И все же она опустила глаза. На миг, но смутилась. И, что досаднее, он это, кажется, понял.
— И тебя обязательно всякий раз называть княжной?
— Нет, — сказала Анастасия. — Пожалуй, тебя можно считать полноправным воином. Вот только подчиняться моим приказам обязательно. Возражений нет?
— Нет, — сказал он серьезно. — Я человек военный, малость мерекаю.
— Кстати, какого ты рода? Или у вас, Древних, все было иначе?
— Иначе, — сказал он. — Русского рода, и все тут.
— А с кем ты воевал? — с любопытством спросила Ольга.
От этого простейшего вопроса он явственно помрачнел. Оторвал зубами желтый конец своей дымящейся палочки, выплюнул его под ноги, зло сжал губы. Потом глухо сказал:
— С гадами, княжна, с гадами. С кем воюешь, это всегда знаешь…
Тема для него была не самая приятная, сразу видно. Здесь таилось что-то большое и сложное, горькое для него, и Анастасия, круто уводя разговор в сторону, спросила:
— Значит, никаких богов у вас не было?
— Богов? Да нет, только те, которых сами по глупости склепали неизвестно по чьему образу и подобию…
Теперь помрачнела Анастасия. Получалось, что все обретенные за короткое время путешествия знания только отнимали что-то, отсекали кусок за куском от полного недомолвок и несообразностей, но привычного с детства мира. Ей пришло в голову, что погоня за Знаниями — не столь уж легкое и радостное дело. Впрочем, в голову ей это приходило и раньше. Просто сейчас она неопровержимо в том убедилась. И теперь перед глазами постоянно будет напоминание о прежнем порядке вещей, ничуть не похожем на нынешний…
Она подняла голову и вновь ощутила укол досады — живое напоминание дерзко ее разглядывало. Потом оно спросило:
— А если я скажу, что ты чертовски красивая, это какие-то ваши этикеты не нарушит?
— Нет, — сухо сказала Анастасия. — Хотя я и не знаю, что означает «чертовски».
— Да то же, что и «обалденно».
Анастасия не знала и этого слова, но признаваться в том не стала — похоже, он забавлялся, подбрасывая древние забытые слова. Самоутверждался. Ничего, пусть порезвится, быстрее освоится. А поставить на место никогда не поздно.
— Представить себе не могу, как матриархат в натуре выглядит, — признался Капитан. — К вам уже вроде бы привык, металлисточки, но осознать, что кругом — матриархат… — Он замолчал, осененный какой-то догадкой. У него даже челюсть отвисла. — Черт, надо же!
— Что? — спросила Анастасия без особого любопытства.
— А то, Настенька, что я — единственный член партии посреди этого вашего феодализма! Нет, серьезно! — Он стукнул кулаком по колену. — Надо же! Вот сейчас созову из своей персоны чрезвычайный съезд, и ка-ак выберу из себя генсека! В уставе на сей счет ничего не сказано, то бишь не запрещено. — Он поднял руку. — Итак, кто за, кто против? Воздержавшихся нет, избран единогласно. Мама родная, видел бы комбат…
Анастасия ничегошеньки не поняла, но не мешала ему помирать со смеху и объяснений не требовала. Пусть забавляется, как ему охота. Собаки привыкли и ластились к нему, он уже не шарахался, и видно было, что собак он любит. Но чуть погодя на него снова накатило — он увидел восходящую над верхушками деревьев Луну и оцепенел, задрав голову:
— Эт-то что за иллюминация?
— Это не илл… это Луна, — сказала Анастасия. — У вас ее не было на небе?
— Быть-то была… — Он лихорадочно раскрыл черный ящичек, достал оттуда странное устройство в виде двух толстых черных трубок, соединенных перемычкой, приложил к глазам и навел на Луну.
Устройство это оказалось невероятно занятной игрушкой. Чудо какое-то. Когда Капитан объяснил, как надо в него смотреть, Анастасии визжать хотелось от восторга, забыв о рыцарском достоинстве. Она едва сдержала это недостойное побуждение. Луна придвинулась гораздо ближе, круглые горы, скалы и расселины виднелись совсем явственно! И звезды! Она навела чудесный «бинокль» на Плывущие Звезды, с трудом поймала в поле зрения одну, но на сей раз ничего особенного не увидела — звезда просто увеличилась в размерах, стала словно бы диском с четкими краями. Капитан сам недоумевал, не в силах сообразить, что это такое, немного разочаровав этим Анастасию, жаждавшую теперь объяснения решительно всему на свете. Она с превеликим сожалением отдала бинокль Ольге. А Капитан смотрел на Луну невооруженным глазом и почесывал в затылке:
— Нет, раньше она была гораздо меньше. Крепко же у вас все сдвинулось…
Верстовой столб 8. О ЗЛАТОУСТЕ
На дальнем утесе, тосклив и смешон,
он держит коварную речь…
Кавалькада далеко отклонилась на юг от Тракта. С одной стороны, это было опаснее, с другой — как раз безопаснее, ибо неизвестность сама по себе пугала меньше, чем отряд Красных Дьяволят, быть может скачущих по пятам. Узнав, в чем дело, Капитан такое решение полностью одобрил. Для него освободили от вьюков заводного коня. Правда, ездить верхом он не умел совсем, но героически терпел все неудобства. Да и вьючное седло было гораздо удобнее для новичка, чем обычное.
Анастасия вскоре убедилась, что неожиданно объявившийся сотоварищ лишним никак не будет, а пользу может принести нешуточную. Этот его «автомат» был страшным оружием (действие его Капитан продемонстрировал. Мишенью послужил ствол дерева). Действие «гранат», странных железных штук, Капитан показать отказался, объяснив, что их у него слишком мало, но заверил, что это еще почище автомата. Пришлось поверить ему на слово. Кроме того, у него была коробочка со стрелкой, все время показывавшей на одну из сторон света. И часы на руке — Анастасии с трудом верилось, что эта крохотная коробочка, где мерцают цифры, заменяет огромное башенное устройство с шестернями в человеческий рост. Все эти чудеса ее несказанно восхищали, однако…
Однако они же были источником досады и смутного недовольства. Капитан со своим оружием и прочими восхитительными штуками являл символ некоего превосходства — что из того, что от мира Древних, великого и могущественного, остался он один, и запас боевых припасов у него не вечен? Что из того, что конец мира Древних был ужасен? Капитан был здесь, рядом — удивительная смесь беспомощности и силы. И еще этот его взгляд! «Но я-то ему не женщина Древних!» — в который уж раз повторяла Анастасия про себя раздраженно, однако это заклинание не успокаивало.
А он, неумело покачиваясь в седле, ехал рядом, сильный и загорелый. Молчал. Сначала было Анастасия с Ольгой набросились на него, как охотничьи псы на лесного ящера, требуя подробных рассказов о мире Древних, и он охотно рассказывал. Но потом девушки почувствовали некое пресыщение и усталость — слишком много знания сразу, слишком много вещей, казавшихся чудесными сказками. Рассудок бунтовал, не в силах справиться с этим изобилием. К тому же его рассказы переворачивали с ног на голову буквально все, доселе известное, в том числе и то, что многими, отнюдь не самыми глупыми людьми, испокон веков почиталось в качестве неопровержимых истин. Не признаваясь себе в том, Анастасия мучительно гадала, что же такое выдумать, чтобы как-то исправить положение, вернуть себе прежнюю роль, а Капитана сделать чуточку слабее, растеряннее, зависимее. Самую чуточку… Но в то же время его стоило пожалеть — он утратил свой мир навсегда, и то, что этот мир погиб какое-то время спустя, утешением, понятно, служить не может, совсем наоборот… Целый букет разнообразных чувств, сложнейшее отношение к Капитану… Ольге легче — она как-то не утруждалась самоедством, копанием в себе. К тому же украдкой поглядывала на Капитана так, что Анастасия вспомнила о ее привычках — оказавшихся, как выяснилось, не извращением, а скорее пробудившейся памятью о прежнем порядке вещей. Тьфу, пропасть!
Пейзаж вокруг был омерзительным. Капитан почему-то называл его лунным. Голые холмы, огромные ямы, где уместился бы самый высокий храм — рваные раны в теле земли. Какие-то исполинские протяженные развалины непонятного предназначения. Груды ржавчины, все, что осталось от древних загадочных сооружений. Гигантские металлические обломки чего-то замысловатого, не поддавшегося ржавчине, но все равно не выдержавшего натиска Времени. Покосившиеся ажурные вышки, нескончаемым рядом уходившие за горизонт. Земля, залитая твердым, потрескавшимся. В других местах — мутно-зелено-серые волны вспенились некогда и застыли навсегда, похожие на языки костра, зачарованного волшебником. Копыта коней скользили на этих волнах, дробили их в вонючую пыль. Полурассыпавшиеся основания широченных кирпичных труб, словно кухонные печи подземных злых духов — целехонькие, они, должно быть, достигали громадной высоты. Озера вонючей грязи, где лениво вздувались тяжелые пузыри, долго-долго набухали, лопались с чмокающими хлопками; где что-то клокотало и дымило, перехватывая дыхание волной удушливого смрада. Бесконечные двойные линии, проржавевшие и покривившиеся полосы металла — «рельсы». Остовы «тепловозов» — массивные лобастые громады на толстых колесах, по оси ушедших в землю. И нигде — ни травинки, ни зверюшки. Мертвая земля, человеком убитая. Собаки не отставали ни на шаг, у них и мысли не появилось отбегать вдаль. Лошади устали, но шли рысью, стараясь побыстрее миновать это мертвое царство надругательства над землей — а оно все не кончалось.
— Я этого никак не могу понять, — пожаловалась Анастасия. — Вы были так могущественны, почти боги, но неужели не думали, что делаете? Земля вам отомстила, похоже…
Капитан сказал со злой беспомощностью:
— Если б нас, Настенька, почаще спрашивали…
Анастасия уже как-то привыкла, что он называет ее этим чудным именем, как-то незаметно пошла на маленькие уступки.
— Но вы могли бы возмутиться, что вас не спрашивают?
— Эх, Настасья… — Капитан сунул в рот белую палочку. — Знаешь, когда вокруг сплошной страх, рубят головы на площадях и все такое прочее, даже легче возмутиться, я думаю. А вот когда вместо страха лень, и всем на все чихать… — Он выплюнул палочку, не зажегши. — Сидят люди, жрут водку и с поганым таким любопытством думают: а ну-ка, что будет, когда мы все пропьем да растащим? Интересно даже… А я не герой и не мыслитель, понимаешь? Жил как жил, воевал как воевал. И кто ж знал, что вот так одному за всех отбрехиваться придется…