Часа через два вежливо откланялись Синицин и Сыч, сославшись на службу. Мне не хотелось, чтобы Сердюков уходил, он это понял по взгляду и задержался еще на час. Но потом и он ушел, захватив с собой Семена. Мы с Денисом мало пили, Ваня не пил совсем, но дед с Виталием Семеновичем после ухода Сердюкова разошлись. Пришлось жестами показать бабушке и Наталье Ивановне, чтобы попридержали мужей, слишком сильно в галоп они ударились. На каком-то этапе два старика чуть не поругались, начав выяснять причины войны. Дед напирал, что виноваты извечные враги американцы, Семенов же указывал на русское «авось» и полную недооценку опасностей. Ситуация начинала накаляться, не хватало еще разнести кафе Сергея за все, что он сделал. Помимо нежнейшего шашлыка, армянин еще заставил женщин взять продукты со склада своего кафе, пожертвовав ради меня недельной выгодой.
— Жених хочет сказать тост! — мне пришлось повысить голос, чтобы перекричать спорщиков. Добившись внимания, я налил себе водки, подождал, пока остальные наполнят свои рюмки.
— Это последняя выпивка на сегодня, подожди, деда, выслушай меня! — предостерег его, заметив как он дернулся при моих словах. — Если честно, — я говорил громко, стараясь отчетливо выговаривать каждое слово, каждый звук, — свадьба могла бы обойтись без выпивки, с учетом того, что пришлось пережить нашей стране, нашему народу.
— Помянем! — пьяно икнул Виталий Семенович, но на него яростно зашипела Наталья Ивановна:
— Заткнись, алкаш!
— Тем не менее сегодня свадьба, это знак того, что русский народ жив и хочет жить. Знак того, что нас не сломали и не сломают! Знак того, что жизнь на земле Святой Руси продолжится. И неважно, кто виноват в случившемся — наши предатели или враги, важен результат. А результат таков — около тридцати миллионов россиян погибло. И еще погибнут миллионы от лучевой болезни, от голода, холода, болезней, от рук преступников. А мы будем спорить, кто виноват и бить друг другу морды?
Я почти перешел на крик — в зале царила мертвая тишина. Не выдержав моего взгляда, дед опустил глаза. Виталий Семенович тяжело вздохнул, отставляя в сторону рюмку. По щеке Аннабель скатилась слеза — не этого я добивался в день ее свадьбы. Но у меня будет время ей это объяснить и искупить свою вину.
— Мы выпьем последнюю стопку не за мою свадьбу. За нее сегодня выпили много. Мы выпьем ее за тех, кто остался живым, чтобы они помнили про погибших, чтили их память и ценили оставшихся.
Я выпил и поставил стопку на стол — молча опустошили свои рюмки все остальные, моя речь даже протрезвила деда. Даже Виталий Семенович поник, словно раздавленный грузом моих слов.
— А теперь, если вы не возражаете, мы поедем домой, мне надо отвезти жену. — поцеловал смущенную Аннабель под одобрительные крики.
— Олег, на минуту, — Сергей звал меня на кухню. — Можете ехать, оставь Ашота с Денисом, Танюха все упакует из оставшейся еды. И у меня еще есть просьба. — Сергей огляделся. — Я просил Ашота ко мне в компаньоны перейти, но он боится обидеть тебя таким решением.
— Если он сам хочет, не вижу проблем. — ответил Сергею, благодаря за все, что он для меня сделал.
С Ашотом и Денисом пришлось остаться и Ване — иначе не помещались, даже с учетом Нивы деда. Наталья Ивановна, мама, бабушка и Михаил разместились в Ниве. Я попросил егеря сесть за руль, деда немного развезло, не хватало еще в аварию попасть. Виталия Семеновича усадил рядом, после моего тоста он загрустил, лез с объятиями и несколько раз извинялся за свою несдержанность. Альбина с сыном, Маша и Аннабель разместились сзади, платье невесты даже если и помнется, уже не страшно.
В Эдем добрались в сумерках, Денис с парнями приехал на два часа позже с полной машиной оставшейся еды. Виталия Семеновича Наталья Ивановна сразу забрала наверх — до нас долетали обрывки фраз, мама Маши разошлась не на шутку. Дед к концу поездки протрезвел — они высадили маму и Наталью Ивановну и уехали в Брыкин Бор, сославшись на неотложные дела. Бородатый егерь Михаил перед отъездом вручил мне охотничий нож с рукоятью из рога оленя.
Едва вернувшись домой, Аннабель переоделась и бегом отправилась к животным под смех Маши и Альбины:
— Вот теперь узнаешь, что такое ревность, Олег, только ревновать тебе придется к козлу и хряку! — заливались дьяволицы смехом. Допоздна сидеть не дала мама, разогнав всех по комнатам.
— Иди, сынок, не обижай ее, — она легонько шлепнула меня по затылку, — девушка чистая, невинная.
Аннабель ожидаемо оказалась невинна, желание не причинить боли боролось с вожделением, но я держал себя в руках. В итоге все получилось хорошо, до самого рассвета мы болтали и строили планы на жизнь, уснув лишь под утро.
Жизнь продолжалась, я втянулся в роль мужа, все время ловя на себе взгляд любящей жены. Раньше, чтобы не нагружать маму, я старался сам стирать свои носки и белье. Сейчас проблема чистой одежды, обуви и остальные бытовые проблемы просто исчезли. Все всегда было выстирано и разложено по полочкам.
Дни проходили за днями — мы ловили рыбу, съездили в Спасск-Рязанский трижды. Пока перевезли цемент, профнастил, сетку и все остальное. Гусыня высидела яйца — шестеро гусят и десять цыплят были переведены в небольшой загончик, построенный специально для них. К середине июля на нашем столе появились свежий лук, чеснок, редиска, щавель, салат. Картошка уже вымахала сантиметров на тридцать, приехавшая в гости бабушка указала, что через пару недель придется окучивать.
— Маша беременна!.. — шепнула мне по секрету Аннабель ночью, когда мы, вспотевшие, отдыхали после страстной любовной схватки. Жара установилась такая, что спать приходилось с открытыми окнами, но донимали комары. Я искал защитную сетку от насекомых, но пока найти не удалось. Приходилось спасаться подручными средствами, ставить на окна сильно пахнущие травы по совету егеря Михаила, с которым мы сдружились.
— А ты? — задавая вопрос, не хотел слышать положительный ответ, слишком много опасностей в этом мире в данное время. Из головы не выходили спутниковые карты, виденные в Ряжске, где техника готовилась к вторжению.
— Пока нет. — Аннабель явно ждала беременности. Стараясь не показывать своей радости, я не был готов стать отцом, утешил:
— Мы только месяц женаты, так быстро не всегда бывает.
Летние месяцы пролетели быстро — мы довели до ума сараи для животных, заготовили дрова для долгой зимы, выкопали картошку, перебрали на семена и на еду, снесли все в погреб. В начале октября впервые пошли на охоту, добыли косулю и с десяток уток на Святом озере.
Ашот сошелся с Ирой из Деулино, они переехали жить в Спасск-Рязанский к Сергею. Сергей, находясь под протекцией Сердюкова, понемногу стал набирать обороты. Прикупил второе кафе, переименовал его в «Арцах» и назначил туда Ашота с Ирой. Бабушка, пожалев зубров, выпустила их на волю — кормов для них не привозили, и животные начинали голодать. Журавлиный питомник тоже расформировали. Убрали натянутые сверху сетки, и в начале ноября птицы дружно взлетели в небо, выбирая южное направление.
Спасск-Рязанский стал образцовым городом — туда приезжал наш знакомый генерал, привозил с собой достаточно большую компанию в погонах, демонстрируя, как можно навести порядок в отдельно взятом регионе. Государственный комитет старался удержать страну от погромов и скатывания в средневековье — в Спасск-Рязанский доставили десять фур с зерном. Но мельницы не работали, все усилия электриков пока не увенчались успехом и электричество не наладили. Зерно не имело особой цены, мне удалось получить двадцать мешков за копейки. Наш запас муки практически закончился, а без хлеба я не представлял, как мы будем жить.
Восемнадцатого ноября, вечером после ужина, мы сидели с Ваней и Денисом, обсуждая, как построить водяную мельницу. Общий принцип был известен, река была под боком, сделать отвод не проблема, благо трактор есть. Ваня предлагал маленькую мельницу чисто для наших нужд, я настаивал на большой, чтобы мы могли молоть зерно городу. Наличие мельницы нас сделало бы абсолютными авторитетами в этой сфере. Альбина поднялась наверх, чтобы уложить сына, когда раздался ее крик:
— Ваня, иди сюда скорей!
Мы рванули наверх с тревогой за Сережку, но причина была в другом: рация, усиленная приемником сигнала, теперь стояла в спальне Ивана, где он часто проводил свои сеансы связи, не мешая другим обитателям Эдема.
— Ока, Ока, я Неман, прием!
— Это меня, — схватив рацию, Ваня ответил:
— Неман, Ока на связи, прием.
— Ока, у нас десант, парашютисты, как понял? Прием.
— Спроси, сколько и кто по национальности? — потребовал я у Вани. Но Неман не владел этой информацией, удалось узнать, что в их районе десантировались парашютисты, большей информацией вызывавший Ваню не обладал. Единственное, что еще удалось нам узнать, это то, что местные радиолюбители перехватили часть переговоров прибывших. Переговоры были зашифрованы, но одно слово выделялось отчетливо — «Реквием».
— Что это значит? — Денис вперил в меня взгляд, но ответить успел Ваня:
— Заупокойная молитва у католиков.
При упоминании католиков все стало на свое место — польский городок с долбанутым названием, которое я не запомнил, ряды самоходок и танков.
— Вызови Сердюкова! — попросил Ивана, но полковник молчал, и после пяти попыток связаться я принял решение ехать.
Сердюкова пришлось будить, я доехал только к двенадцати ночи. Выслушав меня, полковник задумчиво произнес:
— Реквием, значит? Продолжение «Метастаз» или новая операция?
— Новая, — уверенно ответил я Сердюкову, — переводится как «заупокойная молитва» католиков.
— Пшеки, — вынес вердикт полковник, — плохо усвоили уроки истории, раз хотят заупокойную, то получат ее. Реквием? Так пусть будет реквием.
Глядя на этого спокойного и уверенного человека, я не сомневался, что с такими, как полковник, мы не пропадем, отстоим родную Русь и прочитаем заупокойную над врагами!
Конец первой книги.