саррабуло а ля Дуэро, чтобы он, вернувшись домой, мог себе приготовить, потому что там, где он живет, люди жуют одни спагетти. Неужели? – спросила Жена Сеньора Казимира. Гарантирую, сказал Тадеуш, одни спагетти. Нет-нет, уточнила Жена Сеньора Казимира, я не это имела в виду, я хотела сказать, действительно ли вашего друга интересует приготовление саррабуло. Не сомневайтесь, сказал я, если вам это не доставляет неудобства, я хотел бы получить рецепт. Тогда я должна перед вами извиниться, сказала Жена Сеньора Казимира, поскольку настоящее саррабуло в моей деревне подают с полентой, но сегодня у меня не было кукурузной муки, поэтому я положила картофель, но как бы там ни было, сперва перечислю вам все ингредиенты, как Господь заповедал для настоящего саррабуло, я никогда ничего не взвешиваю, а кладу на глаз, в общем, слушайте, нужен свиной огузок, сало с него, топленый свиной жир, свиная печень, потроха, большая чашка запеченной крови, головка чеснока, оливковое масло, соль, перец и тимьян. Вы, Казимира, присядьте, сказал Тадеуш, налейте себе стакан доброго вина из Регенгуша-ди-Монсараш, оно способствует объяснению. Жена Сеньора Казимира с нашего разрешения присела и опорожнила стакан вина, который ей подал Тадеуш. В общем, сказала Жена Сеньора Казимира, если хотите, чтобы саррабуло получился как следует, замаринуйте на ночь мясо, разрежьте огузок на мелкие кусочки одинаковой величины и залейте маринадом, который готовите из вина с головкой давленого чеснока, солью, перцем и тимьяном, наутро получите нежную, ароматную мякоть, отдельно в керамическую сковородку нарезаете внутренний жир с потрохов и жарите на медленном огне, а на сильном огне обжариваете в смальце свиную нарезку и потихоньку доводите до готовности на медленном огне. Когда мясо почти готово, заливаете маринадом со вчерашнего вечера и оставляете выкипать. В это время измельчаете потроха и печень и жарите их на свином жире до золотистого цвета. Отдельно на оливковом масле обжариваете мелко нарезанный лук и добавляете чашку запеченной крови. Все перемешиваете в кастрюле, и саррабуло готов, по вкусу можно добавить тимьян, подавать с мелкой картошкой, полентой или рисом, я больше люблю с полентой, как положено в моей деревне, но это необязательно. После таких усилий Жена Сеньора Казимира перевела дух и приложила руку к полной груди. Ну вот, сказала она, теперь остается только съесть, ешьте на здоровье, приятного аппетита. Восторг! – воскликнул Тадеуш и зааплодировал, вы знаете, как это называется, Казимира? это называется первоклассный урок по материальной культуре, что до меня, то я всегда отдавал предпочтение материальному перед воображаемым, точнее, я люблю воображаемое подкреплять материальным, к воображаемому следует относиться разумно, включая коллективное воображаемое, об этом надо прямо сказать господину Юнгу, ибо свиная мякоть первична, а воображение вторично. Я ничего не понимаю из того, что говорит сеньор Тадеуш, сказала Жена Сеньора Казимира, я не такая ученая, как вы, я из деревни, едва окончила начальную школу. Ну, Казимира, все очень просто, сказал Тадеуш, я говорю, что являюсь материалистом, но не диалектическим, это то, что отличает меня от марксистов, – тот факт, что я не являюсь диалектическим материалистом. Диалектики в вас хватает, хоть отбавляй, застенчиво сказала Жена Сеньора Казимира, с первого дня, как я вас знаю. Не в бровь, а прямо в глаз, рассмеялся Тадеуш, хлопнув себя по колену, Казимира заслуживает еще стакан регенгуша! Даже не думайте, сказала Жена Сеньора Казимира, вы хотите меня напоить? Именно это и следовало бы сделать, сказал Тадеуш, если вы ни разу в жизни не напивались, не так ли? Полбутылки регенгуша перед сном, на супружеском ложе с Сеньором Казимиром, и вы бы познали рай, оба, и вы, и ваш муженек. Жена Сеньора Казимира потупила глаза и зарделась. Послушайте, сеньор Тадеуш, то, что вы надо мной насмехаетесь, меня не волнует, вы ученый, а я неуч, но, если вы будете говорить непристойности и манкировать уважением, это другое дело, я не потерплю и пожалуюсь мужу. Какое до этого дело Сеньору Казимиру, сказал Тадеуш, он сам старый развратник, бросьте, Казимира, не злитесь, давайте еще по глотку и несите сладкое и все, что хотите, все, что приготовили на сегодня, мы обожаем ваши сладости, все до единой.
Тадеуш раскурил сигару и предложил мне. Нет, спасибо, сказал я, для меня слишком крепко. Кончай свои закидоны, скромник, сказал он, попробуй, после саррабуло сигара то самое, что надо. Мы стали курить в тишине. Попугай, казалось, уснул на своем насесте, и только слышался шум вентилятора. Послушай, Тадеуш, сказал я, почему Изабель покончила с собой? мне это интересно узнать. Тадеуш затянулся и выпустил струйку дыма. Почему бы тебе не спросить у нее самой? – сказал он, точно так же, как ты спрашиваешь у меня, можешь спросить у нее. Не уверен, смогу ли найти ее в это июльское воскресенье, сказал я, тебя я нашел благодаря одной цыганке, а как я найду Изабель? Я тебе помогу, сказал Тадеуш, это гораздо проще, чем ты думаешь. Но это ты, признайся, настаивал я, заставил ее сделать аборт?
Сеньор Казимир принес сладкое. Целое блюдо с желтым желе в форме лодочек. Это – ангельские подбородки с ямочкой из Миранделы, с гордостью сказал Сеньор Казимир, яичные желтки с фруктовым желатином, уникальные, скажу не из гордости, но таких, как у меня, не подают ни в одном ресторане Лиссабона. Сеньор Казимир вернулся на кухню мелкими шажками, а Тадеуш взял одно желе. А ты бы, скромник, хотел, сказал он, отвечая на мой последний вопрос, чтобы родилась безотцовщина от двоих отцов? Я ничего не знал о твоей истории с Изабель, сказал я, я узнал об этом намного позже, ты меня предал, Тадеуш. Потом я спросил: это был твой или мой ребенок? Какая разница, сказал он, в любом случае, он был бы несчастным. Это ты так думаешь, ответил я, а я думаю, что он имел право на жизнь. Да, чтобы породить четверых несчастных: меня, тебя, его самого и Изабель. Она в любом случае была несчастна, настаивал я, в результате всей этой истории впала в депрессию и вследствие депрессии покончила с собой, я хочу только знать, был ли ты тем добрым советчиком. Я тебе уже сказал, спроси у нее самой, защищался Тадеуш, я тебе клянусь, что ничего не знаю. Ты был советчиком, сказал я, я это знаю. Но это никак не связано с ее смертью, ответил Тадеуш, если тебе интересно, почему она покончила с собой, спроси у нее. Где я могу ее найти? – спросил я настойчиво. На твое усмотрение, сказал он, сам выбирай место, то или другое, ей безразлично. А если в Доме Аленте́жу, сказал я, на улице По́ртас ду Са́нту-Анта́н, что скажешь? Почему бы и нет? – ответил он иронично, наверняка ей захочется побывать в этом месте, где не ступала ее нога при жизни, действительно, почему бы нет? Отлично, сказал я, тогда сегодня в девять, можешь передать ей, что я ее жду сегодня в девять вечера в Доме Алентежу. Сейчас выпьем кофе, сказал Тадеуш, все, что мне сейчас надо, это кофе и стаканчик граппы. Сеньор Казимир уже подходил с двумя чашечками кофе и бутылкой граппы, старой бутылкой из терракоты. Сеньор Казимир, сказал Тадеуш, запишите все на мой счет. Я возразил: даже не думай, обедом угощаю я. Сеньор Казимир даже не посмотрел в мою сторону и ушел. Не будь дураком, сказал Тадеуш с отеческим видом, у тебя с собой немного денег, ты выехал из Азейтао с небольшой суммой, сидел под шелковицей и денег в твоем бумажнике было не густо, я все знаю, тебе предстоит провести в Лиссабоне целый день и понадобятся деньги, поэтому не будь дураком. Мы поднялись и направились к выходу. Сеньор Казимир и его жена вышли на порог кухни попрощаться. Слушай, Тадеуш, сказал я, мне надо часок-другой вздремнуть, я принимаю лекарство, действующее на меня как снотворное, да и после обеда клонит ко сну, если часок не вздремну, я свалюсь замертво. Что ты принимаешь? – спросил Тадеуш. Французское лекарство с аминептином, сказал я, это антидепрессант, утром действует успокоительно, но потом начинает слегка угнетать. Все лекарства для души, сказал Тадеуш, сплошная пакость, душу лечат через живот. Может, сказал я, ты счастливчик, что веришь, а у меня ни в чем уверенности нет. Может, приляжешь у меня? – спросил Тадеуш, у меня есть прекрасная кровать в гостевой спальне. Спасибо, но думаю, что нет, сказал я, это наша последняя встреча, но послушай, денег у меня и впрямь не густо, не могу позволить себе даже гостиницу, но мне достаточно даже дешевого пансиона, где сдают комнаты на час или на два, тебе должны быть знакомы такие места, не подскажешь? Запросто, ответил он, есть пансион «Изадора» возле площади Рибейры, ступай туда и поговори от моего имени с Изадорой, она даст тебе комнату, можешь доехать на трамвае до пирса Содре́, он, кажется, подъезжает.
Остановка трамвая была напротив ресторана, мы ожидали его прихода, стоя за стеклянной дверью, чтобы не жариться на солнце. Услышали его приближение, когда он сделал поворот и в гробовой тишине города раздался скрежет его колес. Ты точно не хочешь прикорнуть у меня? – спросил еще раз Тадеуш. Точно, ответил я, прощай, Тадеуш, покойся с миром, не думаю, что еще раз доведется свидеться. Так-то оно лучше! – сказал попугай. Я открыл дверь, перешел через дорогу и сел в трамвай.
4
Это было старое здание блекло-розового цвета со сломанными ставнями. Пансион располагался между лавкой старьевщика и морской транспортной компанией, на его приоткрытой стеклянной двери было написано: Пансион Изадора. Я толкнул дверь и вошел. За стойкой в плетеном кресле дремал человек. Он храпел, прикрыв лицо развернутым «Утренним курьером»[6]. Я подошел и слегка кашлянул, но он даже не шелохнулся. Тогда я сказал: здравствуйте, и человек с необычайной медлительностью снял с лица газету и посмотрел на меня. Ему было лет шестьдесят пять, может, больше, худое лицо и тонкие усики. Вы хозяин? – спросил я. Хозяина нет, сказал он с характерным для Алентежу выговором, умер в прошлом году, я портье. Я вынул бумажник, достал свое удостоверение личности, положил на стойку и спросил: вам требуется документ? Портье пансиона «Изадора» едва бросил недоуменный взгляд на мое удостоверение и с подозрением на меня посмотрел. Документ? – сказал он. – На кой он мне сдался? О, господи, сказал я, я думал так полагается. Послушайте, приятель, вы изволите шутить, или я чего-то не понимаю? Я ни над кем не шучу, терпеливо ответил я, я всего лишь предъявляю свое удостоверение личности. Портье поднялся со стула и спокойно, с морем спокойствия, взял мое удостоверение личности. А, вона оно что, промычал он, мы – итальянец, рост метр семьдесят пять, глаза голубые и волосы цвета шатен, интересно, весьма интересно. Он бросил на стойку мое удостоверение и сказал: приятно познакомиться, извините, мне срочно в туалет, с простатой неприятности. Он скрылся за старой засаленной шторой, а я остался ждать, убрал в бумажник удостоверение и стал осматривать картины на стенах маленького холла. Первая представляла вид сверху базилики в Фатиме, снятый с вертолета, возможно, фотография пятидесятых годов, видна была большая площадь и нескончаемая человеческая очередь в церковь. Внизу была подпись: «