— И что, если так? Как бы мне ни хотелось от нее избавиться, я бы не стала травить ее посреди концерта, да еще такого важного!
Алек с большой неохотой признал, что она права. «Изящно бы получилось: один арест и сразу два дела закрыто», — с сожалением подумал он, хотя на самом деле вовсе на это не рассчитывал. Убийца Беттины по-прежнему неизвестен.
Как бы невзначай он произнес:
— Итак, убийство миссис Абернати подсказало вам идею, как отравить мисс Блейз.
— Да, оно… Нет! Мне нужен адвокат! — спохватилась миссис Кокрейн.
— Обязательно, мэм. Пусть приедет в участок, где вам будет предъявлено обвинение в попытке убийства. Попросите служанку или мужа упаковать необходимые вам вещи.
— Только не Эрик. — Слой косметики больше не скрывал возраст. — Не хочу его видеть. Это он во всем виноват, он.
Испытывая что-то вроде жалости, Алек не мог не признать, что она вполне права.
Когда приехал Эрик Кокрейн, колбаски были давно съедены, а чай выпит. Оливия нервно мерила шагами комнату, и Дэйзи уговорила ее порепетировать «Реквием». Она пела «Agnus Dei»[25], и тут в дверь позвонили.
Дэйзи вдруг засомневалась, впускать Кокрейна или нет.
— Алек сказал, что пришлет полицейского, — вспомнила она. — Вдруг он решил до вас добраться?
— Если Эрик хочет меня убить, пусть убивает. — Оливия открыла дверь.
Вид у Кокрейна был глубоко потрясенный.
— Арестовали Урсулу, — глухо сказал он. — Не могу поверить. Просто не могу.
Дэйзи до смерти хотелось спросить, обвиняют ли миссис Кокрейн и в убийстве Беттины, но она промолчала. Когда Эрик уткнулся лицом в колени Оливии, Дэйзи вскочила и сделала ей знак, что уходит. Та, подняв голову, беззвучно произнесла: «Спасибо».
Сначала Дэйзи зашла домой — поделиться новостями с Люси.
— Везет тебе на людей со странностями, дорогуша, — протянула Люси. — Надеюсь, твой ищейка больше не думает, что эта дама умыкнула цианид из моей проявочной?
— Не думает, — ответила Дэйзи немного раздосадованно: она ожидала, что Люси проявит больше интереса. — У Кокрейнов свой фотограф в Вест-Энде, жутко модный.
— Некоторые почему-то думают, что дороже — значит лучше. Филипп утром заходил. Бедняга звонил соседям и ударился в панику, когда никто не ответил.
— Служанкам велено не отвечать на телефон из-за газетчиков. Что хотел?
Люси неопределенно махнула рукой.
— Да просто убедиться, что ты жива-здорова. Раз они арестовали эту миссис Кокрейн, ты теперь вернешься домой?
— Полагаю, да. Не потому, что ее арестовали, а потому, что викарий сегодня собирается покинуть греховный город, и Мюриэл больше не надо ни от кого защищать. Ладно, я туда — проверю, как у них дела.
Мюриэл в одиночестве сидела за чаем. Роджер отдыхал у себя в комнате, а преподобный Уэстли с супругой уже отбыли домой.
— Отец пришел в ярость, когда я отказалась ехать с ними, — сообщила Мюриэл. — Берите печенье, я позвоню, чтобы принесли еще чашку.
— В меня больше ни капли не влезет. Мы с Оливией пили чай, пока в животе не забулькало. — Однако шоколадное печенье Дэйзи взяла. — А почему он ожидал, что вы вернетесь в глушь норфолкских лесов?
— Не мог решить, кто сильнее меня компрометирует: Яша или Роджер. Да, пожалуй, то, что я осталась в доме Роджера, выглядит немного странно.
— Чепуха! Вы же как брат и сестра, да и не выжить ему без вас. Кстати, как он, после сегодняшних-то потрясений?
— Очень устал. И по-прежнему винит себя в том, что на Оливию покушались. Есть какие-нибудь новости?
— Чуть не забыла вам сказать! Алек арестовал миссис Кокрейн.
— Боже мой, этого Роджер и боялся. Он считает, что Бетси она не убивала, просто действовала по той же схеме.
— Ему-то чего бояться?
— Знаете, как бывает: когда тебе плохо, в голову лезут ужасные мысли. Наверное, Роджер даже корит себя, что не остановил Бетси, и она кому-то так насолила, что дошло до убийства. В общем, понятия не имею, что его гложет, но настроение у него паршивое. Он даже… Дэйзи, обещаете, что не скажете Яше?
— О чем? Хорошо, обещаю.
— Утром Роджер едет к адвокату, хочет изменить завещание, оставить дом мне. Это, конечно, приятно, но я за него тревожусь.
— Он сказал, что не хочет жить без Беттины, — медленно произнесла Дэйзи. Увидев ужас на лице Мюриэл, она поспешно добавила: — Не волнуйтесь, он проживет еще много лет. А почему вы не хотите, чтобы мистер Левич знал о доме?
— Да все из-за той глупости, что тогда он побоится сделать мне предложение — вдруг я подумаю, что это из-за денег. — Мюриэл вздохнула: — Нет, я вовсе не уверена, что он вообще решится, он такой… У него днем репетиция, так он приехал сюда прямо от Кокрейнов, чтобы справиться, как мы тут с Роджером. О, Дэйзи, он такой милый, так приятно, что мистер Флетчер доверил ему смотреть за дверью.
Дэйзи не стала говорить, что у Алека просто не нашлось причин подозревать Левича в покушении на Оливию.
— Надеюсь, это означает, что он больше не под подозрением, — сказала она, — хотя радоваться пока рано. Алек так просто из списка не вычеркивает. Хотела бы я знать, одно обвинение предъявлено миссис Кокрейн или два!
— Значит, не она порешила миссис Абернати, шеф? — спросил Эрни с заднего сиденья — он подогнал автомобиль к полицейскому участку, где Алек и Том улаживали формальности с местной полицией, а теперь все трое направлялись в Скотленд-Ярд.
— Думаю, что нет. У нас пока вообще некому предъявить обвинение — доказательств ноль. Мы даже не знаем точно, чем ее отравили: цианидом или нитроглицерином! Надеюсь, меня ждет отчет от сэра Бернарда.
— Да, шеф, и из лаборатории, и письмо от ювелира. Я знал, что вы спросите, так что подглядел, что вам на стол положили.
— Опять толком ни обеда, ни ужина, — скорбно вздохнул Том. — Так и с голоду помереть недолго.
— Вам это не грозит, сержант, вы впрок запаслись, — дерзнул заметить Эрни. — Сколько ж вы дома-то едите?
— А вот приходи к нам на чай, юноша, хоть узнаешь, что такое нормальная домашняя еда. Тебе мясца-то нарастить бы не мешало — вон, одна кожа да кости. Придешь если, моя хозяюшка еще больше наготовит.
— Да ну?
— Миссис Тринг накормит так, что неделю есть не захочешь, — подтвердил Алек. — И это еще если явишься без предупреждения. Ее пирог с мясом и почками просто невероятно вкусный. Завтра вечером вы оба свободны, если ничего архисрочного не случится, — пообещал он, а про себя подумал, что завтра непременно сводит Дэйзи на ужин.
Красно-белый фасад здания Скотленд-Ярда блестел в лучах закатного солнца. Еще в детстве Алек твердо знал, что хочет там служить. Однажды, когда они плыли на пароходике по Темзе, отец сказал ему, что во-он там работают самые лучшие детективы в мире. Детская мечта исполнилась, и, несмотря на все трудности, Алек не променял бы свою работу ни на какую другую.
Джоан никогда не могла предугадать, придет ли он домой к ужину или помчится куда-то на другой конец страны, — и мирилась с этим. Его мать тоже стоически переносила неизвестность, но она принадлежала к поколению женщин, которых с детства учили прощать мужчинам их чудачества. Дэйзи вроде бы тоже все понимает и не сердится, но она пока только подруга и не представляет, каково быть женой полицейского.
Не то чтобы ей предстоит это скоро узнать — сначала надо собраться с духом и сделать предложение. Знакомство с матерью и дочкой — шаг в этом направлении. Или он сошел с ума, решив ее пригласить? Действительно ли она обрадовалась, или ему показалось?
В кабинете мысли Алека переключились на расследование. Они с Томом сели каждый за свой стол, а Пайпер придвинул стул. Отчет из лаборатории отправился в руки Тому, а заключение ювелира-оценщика — Эрни. Дойдя до последней страницы отчета от сэра Бернарда Спилсбери, Алек с облегчением обнаружил, что хотя бы выводы написаны на понятном английском языке.
— Ну и ну! — воскликнул Эрни, который тоже дочитал заключение. — Двенадцать тыщ! Вот и скажите теперь, что у русского мотива не было.
— Двенадцать тысяч фунтов стерлингов? — в изумлении переспросил Алек. Он-то надеялся, что украшения окажутся безделушками. Как теперь объяснить подчиненным, почему он не трогает Марченко? И это они еще не знают о подвале, набитом взрывчаткой. А если Спилсбери с лабораторией придут к выводу, что Беттину Абернати отравили нитроглицерином? И что еще хуже, судя по действиям лорда Керзона в Лозанне[26], советскую торговую миссию могут отозвать из Лондона, значит, у заговорщиков мало времени.
— Двенадцать тысяч, плюс-минус, — повторил Эрни. — Мистер Файнштейн пишет, что держал все в сейфе, как вы и велели, шеф.
— Эрни, надо дозвониться до мисс Уэстли.
Заключение главного патологоанатома гласило, что второе вскрытие говорит скорее в пользу нитроглицерина, но только слегка — это сэр Бернард подчеркивал особо. Ассистент доктора Ренфру помнил, что вроде бы кровь покойной при первом вскрытии имела бурый оттенок, однако он этого не записал, и вопросом про метгемоглобин не задался, так что доказательной силой его слова не обладали, но вдруг господину старшему инспектору в расследовании это поможет.
— Мисс Уэстли, шеф.
Алек взял трубку.
— Мисс Уэстли, это Алек Флетчер. — Черт, он обращается к ней, как к приятельнице Дэйзи, а не как к подозреваемой. — Старший инспектор Флетчер. Украшения, которые вы дали нам на оценку, стоят примерно двенадцать тысяч фунтов стерлингов.
— О нет! Вы уверены?
— Исаак Файнштейн, ювелир-оценщик, — надежный человек. Если вы согласны, пусть драгоценности пока побудут у него — на случай, если понадобится представить их в качестве вещественного доказательства. Конечно, если вы против, мы немедленно вернем их вам.
— Нет-нет. Совершенно не хочу, чтобы они лежали в доме. Раз нельзя пока вернуть их мистеру Марченко, пусть побудут в надежном месте. — Она замялась. — Мистер Флетчер, не сочтите за странность, можно попросить вас не говорить пока мистеру Левичу, что украшения такие ценные?