстли, ни денег, ни дома для будущей семьи и детей. У мисс Уэстли красивая душа. Я восхищаюсь ею, но жениться не могу. Мисс Уэстли это знает.
— Теперь у нее будут деньги сестры, — заметил Алек.
— На них не прожить. Драгоценности она вернет Марченко. Наверное, так правильно… — Левич развел руками. — А еще я начинаю думать как англичанин. Я слышу, что говорят о мистере Кокрейне. Это нехорошо. Я должен стать как англичане.
— Вы хотите сказать, — выпалила с негодованием Дэйзи, — что позволите Мюриэл зачахнуть в одиночестве и окончить свои дни старой девой в каком-нибудь жутком приюте для стариков?
— Дэйзи, прошу вас! — вмешался Алек.
Она не обратила на него внимания.
— Вы же не даете ей выбора!
Левич посмотрел на нее изумленно, потом взгляд его стал задумчивым.
Алек взъерошил себе волосы.
— Мисс Дэлримпл, я буду вынужден попросить вас уйти.
— Простите, шеф. Право, когда я вижу, что люди разрушают свою жизнь из-за каких-то дурацких предрассудков, то прямо в ярость впадаю!
— Пожалуйста, впадайте в ярость тихо. Мистер Левич, расскажите нам, что было дальше.
— Миссис Абернати попросила мисс Уэстли пришить пуговицу, так что я ушел.
— Мистер Абернати ушел с вами?
— Нет, у него чай был в руках. Может быть, чаю выпить остался?
— Может быть, — произнес Алек как-то по-особенному невозмутимо.
«Чем так важен этот чай?» — подумала Дэйзи.
Она уже собралась спросить Алека, когда вошла Мюриэл с футляром для драгоценностей.
— Надеюсь, я не слишком долго заставила вас ждать, господин старший инспектор, — сказала она, запыхавшись.
— Как раз наоборот, мисс Уэстли. — В голосе Алека слышалось раздражение; очевидно, он думал, что Мюриэл подождет за дверью, пока он не закончит беседовать с Левичем.
— Я задержалась, потому что складывала все драгоценности, которые мистер Марченко подарил Бетси, в один футляр, — принялась объяснять Мюриэл. — Кажется, ничего не забыла.
Она положила футляр на стол перед Алеком. Тот открыл его и присвистнул.
Дэйзи встала и вытянула шею — поднятая крышка футляра мешала разглядеть, что там внутри.
— Боже мой!
Алек закрыл футляр, не дав ей как следует рассмотреть поблескивающие алые и зеленые камни в витиеватых старинных оправах.
— Мне придется отправить драгоценности на оценку, мисс Уэстли. Вы не могли бы составить опись, а я распишусь в получении? Полагаю, мисс Дэлримпл согласится вам помочь, а мы с мистером Левичем продолжим беседу, — сказал он с невинным выражением лица, в то время как глаза Дэйзи метали громы и молнии. Однако драгоценности ей рассмотреть очень хотелось, поэтому она сменила гнев на милость:
— Конечно, я помогу вам, Мюриэл.
Они поднялись в спальню Мюриэл, чтобы родители не увидели злополучные подарки. Опасения Дэйзи подтвердились: это были потрясающей красоты драгоценные камни в затейливых золотых и серебряных оправах.
— Беттина их надевала?
— Нет, как я и говорила, она считала их чем-то вроде трофея. Если бы можно было, я бы их продала, — мечтательно сказала Мюриэл, — хотя, конечно, это неправильно.
— Вернуть их — очень благородный шаг. — Дэйзи не могла поручиться, что сама поступила бы столь же благородно.
Они составили краткое описание каждого украшения и вернулись в столовую, где Алек и Левич обсуждали жизнь в России.
Алек подписал опись и забрал футляр с драгоценностями.
— Вы не говорили мистеру Марченко о том, что собираетесь с ними делать? — спросил он Мюриэл. — Пожалуйста, не говорите, и об оценке тоже, — добавил Алек, вежливо давая понять, что разговор окончен. Мюриэл и Левич неохотно вернулись в гостиную к преподобному Уэстли.
— Вы разве не должны сверить содержимое футляра с описью? — поинтересовалась Дэйзи.
— Если бы вы не помогали ее составлять, сверил бы.
— Ясно. Значит, вашей целью было не только избавиться от меня.
— Не только, — усмехнулся Алек. — На самом деле Левич не сказал мне ничего нового — кроме того, к чему его подтолкнули вы.
— К чему подтолкнула?
— Он просил подсказать ему, как следует поступить джентльмену, и заявил, что намерен сделать предложение мисс Уэстли. Разумеется, после того, как все закончится, — добавил Алек, когда Дэйзи не сдержала ликующего вскрика. — Так что пока ни слова вашей подруге. Не забывайте, она еще может оказаться под арестом.
— О нет! Преступник — тот, у кого не было других способов подобраться к Беттине ближе. Зачем Мюриэл убивать сестру в Альберт-холле, если дома это сделать гораздо проще?
— Эрни?
— Потому что так больше подозреваемых, шеф?
— Именно.
— Если бы она была так хитра, — возразила Дэйзи, — она бы не оставила отпечатков пальцев. Да, и кстати, что там с этим чаем? Яд же был в ратафии, разве нет?
— Абернати налил Беттине чаю, а она не стала пить, — пояснил Алек.
— Со мной такое бывало на званых чаепитиях. Стоишь с никому не нужной чашкой в руках и не знаешь, куда ее деть. Алек, послушайте. Перед ужином преподобный Уэстли наливал шерри, и угадайте, что я заметила? Он зажал пробку между пальцами. Дэйзи растопырила указательный и средний пальцы правой руки. Видите? Так отпечатков не останется.
— И Говер тоже! Я еще тогда заметил что-то странное, но не успел понять что.
— Значит, это не Мюриэл.
— Нет, не значит, — остудил ее пыл Алек. — Хотя да, появляются варианты. Которые стоят того, чтоб мы с Эрни сидели допоздна.
— Еще не очень поздно.
— Пока нет, но, когда вы ляжете спать, Эрни будет перепечатывать протоколы, а я знакомиться с отчетами из лаборатории и морга.
— Брр… — Дэйзи наморщила нос.
— Их зачитают на дознании. Вы ведь там будете, полагаю?
— Нет, — с сожалением сказала Дэйзи. — Утром я просто обязана закончить работу. Скучную-прескучную!
Ворох малопонятных медицинских терминов из отчета о вскрытии сводился к тому, что у покойной наличествовали все признаки отравления цианидом. Однако Алеку не давало покоя странное чувство. Он перечитал заключения всех трех докторов из Альберт-холла. Один только Вудвард предположил у Беттины удар, но потом оказалось, что она — его пациентка, а еще он зачем-то просил остатки лекарства, которое сам ей прописал.
Может, Вудвард сам же и прояснит все утром. И все равно жаль, что доктор Ренфру на итальянской Ривьере.
Алек потер уставшие глаза и взял отчет из лаборатории. На ковре и осколках бокала осталось слишком мало материала для исследования. В штофе чуть больше. Цианид там нашли, но недостаточно, чтобы определить, смертельной была доза или нет.
Синильная кислота, называемая еще цианистоводородной кислотой, в природе встречается в миндальных орехах, в персиковых, абрикосовых и вишневых косточках. Известен, по меньшей мере, один смертельный случай от ликера на косточках: тогда открыли бутылку очень старого ликера, и все масло горького миндаля, скопившееся в горлышке, оказалось в первом же подставленном бокале. Но тут другой случай — ратафию сначала перелили в штоф; ясно, что найденные следы цианида не значат ровным счетом ничего.
Алек тяжело вздохнул. Запах миндаля в штофе мог быть просто от ликера. Но ведь он собственными глазами видел, как Беттина отпила из бокала и упала замертво.
— Мистер Флетчер? — В двери появилась голова инспектора из отдела дактилоскопии. — Рад, что я не один сижу так поздно.
— Что там с отпечатками? — с надеждой спросил Алек.
— Вот отпечатки из фотоателье, а вот — из Альберт-холла. Мы их сопоставили с теми, которые доставили вы, я их так и подписал.
Все отпечатки обнаружились ровно на тех предметах, на которых им полагалось быть. Ничего неожиданного.
— Спасибо. А можете определить, брался ли кто-то за пробку вот так?
Он продемонстрировал способ, показанный Дэйзи.
— Возможно, я сумею установить сам факт, но кто это был — определить невозможно.
— Понятно. Да, попробуйте хотя бы так. Можно утром. Я домой, спать.
Алек так устал, что не выпил какао, которое мать оставила ему в термосе, однако утром встал рано, чтобы позавтракать с матерью и Белиндой до того, как та уйдет в школу. В девять лет дочка сильно вытянулась, и он обеспокоенно отметил, что она смотрится совсем худышкой в синем школьном платьице и черных гольфах. Светлые волосы с рыжеватым оттенком, как у Джоан, густые и блестящие, были собраны в два хвостика, но так и норовили выбиться из них. Ела она с аппетитом, как Дэйзи, только не так сдержанно.
— Папочка, — сказала Белинда, дожевывая гренок, щедро намазанный маслом и клубничным джемом, — я не буду спрашивать тебя о расследовании, обещаю, но ты ведь снова работаешь с мисс Дэлримпл?