На этот раз Дэйзи забыла взглянуть в зеркало. Как назло, за дверью стоял Алек, но вряд ли его заботило, попудрила она веснушки или нет.
— Мисс Уэстли сказала, вы работаете. Можете уделить мне минутку?
— Да, только закончу последний абзац, пока не забыла, что хотела написать. Пойдемте в мою каморку.
Алек стоял у окна, глядя на узкую полоску цветника на заднем дворе и кусты форзиции на фоне красных стен фотоателье, а Дэйзи допечатывала статью.
— Все, — объявила она, кладя последний листок к остальным. — Что случилось?
Алек повернулся к ней и сказал, усмехнувшись:
— Полагаю, ваша подруга мисс Фотерингэй будет счастлива узнать, что, вероятно, это был вообще не цианистый калий.
— Вот как? — изумилась Дэйзи. — Но доктора сказали, что симптомы… и запах миндаля?
— Я полный идиот, как сэр Бернард Спилсбери не преминул мне сообщить.
— Патологоанатом из министерства? Как он смеет!
— У него на то полное право. Я попросил провести повторное вскрытие, а он ответил, что уже слишком поздно искать то, что нужно. Какой-то там метгемоглобин, которого спустя несколько часов после смерти не остается. Я-то думал, что убийца положил яд в ратафию, чтобы из-за запаха никто ничего не понял, а на самом деле от ратафии по-любому пахло бы горьким миндалем.
— Доктора ведь заявили, что там был цианид!
— Поспешили с выводами, как и я. По меньшей мере, двое. Доктор Вудвард сказал мне, что схожие симптомы наблюдаются при передозировке одного сердечного лекарства. Дэйзи, вы не знаете, что за таблетки принимает Абернати? Никак не могу связаться с его врачом.
— Тринитрин. По-другому нитроглицерин, взрывчатое вещество, между прочим.
— Взрывчатое? Надо же! Не знаете, тринитрат глицерина не то же самое?
— Понятия не имею. А что?
— Просто интересно, — уклончиво ответил Алек.
— Доктор Вудвард говорил о тринитрине?
— Да. У кого, кроме Абернати, есть доступ к лекарству? И кроме мисс Уэстли, конечно.
— Да у всех, кто заходит в дом. Абернати постоянно забывает носить таблетки с собой, поэтому Мюриэл хранит запасной пузырек в ванной комнате внизу. Я туда заходила, когда она попросила Оливию принести лекарство. Кокрейн тоже заходил. И, по-моему, еще один пузырек есть в музыкальном салоне.
Алек взъерошил ладонью волосы и поморщился:
— Значит, почти на виду, как и в проявочной у мисс Фотерингэй. Однако та могла и не обратить внимания, что пропало чуть-чуть цианистого калия, хотя чуть-чуть — уже смертельно, а вот пропажу целого пузырька с лекарством либо Абернати, либо мисс Уэстли точно заметили бы.
— Не забывайте, какой он рассеянный. И пожалуйста, не надо сразу винить Мюриэл. Она могла бы и не заметить пропажу, пока Роджеру не понадобились бы таблетки, а сам он за ними сходить бы не мог.
— Часто он принимает лекарство?
— Только по необходимости. Оно помогает от приступа грудной жабы. Кстати, миссис Говер говорила мне, что в больнице, где она с детьми работает, есть тринитрин!
— Интересно, интересно! Нужно узнать, не пропадал ли он у них.
— Миссис Говер по-прежнему в списке подозреваемых? А кто еще?
— Дэйзи, вы же знаете, я…
— Да что ж такое, опять дверь, а миссис Поттер внизу на кухне убирается!
Чем-то крайне взволнованный Роджер Абернати как раз снова потянулся к звонку.
— Надеюсь, я не очень помешал вам, Дэйзи. Господин старший инспектор у вас? — осведомился он.
— Да. — Дэйзи вгляделась в его губы — не синеют ли. — Может, вам стоит принять лекарство?
— Вы очень заботливы. Я принял перед тем, как прийти сюда. Можно мне увидеться с ним?
— Проходите. — Дэйзи провела его по узкому холлу в свой кабинет.
— Алек, мистер Абернати хотел бы с вами поговорить. Присаживайтесь, Роджер.
— Может быть, мне лучше… — извиняющимся тоном начал тот.
Дэйзи изо всех сил старалась слиться со стеной, но Алек, придержав открытую дверь, сказал:
— Благодарю, что предоставили ваш кабинет, мисс Дэлримпл.
— Нет, прошу вас, не уходите, Дэйзи, — остановил ее Роджер. — Вы тоже должны об этом знать. Мистер Флетчер, на дознании мне кто-то показал газету «Дейли скетч» или «Дейли график», не помню, я такие не читаю. Так вот, репортеры утверждают, что мою жену убил Яков Левич. Вы должны их остановить!
— Сомневаюсь, что они так и написали, сэр. За это могут обвинить в клевете, а газеты обычно очень осторожны и просто так под иск подставляться не будут.
— Да, так прямо не написано. В статье рассуждают об иностранцах, смеются над евреями, так что становится понятно, кого имеют в виду.
— Боюсь, тут я бессилен, мистер Абернати. Это цена, которую мы платим за свободу прессы.
— Как омерзительно! — вскричал Абернати. — А репутация Левича, а его будущее?
— Я бы не волновалась, Роджер, — мягко сказала Дэйзи, кладя руку на плечо раздосадованному Абернати. — Те, кто это читает, не ходят на серьезные концерты. Настоящие ценители музыки не будут придавать значения гнусным инсинуациям дешевых газетенок.
— Вы так считаете? — спросил он с надеждой. — Левич — очень хороший человек и виртуозный скрипач. Я не вынесу, если он пострадает от моей… потери.
— Мисс Дэлримпл права, сэр. Мистер Левич не избалован судьбой, его просто так не сломить. А теперь, пользуясь вашим присутствием, я бы хотел еще раз спросить вас о том, что происходило в гримуборной. Хочу убедиться, что я ничего не упустил. И вашим присутствием я тоже воспользуюсь, мисс Дэлримпл, — добавил Алек, бросив на нее ироничный взгляд. — Сможете вести протокол?
— Конечно, — с готовностью откликнулась Дэйзи.
К ее разочарованию, Абернати пришел в гримуборную почти последним. Насколько она могла судить по вопросам Алека и по его реакции на ответы, когда поднимала глаза от записей, нового тот ничего не узнал.
— Что ж, ясно. — Инспектор со вздохом откинулся на спинку стула. — Миссис Абернати и мисс Уэстли вернулись в дамскую гримерную, а вы ушли тогда же, когда и Левич.
— Нет, чуть позже, я держал в руках чай для Беттины. Я не знал, куда деть чашку, и уже собирался выпить чай сам. — Абернати слабо улыбнулся. — В детстве меня учили, что ни деньгами, ни едой не разбрасываются, господин старший инспектор. Но чай к тому времени совсем остыл, и я оставил чашку невыпитой — не такой уж серьезный проступок.
— Конечно, нет. Кстати, почему вы вообще налили ей чай? Она попросила?
— Нет. Просто все еще надеялся, что она перейдет на чай со своего любимого ликера.
«Наверное, так же, как надеялся, что Беттина не будет больше заводить любовников», — с грустью подумала Дэйзи. Бедняга отдал жене лучшие годы жизни, а теперь настолько плох, что не может даже насладиться своей свободой. Он сгорбился на стуле, уставший, потерянный и как будто уменьшившийся в размерах.
— Вы больны, мистер Абернати? — резко спросил Алек.
— Просто устал. Я теперь все время чувствую усталость.
— Лекарство у вас с собой? Должно быть, вы беспокоитесь, что оно может внезапно закончиться.
— Его очень просто купить. Мой врач знает, что мне нужно, лекарство распространенное — у аптекаря оно всегда есть. Если таблетки кончаются, я просто говорю Мюриэл, и она приносит новые. Она была необычайно добра ко мне все эти годы, и сестре предана.
— Что ж, не стану больше вас задерживать. Спасибо за терпение. Да, кстати, я бы не стал беспокоиться о мистере Левиче. Эти писаки мигом переключатся на новый скандал, реальный или выдуманный.
Дэйзи не видела Алека и не получала от него известий до утра среды, когда в Старой церкви состоялась заупокойная служба.
К ненавистному платью серого шелка, которое напоминало о смерти Майкла, Жерваза и отца, Дэйзи надела ужасно милую черную шляпку, одолженную у Люси, и как раз думала над тем, не слишком ли шляпка броская, хоть и черная, когда увидела Алека. Его не приглашали. Наверное, помахал перед служителями удостоверением детектива — им было строго-настрого запрещено впускать газетчиков.
Он кивнул ей с серьезным видом, и она вместе с семьей Абернати проследовала к передней скамье.
Народу было много. Роджер Абернати не мог заниматься приглашениями, но миссис Кокрейн предложила свою помощь, и преподобный Уэстли с благодарностью ее принял. Когда Мюриэл попыталась возразить, он сослался на то, что миссис Кокрейн знакома с влиятельными людьми, которых следует пригласить. Окончательно Мюриэл смирилась, когда узнала, что миссис Кокрейн пригласила Якова Левича.
Дэйзи села и огляделась — пришли все, кто был в хоровой в вечер убийства, кроме Марченко и Консуэлы, и неудивительно. Оба ненавидели Беттину, оба были иностранцами и ничего бы не выгадали, появившись на службе просто из приличия; ни тот, ни другая не водили близкого знакомства с Роджером и Мюриэл и не испытывали желания выразить соболезнования.
Последнее объясняло присутствие Оливии Блейз, которая выглядела в черном просто ослепительно. Видимо, миссис Кокрейн не осмелилась вычеркнуть ее из списка друзей, который сама же и попросила у Мюриэл.
После окончания службы, когда все вышли из полумрака церкви на солнечную, обдуваемую прохладным ветром улицу, Оливия подошла к Мюриэл и Роджеру.
— К Кокрейнам я не поеду, — сказала она, — просто хотела выразить сочувствие.
— Поедемте, прошу вас. — Сегодня вид у Роджера скорее просто подавленный, нежели больной. — Легче, когда рядом друзья, готовые оградить тебя от «доброжелателей»…
— Конечно, я поеду, — поспешно согласилась Оливия, — если мое присутствие вам поможет.
И она села к ним в кэб.
Дэйзи видела, как желтый «остин» Алека занял свое место в процессии. Раз он решил поехать, значит, проберется в дом, хочет того миссис Кокрейн или нет.
Оправившись от первого впечатления, вызванного обилием мертвых представителей дикой природы в доме, Дэйзи пришлось признать, что миссис Кокрейн постаралась на славу. Двойные двери между гостиной, столовой и музыкальным салоном были распахнуты. Стол в столовой сдвинули к стене и уставили тарелками с затейливо украшенными мясными тарталетками. Две служанки и специально нанятый официант сновали между гостями, разнося подносы с бокалами шерри. Официант? Дэйзи пригляделась. В черно-белой униформе вместо привычного коричневого костюма и с перекинутой через руку салфеткой Эрни Пайпер был почти неузнаваем. И лицо такое невозмутимое. Он ли это вообще?