Время от времени то один то другой посматривал за немцем, который, как и любой солдат, привык безропотно ждать.
— Теперь вы можете идти, — произнес наконец Магне Хассель. — Мне все ясно, но, как мне думается, вы даете мне аппарат не для того, чтобы я докладывал, чем будут заниматься солдаты в крепости.
— Конечно же, нет. Нас интересуют только корабли, которые будут заходить во фьорд или же его покидать. По возможности, определяйте направление их движения — на север или на юг. И имейте в виду: садитесь за аппарат только тогда, когда это действительно важно. Выходить на связь надо не слишком часто, а лишь тогда, когда этого вам, скажем, захочется… А теперь подпишите вот здесь внизу договор. Премия действительно будет весьма высокой.
— Но я буду делать это не из-за денег.
— Я знаю. Будьте все же предельно осторожны…
Через несколько минут Рёрхольт опять стоял перед комендантом крепости. Речь о страховании более не заходила.
— Благодарю вас!
— А как вы возвратитесь в Тронхейм?
— Пароходом, если еще есть рейс. В противном случае пешком. Думаю, что домой я попаду.
Моряк задумался.
— Через десять минут отсюда уходит моторный катер, — сказал он, помолчав. — Если хотите, можете на нем поехать…
Рёрхольту стало даже стыдно обманывать такого порядочного парня. Не все немцы, стало быть, такие, как Флеш. Но потом вспомнил об отце и матери, которые находились в лагере.
Стало уже темнеть, когда катер причалил в гавани Тронхейма. Рёрхольт выходил на берег последним.
Тем же вечером он радировал в Лондон:
«Королевская почта отправлена».
Это был знак, что ему удалось пронести в крепость Агдена радиопередатчик.
Тревога и грохот орудий подняли весь город Тронхейм на ноги. Многие жители, несмотря на запрет, вышли из домов и с ближайших возвышенностей наблюдали за взрывами, светящимися трассами пулеметных очередей и полыхающим огнем. Это был, конечно, уже не первый фейерверк такого рода, но самый большой и шумный. На этот раз «Тирпицу» должно достаться, думали все. Да еще и «Хипперу» в придачу. Утром это станет известно…
Утром 29 марта на вокзале Тронхейма появился мужчина в коричневой куртке. В руке у него был небольшой чемодан. Вход в здание вокзала охранялся несколькими немецкими солдатами. Норвежец — это был Рёрхольт — предъявил свои фальшивые документы и был пропущен. Он сел на поезд, шедший в Стиордальхальзен. Через полчаса езды через окно купе он увидел «Тирпиц» и «Хиппер», стоявшие на якорях. На склонах гор догорали несколько деревьев, а на кораблях суетились матросы, бегая взад и вперед. Насколько он мог разглядеть за несколько секунд, серьезно повреждены корабли не были… Поезд нырнул в туннель. В Стиордальхальзене Рёрхольт сошел с поезда. Было бы опасно ехать на этом поезде и далее, к шведской границе. На автобусе он доехал до Формофоса, как вдруг увидел немецкого солдата, шедшего к нему с автоматом наизготовку. У него появилась даже мысль защищаться. Солдат был один, а у Рёрхольта имелось оружие. В кармане его куртки лежал пистолет калибра 5,8 миллиметра, а в кобуре под мышкой — «кольт». Но сразу же норвежец решил не делать никаких необдуманных движений. Солдат, ожидавший его на автобусной остановке, успел бы выстрелить первым.
— Документы!
Рёрхольт сунул руку в карман куртки, чтобы достать портмоне с документами. В этот момент у него были две возможности: либо выхватить «кольт», либо достать пистолет из кармана.
Автомат немца был все еще направлен на него. Рёрхольт понял, что стрелять опасно, так как у него было мало шансов опередить солдата. Достав документы, он сказал по-немецки, что работает страховым агентом и поэтому должен часто ездить по стране.
— В порядке, — произнес солдат.
Рёрхольт взял в руку чемодан и пошел дальше. Он сохранял спокойствие перед лицом опасности, но теперь сердце его забилось сильнее и захотелось бежать. Но Бьёрн принудил себя идти медленно, как человек, которого в этом городке ожидало долгое хождение от двери к двери. Немцы, по всей видимости, искали английских летчиков, сбитых над Фаэттен-фьордом, подумалось ему. Скорее всего, так оно и было. А его куртка была похожа на английскую полевую форменную.
Прежде чем отправиться далее автобусом в Нордли, Рёрхольт навестил старого друга и вручил ему польский радиопередатчик и пистолет. «Кольт» он оставил себе. Когда он будет уверен, что находится в Швеции, то всегда сумеет избавиться от него.
Шведской полицией он был задержан, и ему вручили железнодорожный билет, чтобы доехать до сборного лагеря. Однако на вокзале Крильбо за деньги, которые были зашиты у него в шляпе, он попросил одного шведа купить ему билет до Стокгольма. Денег хватило даже на спальный вагон. Чувствовал он себя усталым и измученным. Как только поезд тронулся, Бьёрн разделся, чтобы умыться и немного освежиться, куртку небрежно бросил на диван. Она действительно выглядела как «сделанная в Англии». Неудивительно, что немецкий солдат принял его за англичанина. По какому-то неясному внутреннему побуждению он решил осмотреть ее внимательно, не отдавая себе отчет, почему не сделал этого раньше. И вдруг невольно сел: на внутренней стороне кармана была пришита полоска материи, на которой виднелась надпись: «Бьёрн Рёрхольт», фамилия портного на Зеквил-стрит и дата — декабрь 1941 года.
В пятницу, 8 мая, Рёрхольт оказался в Лейхарсе в Шотландии.
Уинстон Черчилль расхаживал по комнате для совещаний на Даунинг-стрит, 10, взад и вперед, поглядывая время от времени на длинный зеленый стол, окруженный двадцатью четырьмя кожаными креслами, за которым имел обыкновение собирать министров, начальников штабов, генералов и адмиралов.
У него было отвратительное настроение. 10 марта он был вынужден в письменной форме указать лорду Червилю, чтобы тот отдал распоряжение прекратить разбазаривание хлеба. Люди стали кормить им свиней и кур. Скандал! А газеты вмешивались в вопросы стратегии и требовали оккупации Медвежьего острова и Шпицбергена. Была ли еще такая страна, которая столь открыто демонстрировала бы противнику свои слабости и намерения? Господам редакторам необходимо обязательно обсуждать тематику своих статей с генералом Лоусоном,[30] прежде чем их публиковать. Видимо, следует собрать в ближайшее время издателей крупнейших газет и как следует намылить им головы!
Более же всего британский премьер-министр был раздосадован положением дел с «Тирпицем». Какие только разговоры не велись об этом корабле! А что происходит? Да ничего! Нет даже малейших положительных результатов. Первый лорд адмиралтейства даже не ответил на его, Черчилля, письмо от 13 марта. А ведь он запрашивал, не перенял ли адмирал Филипс тактику «Тирпица», прикрывшись дымовой завесой.
Большую опасность по-прежнему представляли подводные лодки. Но разве можно было сравнить их с крупными судами — линейными кораблями, находившимися в засаде в Тронхеймс-фьорде? Они могут нанести существенные потери, если обнаружат конвой, следующий в Россию, и при этом его охрана не сможет ничего поделать.
Черчиллю только что сообщили, что линейный корабль «Король Георг V» столкнулся с эсминцем «Панджаби», и тот затонул. Глубинные бомбы, находившиеся на нем, от столкновения взорвались, в результате чего «Георг V» получил столь тяжелые повреждения, что потерял маневренность.
То, что «Тирпиц» находился в Норвегии, вынуждало командование королевского военно-морского флота выделять для защиты конвоев крупные морские силы, которые не всегда имелись в достаточном количестве, поскольку необходимо было обеспечивать еще и Атлантику…
«Мы делаем все, что только можем, и даже больше! Если бы нашим самолетам удалось сбросить на „Тирпиц“ хотя бы парочку бомб, но не получилось… Ни одного попадания! Надо, стало быть, применить нечто более эффективное. Я все же достану этот „Тирпиц!“» — думал премьер-министр.
Уинстон Черчилль так придавил окурок своей сигары в пепельнице, словно это был немецкий линейный корабль.
В то время, как Черчилль с яростью и огорчением думал о «Тирпице», Рёрхольт, освободившись от забот, довольный результатами своей работы в Тронхейме, сидел в ресторане небольшой гостиницы в Черинг-Кроссе и наслаждался завтраком. Он уже довольно долго не ел столько жареного картофеля и яиц с беконом. Управившись с едой, он раскрыл небольшой дневник, который постоянно носил с собой, и записал под датой 12 мая 1942 года:
«Позавтракал великолепно».
Вечером того же дня он прошел мимо местного вокзала, где было множество офицеров всех рангов и национальностей, а также девушек в военной форме, и направился в «Савой».
Там в маленькой комнате его ожидали офицеры адмиралтейства в гражданской одежде, среди которых были Деннис и Тауэрс. Представившись, как это принято, и обменявшись приветствиями, норвежец рассказал собравшимся о своем пребывании в Тронхейме, подробно описав атмосферу, царившую в городе.
— Могут ли маленькие подводные лодки войти во фьорд? — спросил его неожиданно один из офицеров.
— В сам фьорд могут. Там, правда, имеются минные заграждения, но о них, я полагаю, вы знаете. Сети при входе во фьорд не поставлены, в противном случае я увидел бы их из крепости Агден… Но выйти затем из фьорда практически невозможно.
Когда был подан кофе, беседа продолжилась. При расставании один из офицеров сказал как бы между прочим:
— Сэр Дадли Паунд положил на ваш счет в банке сто фунтов, как вам и обещал, лейтенант Рёрхольт.
— Сэр Дадли Паунд… первый лорд адмиралтейства?
— Да, ведь именно с ним вы разговаривали в январе. Вы об этом не знали? Вы наверняка с ним еще встретитесь.
Офицер оказался прав. Несколько позже сэр Дадли Паунд наградил Рёрхольта орденом «За заслуги».
Дадли Паунд постоянно занимался «Тирпицем», врагом номер один. Этот вопрос он часто обсуждал с начальником штаба флота вице-адмиралом Генри Муром, а также с контр-адмиралом Клодом Берри, командующим подводными силами. Каждый высказывал собственные взгляды на дальнейшие поступки применительно к ранее разработанному плану. Вначале следовало использовать наездников на торпедах. Если их удар результата не даст, тогда подводные лодки-малютки.