– Кейти? В ней никогда не было ни капли ханжества.
– Да. Но знаешь, как это бывает с людьми в старости, – ими начинают завладевать мысли о Боге. То же самое было и с Кейти. Я уверен, она знала, что скоро умрет.
Том был страшно удивлен, когда месяца за два до смерти Кейти как-то попросила его сходить с ней в церковь. Ее религиозные искания всегда были неопределенны и обычно оканчивались чтением статей о НЛО. Готические соборы привлекали ее меньше, чем таинственные круги, за одну ночь возникающие на траве. Поэтому Том не сразу понял, о чем речь, когда однажды утром Кейти оторвала его от чтения воскресной газеты замечанием:
– Сегодня Праздник урожая![29]
– Праздник урожая? – переспросил он тупо. Он сидел, лениво развалившись в кресле, был небрит и плохо соображал. С таким же успехом она могла произнести «Тоттенхем хотсперс», «Чизбургер», «Три часа».
– Нет, спасибо, – отозвался он.
– Раньше ты вроде бы был верующим. Ты всегда говорил, что веришь.
– Ну да, возможно. Не знаю. Мне казалось, что тебя больше интересуют Нераскрытые Тайны Земли.
– Это то же самое, Том. И то и другое – выражение благодати.
– Благодати?
– О господи! Неужели все действительно настолько плохо? – Она неожиданно прыгнула к нему на колени, обняла и поцеловала. – Ну пожалуйста, пойдем! Пожалуйста, пойдем! Пожалуйста, пойдем!
– Зачем?
– Что-то должно случиться, Том, вот зачем. Я чувствую. Может быть, небо расколется пополам, и на нем вдруг появится твоя татуировка, только очень большая, – что-нибудь вроде этого.
Он стал изучать татуировку, чтобы не смотреть ей в глаза. Ему не хотелось идти на этот Праздник урожая, – так он ей и сказал. К его полному изумлению, Кейти заплакала. Она уже очень давно не пыталась добиться от него чего-либо с помощью слез, и вот, пожалуйста, теперь рыдает и стенает так, словно стоящий рядом Том – это монстр, прославившийся на всю округу тем, что избивает жену.
В принципе, он мог бы и уступить ей, но их препирательства зашли слишком далеко и стали делом принципа. Кончилось тем, что она пошла одна. Когда они встретились вечером, Том спросил, понравилось ли ей на празднике. Кейти покачала головой и не разговаривала с ним весь вечер. Так и умирала их любовь.
– Я не хотел идти в церковь, хотя мне ничего не стоило…
– Том, о чем ты? – спросила Шерон.
Том вернулся к действительности.
– Да просто… Она будто знала, что скоро погибнет.
– Не говори ерунды, Том, – сказала Шерон, но тут же вспомнила свой последний разговор с Кейти.
– Пошли в Гефсиманский сад, – выпалил он.
– Сейчас? Ночью?
– Да, сейчас. – Он встал.
– Зачем? Какой смысл? Ворота уже закрыты.
– Я должен это сделать. Поставить свечку. Так ты пойдешь? Ради Кейти.
Как она могла отказаться, если он так ставил вопрос? Хотя идти туда ей совсем не хотелось, особенно ночью. Ей и днем-то не понравилось в этом саду, когда она однажды посетила его. Она, как и многие евреи, испытывала чувство, что христианские реликвии бросают ей обвинение, они заставляли ее думать о том, что со времен Средневековья евреи были для христиан козлами отпущения. Отзвуки предательства и страдания, витавшие в Гефсиманском саду, лишали его привлекательности и делали, скорее, пугающим. Шерон чувствовала себя в нем неуверенно. Но Том ощущал в этом месте какую-то странную энергетику. Правда, она мало что поняла из его путаных объяснений, кроме того факта, что здесь его ужалила в губу пчела.
Нет, она не имела никакого желания ехать в Гефсиманский сад ночью, но в данной ситуации и отказаться не могла. И вот она через весь город повезла туда Тома, сидевшего рядом с ней в раздраженном молчании. Около сада Шерон остановила машину, и они поднялись по склону к воротам.
Ворота, как и предсказывала Шерон, были заперты, но в пещере, где Том беседовал с францисканским монахом, виднелся желтый огонек. Том схватил Шерон за руку и повел ее вдоль стены в сторону от ворот, пока не нашел место, где они могли перебраться через стену. Не обращая внимания на ее протесты, он полез первым и потянул ее за собой. Серп луны слабо освещал сад сквозь проползавшие по небу обрывки облаков. Освещенные листья призрачных оливковых деревьев были похожи на серебряные монетки, рассыпанные по розовато-лиловому небу. Том оперся рукой на один из узловатых перекрученных стволов.
– Какого черта нам здесь надо? – простонала Шерон.
Том заметил у своих ног среди корней оливы какой-то предмет. Это была наполовину засыпанная землей маленькая стандартная Библия. Он поднял ее. Книга была старой и полуистлевшей. Кто-то из паломников или туристов то ли обронил ее здесь, то ли забыл, то ли оставил нарочно. Том открыл книгу, корешок ее при этом отвалился. Он хотел посмотреть, можно ли что-нибудь прочитать в Библии, но увидел вместо этого скользкого, похожего на слизняка червя, прогрызшего целый туннель сквозь страницы. Червяк вылез из своего туннеля, быстро прополз к краю страницы и забрался на большой палец Тома.
– Уф! – Том с омерзением отбросил Библию.
– В чем дело?
– Черная личинка.
Шерон подняла книгу, но перед ней были абсолютно чистые и целые страницы.
– Я не вижу никакой личинки.
– Пойдем.
Приблизившись к пещере, они увидели монаха в францисканской рясе, сидевшего за столом и деловито писавшего что-то. Судя по его движениям, он занимался тем же, что и монах, которого Том встретил здесь в тот день, когда его укусила пчела: чертил линии на листе бумаги. Но это был другой монах.
Он показался Тому похожим на ребенка. Когда они подошли еще ближе, стало ясно, что это, во-первых, карлик, а во-вторых, негр. По-видимому, шарканье их ног в пыли донеслось до его ушей, потому что он поднял голову и слегка склонил ее набок, прислушиваясь. Том и Шерон попятились в тень деревьев.
Отложив ручку, монах соскользнул со стула и вразвалку подошел к выходу из пещеры. Они увидели, что глаза его почти целиком белые и покрыты склеротической пленкой слепого человека.
У Тома вырвалось тихое восклицание. Монах застыл и повернул к ним голову. Было видно, что он напрягает слух, белки его глаз быстро вращались. Он крикнул что-то на языке, которого они не поняли, затем по-английски:
– Кто здесь?
Они затаили дыхание.
– Человек или дух? – крикнул монах. – Говори!
Постояв еще несколько секунд, он вернулся к столу, вскарабкался на стул и снова стал вычерчивать линии.
– Ну что, поехали домой?
– Нет, подожди, еще рано, – ответил Том.
Они углубились в оливковую рощу. Том вел Шерон к тому месту, где ему встретилась Магдалина.
– Вот здесь, – сказал он и вдруг, грубо схватив ее, стал целовать.
Шерон засмеялась и обняла его, затем обхватила руками его лицо. Его язык проник глубоко ей в рот, у нее перехватило дыхание. Он расстегнул пуговицу на ее джинсах, и она почувствовала, как, мягко поскрипывая зубцами, расстегивается молния. Он запустил руку в ее трусики и погрузил в нее палец. Шерон отстранилась.
– Нет, не здесь, Том, – прошептала она.
Однако он все теснее прижимал ее к себе. Ее соски набухли. Она, уклонившись от его поцелуя, сказала:
– Не здесь, малыш. Пойдем отсюда. Пошли, Том.
Но Том не обращал внимания на ее слова. Она отпихнула его, улыбаясь, и выставила руки, давая понять, что уже хватит. Он в ответ рванулся к ней, схватил ее за пояс джинсов, развернул к себе и прижал к стволу одного из деревьев, а затем одним рывком сдернул ее джинсы вместе с трусами, спустив их до самых лодыжек. Удерживая ее, он расстегнул свои брюки и попытался загнать член в ее зад.
Шерон вырвалась и ударила его в ухо. Удар был достаточно сильным. Том потерял равновесие и опустился на колено, держась одной рукой за ухо, а другой вытирая губы. Его член стал опадать.
– Что с тобой такое, Том? – прошипела Шерон, натягивая джинсы. – Что, скажи на милость, с тобой происходит?
– Прости. Я очень сожалею.
– Сожалеешь? Да пошел ты! – Шерон развернулась и решительно зашагала к тому месту, где они перелезали через стену. Том, по-прежнему стоя на одном колене, смотрел ей вслед.
Он провел еще некоторое время, прячась в тени дерева от лунного серпа. «У тебя действительно что-то не в порядке с головой, парень». Слишком часто он стал терять контроль над собой. Он помнил, что сделал минуту назад, но не понимал почему? Им двигал какой-то неуправляемый первобытный инстинкт, нахлынувший на него, как океанская волна. Что-то н и утри рвалось из него на свободу.
Нет, в целом он был вполне нормален. Объяснить его поведение тем, что в какие-то моменты он был одержим бесами, было бы слишком просто. Но если это не он сам сознательно набросился на Шерон, то все-таки и не что-то постороннее, а часть его самого. Какая-то часть его стремилась снести сдерживающие преграды, но делала это постепенно, словно разрывая стежок за стежком нить шва. Каждый из говоривших с ним голосов, каждый из духов был еще одним рвущимся стежком. При каждой новой галлюцинации или потере самообладания что-то в нем освобождалось. Он со страхом думал: что его ждет?
Спустя какое-то время Шерон медленно и устало вернулась и встала на колени рядом с ним. Гнев ее остыл. Она пригладила рукой свои волосы.
– У меня такое чувство, словно я разваливаюсь на части, – сказал Том.
– Не волнуйся, все в порядке, – прошептала она ему на ухо, – все в порядке.
В уголках его глаз скопились слезы. Она вытерла его глаза большим пальцем.
– Нет, – ответил он, – ничего не в порядке.
– Я с тобой, – сказала она и нежно поцеловала его в губы. Затем расстегнула блузку и положила его руку себе на грудь. – Ты ведь этого хочешь, да?
– Да.
Шерон прижала грудь к его рту. Обняв Тома, она стала укачивать его, как младенца, а он, как младенец, сосал ее грудь. Затем она уложила его прямо в траву и, расстегнув его брюки, сплюнула в ладонь и взялась за его член. Его охватила дрожь.