– Я не могу идти туда! Я должен дождаться утра!
Это, казалось, встревожило Майкла Энтони. Прихожане остановились и стали раздраженно оборачиваться на человека, нарушившего церемонию.
И тут Том заметил произошедшее в церкви изменение. На всех изображениях Иисуса Христа – вырезанных в камне, написанных красками на холсте или на стекле витражей – образ Иисуса был заменен образом обнаженной и притягательной окровавленной женщины, распятой на кресте. Место Иисуса заняла Мария Магдалина. Изображения были выполнены в ее тонах – алом, пурпурном, сером и золотом.
– Походатайствуйте за меня! – попросил Том. – Скажите ей, что я знаю о том, что случилось. Я знаю все.
Майкл Энтони нахмурился и, похоже, не понимал, о чем Том толкует.
– Вы должны походатайствовать за меня, – настаивал Том. – Помолитесь за меня и попросите, чтобы она оставила меня в покое. Скажите ей, что я расскажу всем содержание ее свитка. Скажите ей, я сделаю это для нее. И передайте ей вот это.
Раскрыв рот, Том засунул пальцы глубоко в горло, и его сразу вырвало. На ладони у него барахталась живая жужжащая пчела. Прикрыв ее другой рукой, Том протянул пчелу Майклу Энтони.
Тот взял насекомое и кивнул, словно теперь до него дошло, что имел в виду Том. Он стал поглаживать пчелу указательным пальцем, пятясь к своим прихожанам, возобновившим спуск по винтовой лестнице.
Пчела в руках священника издавала жужжание с равномерными промежутками. Том помолился, поблагодарив Марию Магдалину, и вышел из церкви навстречу бушевавшей снаружи буре.
Его разбудили прерывистые телефонные звонки. Он поднял голову. Ахмед разговаривал по телефону в спальне – вроде бы с Шерон.
– Да, он здесь, – говорил араб приглушенным голосом. – Нет, он спит, он очень устал. Нет-нет, он никуда не уйдет.
Том поднялся с подушек и растер лицо руками, чтобы скорее собраться с мыслями. На спинке стула висела шелковая рубашка. Он натянул ее на себя, а в прихожей нашел пару кроссовок Ахмеда. Он тихо вышел из квартиры, пока Ахмед уверял Шерон, что не выпустит Тома из дома.
54
Том уставился на свое изображение в зеркале цирюльни, наблюдая за тем, как его волосы падают на пол. Ножницы араба жужжали у него в ушах, ползая, как казалось Тому, по самому черепу. Цирюльник оперировал ножницами с показной лихостью, безостановочно щелкая ими как на голове Тома, так и в воздухе. Инструмент порхал подобно какой-то странной птице, которая никак не могла усесться ему на голову.
Когда стричь было уже нечего, цирюльник перешел на бритву, оставляя на черепе Тома аккуратные дорожки.
Кейти стояла рядом с Томом, легко положив руку ему на плечо и следя за процедурой бритья в зеркало. Волосы ее были заплетены, глаза темно-серого цвета напоминали о море.
– Прости, – сказала она. – Прости, что я заставила тебя это сделать. Мне надо было пробиться к тебе, и пришлось действовать через других. Я не могла найти тебя иначе. Ты отгородился от меня. Как и от Шерон.
– Что ты хочешь? – спросил Том.
– Цены вывешены перед вами на стене, – ответил цирюльник, не отрываясь от работы.
– Я хочу твоей любви.
– Зачем?
– Затем, чтобы все было без обмана, – ответил цирюльник. Он взял ремень и начал править бритву, чтобы придать голове Тома окончательный блеск.
– Просто я не могу не любить тебя и всегда буду любить.
– Ты хочешь, чтобы я тебе доверился?
– Если вы не доверяете своему цирюльнику, – отозвался араб, – кому тогда вообще можно доверять?
– Ты можешь мне доверять, – сказала Кейти.
– И как это будет выглядеть?
– Это будет выглядеть хорошо, – сказал цирюльник.
– Это будет выглядеть хорошо, – сказала Кейти.
Проходя мимо цирюльни, Тоби через окно заметила бритого человека, расплачивавшегося с цирюльником. Человек показался ей смутно знакомым, но она не стала задерживаться, озабоченная тем, чтобы поскорее найти Тома. Она чувствовала себя не слишком уверенно в арабском квартале поздним вечером, но договорилась встретиться с Шерон в квартире Ахмеда.
Когда Том забаррикадировался в одной из комнат реабилитационного центра, Тоби позвонила Шерон, чтобы пойти на штурм баррикады вместе с ней. Когда им наконец удалось прорваться в комнату, они нашли там обнаженную Кристину на полу и распахнутое окно. Шерон сразу вернулась домой, надеясь, что Том тоже придет туда. Но он все не появлялся, и тогда она позвонила Ахмеду. Велев ему задержать Тома, она связалась с Тоби и попросила ее тоже прийти к Ахмеду.
Тоби не могла себе простить, что не предусмотрела реакцию Тома. Она всегда тщательно продумывала свою стратегию – насколько сильное давление можно оказать на данного клиента, выдержит ли он, если раскрыть ему всю правду. Очевидно, мужчины и женщины различаются и в этом отношении, решила она. Перед этим нечто подобное произошло с Ахмедом, который впал в такое неистовство, что Тоби поклялась не принимать больше в центре мужчин.
Женщина на месте Тома в данной ситуации сломалась бы, расплакалась и стала искать поддержки у окружающих женщин. Том же обратился в бегство. Тоби открыла в химическом составе мужской сексуальности некий взрывоопасный элемент, который, почувствовав угрозу, немедленно реагировал, опрокидывая ее стратегию, как бы тщательно она ни была продумана. К тому же оказалось, что мужчины, вопреки распространенному мнению, гораздо крепче женщин цепляются за самообман. И уж никак не могла она предвидеть, какую роль сыграет в этой кризисной ситуации Кристина.
Внезапно она остановилась и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, вернулась к цирюльне. Обритый человек как раз выходил из дверей.
– Том, – сказала Тоби ровным тоном, – мы беспокоимся за вас.
Том застыл на месте. Он посмотрел в сторону, и казалось, что он к чему-то прислушивается, ожидает какой-то подсказки. Затем он перевел взгляд на Тоби. Вместо глаз на его лице зияли две черные дыры зрачков.
– Привет, Тоби. Вам не о чем беспокоиться.
Тоби, поколебавшись, спросила:
– Том, вы не проводите меня? Я чувствую себя не вполне уверенно в этом квартале так поздно.
– А куда вы идете?
– Я хотела зайти к Ахмеду. Так вы проводите меня?
Помолчав, Том ответил:
– Нет, я не могу, Тоби. Мне надо быть в другом месте.
– Где? В каком месте вы должны быть, Том?
На этот раз пауза затянулась. Это был знакомый Тоби симптом, не предвещавший ничего хорошего.
– В Меа-Шеарим.
– В Меа-Шеарим? Почему вы хотите пойти туда? Вам нечего делать в Меа-Шеарим.
Пауза.
– Мне надо свести счеты кое с кем.
– Какие счеты? Что это значит, Том?
– Один человек в Меа-Шеарим бросал камни в Шерон. Мы не можем оставить это просто так, Тоби. Мы не можем допустить, чтобы это повторилось.
– Том, лапушка, пойдемте лучше со мной к Ахмеду. Там тихо и спокойно, там Шерон. Берите меня под руку и пойдемте.
Но Том попятился и бросился бежать, крикнув ей:
– Я не могу, Тоби. Мне надо свести счеты. Увидимся позже.
Он растворился в темноте переулка. Бежать за ним было бесполезно, так что Тоби, ускорив шаги, направилась к Ахмеду, где ее ждала Шерон.
– Он ушел в Меа-Шеарим. Ахмед, здравствуйте. Давненько мы не видались, – сказала Тоби.
– В Меа-Шеарим? Ну что ты так уставился на нее, Ахмед? Тоже мне, гостеприимный хозяин называется.
Но Ахмед не мог отвести взгляд от Тоби.
– Прошу прощения, ужасная старуха. Садись, садись. Ты должна меня простить – не каждый день ко мне в гости является самая ужасная женщина во всем свете. Могу я что-нибудь предложить тебе?
– На это нет времени, Ахмед. Я только что столкнулась на улице с Томом. Он обрил голову и выглядит просто угрожающе. Надо как можно быстрее уговорить его пойти с нами домой.
– Да, ты права, – сказал Ахмед. – Он был здесь недавно. Украл мою рубашку и кроссовки. И все время, пока он был здесь, он прислушивался к тому, что говорила ему его джинния. Ну что вы обе так смотрите на меня? Говорю вам, его джинния все время нашептывала что-то ему на ухо. И он теперь не желает слушать никого, кроме нее.
– Ты говоришь, он направился к хасидам. Что ему там надо? – спросила Шерон.
– Он сказал, что ему надо свести счеты с человеком, который бросил в тебя камень.
– Да, правда. Один из хасидов бросил в меня камень, когда я забрела туда как-то на днях. Должно быть, я рассказала ему об этом.
– Эти хасиды сотрут его в порошок, если он начнет бесчинствовать в еврейском квартале, – сказал Ахмед.
– Надо идти, – сказала Шерон. – Ахмед, ты пойдешь с нами?
– Ты сошла с ума? Я – палестинец. Как я пойду в Меа-Шеарим? Брось эти шутки.
– Ты будешь не один, а с нами.
– Это еще хуже. И к тому же ночь уже наступила. Я никогда не выхожу из дома после того, как стемнеет.
– Ты нам нужен, – сказала Тоби. – Его необходимо найти.
– Я ничем не обязан этому англичанину. Он украл мою рубашку. Он украл мои кроссовки. – Ахмед посмотрел на Шерон. – Чего только он не украл у меня! Я не могу. Поверьте, если бы я мог пойти с вами, я пошел бы. Но уже ночь. Это страшный риск для меня. Моя джинния уже поджидает меня где-то там.
– Ахмед, я прошу тебя, – сказала Шерон. – Я нуждаюсь в твоей помощи.
– Но уже ночь! – причитал Ахмед. – Уже ночь!
– De profundis, – сказала Кейти, которая шла рядом с Томом, положив правую руку на его левое плечо. – Из глубин. Я рассказала тебе все. Тебе известно содержание свитка Марии. Теперь ты знаешь, как все произошло. Ты знаешь, как Лжец перехитрил нас. И знаешь, кто этот Лжец.
Она вела его по лабиринту переулков арабского квартала. Позади был Золотой купол на скале, впереди высились кресты церквей, словно окутанные черной тенью. Навстречу им попадались прохожие, которые проплывали мимо, как бестелесные тени, тихие, как пыль. Выйдя на более оживленные улицы, они почувствовали, что в воздухе нагнетается напряжение, душная атмосфера веет какой-то кислятиной. Вокруг было необычайно много молодых людей, горячо обсуждавших что-то приглушенными голосами. Они обошли стороной двух солдат-новобранцев, державшихся с нервной настороженностью. Что-то случилось или должно было случиться.