— Девочки, — сказал Капитан чуть ли не жалобно, — а нельзя ли нам будет побыстрее из города убраться?
— Конечно, постараемся, — сказала Анастасия. — Закупим припасы — и больше нам там делать нечего.
В Тюм въехали спокойно, без всяких недоразумений, выполнив в воротах традиционный ритуал вопросов и ответов — теперь Анастасии он казался невыносимо глупым.
Капитана в городе занимало решительно все. Он пялился на окружающих так, что Анастасия тихонько попрекнула — его могут принять за деревенщину, в жизни не видевшего города, а для рыцаря иметь такого слугу не очень-то почетно. Капитан сказал, что в этом городе ему тоже не больно-то хочется выглядеть деревенщиной, и стал держать себя сдержаннее. Зато подмигнул смазливой пекарю, стоявшей перед своей лавкой. Заметив неудовольствие на лице Анастасии, поинтересовался, не роняет ли и сей поступок достоинства псаря странствующего рыцаря и самого рыцаря. Анастасия сухо ответила, что ничуть. Капитан принялся насвистывать с непроницаемым выражением лица. Правда, оно заметно изменилось, когда он узрел пять звезд, сиявшие над Храмом Великого Бре — Капитан выразился кратко неизвестными Анастасии словами. Судя по тону, эти слова не были украшением языка Древних.
Остановились в «Голубом Драконе», где каждый, понятно, получил комнату соответственно положению. Комнаты Ольги и Капитана были рядом, а лучшие покои для рыцарей оказались в другом крыле, чему Анастасия не очень обрадовалась — предпочла бы иметь Капитана на глазах.
Что и как ему предстоит врать насчет своей службы, места жительства и всего прочего, они с Ольгой дотошно объяснили. Вопреки ожиданиям Анастасии, Капитан вел себя совершенно по-свойски — сразу после обустройства и завтрака преспокойно замешался в толпу незнатных постояльцев, оруженосцев, конюхов и ловчих, бивших баклуши во дворе в ожидании приказов своих рыцарей. Там он оказался, как легко было предположить, единственным мужчиной, но ничуть этим не смущался. Анастасия не усидела в своей комнате и вскоре стояла на галерее, притворяясь, что не обращает никакого внимания на шумный двор. Она видела, как Капитан быстренько обыграл в орлянку двух конюших, а выигрыш, ко всеобщему восторгу, тут же употребил на пиво для честной компании. Притащили несколько пенившихся кувшинов, появились глиняные кружки. Капитан устроился на низком бочонке у распахнутых настежь ворот (Анастасия поджала губы, видя, что Ольга уселась рядом), взял у кого-то гитару и затянул странную песенку:
Вдоль обрыва, по-над пропастью,
по самому по краю,
я коней своих нагайкою стегаю-погоняю, —
что-то воздуху мне мало, ветер пью,
туман глотаю.
Чую с гибельным восторгом — пропадаю!
Пропадаю!
Видно было, что играть он умеет. И голос у Капитана был хороший. Ольга завороженно слушала, подперев подбородок сжатыми кулаками. Окружавшие их притихли, а Капитан, склонив голову набок, с грустным и отрешенным лицом перебирал струны:
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Не указчики вам кнут и плеть…
У Анастасии странно защипало в глазах, она ощутила непонятное стеснение в груди и невольно шагнула было назад, в глубь галереи, но тут же придвинулась к перилам, внимательно слушала. Отвлеклась на стук копыт.
По улице проезжала шагом блестящая кавалькада — яркие рубашки, синие с красным, желтые с белым, зеленые, розовые. Анастасия фыркнула и поморщилась. Княжна Тюма Ирина имела среди рыцарства самую скверную репутацию — смесь насмешки и тихого презрения. Прежде всего она имела прямо-таки вызывающие мужские черты — хрупкая фигурка, руки, не способные удержать даже шпагу, не говоря уж о боевом мече. И потому она в жизни не помышляла о рыцарских шпорах, что постоянно подчеркивала. И свиту подобрала себе под стать — вечно окружена тоненькими красавицами из знатных семей. Пальчики девушек унизаны перстнями с огромными самоцветами, руки, головы увешаны золотыми цепочками, браслетами, даже на головы присобачили («Точнее не скажешь», — подумала Анастасия) золотые обручи. Зато слуги, доезжачие, ловчие — мужчины, как на подбор, крепкие и сильные. Об этом странном княжеском дворе, где мужчины и женщины противоестественно поменялись ролями, сплетничали столько, что пересуды в конце концов наскучили и сошли на нет. (Одно время болтали даже, что Ирина раздобыла где-то единственный уцелевший манускрипт с рисунками древних платьев, велела их сшить и устраивает ночные оргии, где в этих платьях щеголяет). И это — пограничное княжество, рубеж, и оплот, которому сам Великий Бре велел вести жизнь еще более строгую и суровую, чем в серединных!
Естественно, рыцарство в княжестве Тюм переживало упадок — чего иного ожидать при такой княжне? Поговаривали, что и в императорском дворце положением дел в Тюме весьма недовольны. Втихомолку ждали громов и молний, именного Постановления — указа о немилости с большой императорской печатью. Счастье еще, что Серый Кардинал Тюма была женщиной властной и энергичной. На ней, похоже, княжество и держалось, ее хлопотами карающий гром Постановления пока что не грянул.
Сейчас вся эта попиравшая законы естества компания медленно приближалась к распахнутым настежь тяжелым воротам «Голубого Дракона». Ярко одетые, увешанные драгоценностями женщины. Мужчины — под стать Капитану (впрочем, они тоже не пренебрегали драгоценностями и пышными одеждами). Даже собаки у них были не такие, как принято, вместо крупных боевых псов — поджарые изящные борзые в золотых ошейниках. «Скорее всего, и насчет платьев не врут», — подумала Анастасия. Она, конечно презирала Ирину, но интересно все же — какие они, платья? Просто любопытно. Женщин на улицах древних городов, которые показал волшебник-ничтожество, она не успела рассмотреть толком.
Ирина остановила своего чалого напротив ворот. Собравшаяся вокруг Капитана компания особой почтительности по отношению к ней не проявила — поклонились небрежно и то не все. Подлинного рыцаря это привело бы в справедливую ярость, и он не преминул бы отхлестать их плеткой, но мыслимо ли ожидать такого От белокурой «притчи во языцех»? Конечно же, Ирина даже не почувствовала себя уязвленной. Сидела на коне, поигрывала тройной цепочкой на груди и бесстыдно пялилась на Капитана, а тот, сердито отметила Анастасия, разглядывал ее вполне благожелательно. Анастасия невольно сжала рукоять меча. Впрочем, этой белобрысой кошке — и глаза-то зеленые, кошачьи! — хватило бы доброй оплеухи…
— Это новый менестрель? — промурлыкала Ирина. — Почему же я не слышала? Любезный, ты, скорее всего, не знал, что при нашем дворе умеют ценить искусство?
Капитан прижал струны ладонью и учтиво поклонился:
— Простите невежду, ваше великолепие. Мы люди темные, право, не слыхали про ваши вернисажи…
Будь на месте Ирины кто-то другой, столь наглый ответ, да еще с непонятными словами, мог бы обойтись Капитану дорого (Анастасия подумала, что менестрелем его сразу и следовало объявить! Тогда любая промашка сойдет за чудачество: у менестрелей это дело вполне обычное и потому прощавшееся). Рослый усач двинул было коня к Капитану, но Ирина воспрещающе подняла звеневшую браслетами, сверкавшую перстнями руку:
— Назад! Милый мой, менестрели — народ не от мира сего, и относиться к ним нужно снисходительно, — вновь обернулась к Капитану. — Ты как-то странно изъясняешься, менестрель. Кто ты и откуда?
Капитан блеснул великолепными зубами:
— А и есть я, княгинюшка светлая, менестрель Майкл Джексон прозвищем, а бреду-то я из Больших Дерунов. Не доводилось бывать в тех краях?
— Эти местности мне неизвестны, — сказала Ирина. — Но они должны быть весьма привлекательны, если рождают столь даровитых и красноречивых менестрелей. Хочешь поступить ко мне на службу? Могу тебя заверить, меня не зря называют ценителем и покровителем искусств.
— Обмозгуем, светлая княгинюшка, — поклонился Капитан. — В искусствах мы обучены, бывало, какой малый ребятенок произрастет, из люльки едва выскочит, сразу канючит — мамка, отдай искусствам обучаться…
Капитан был человеком осторожным, и то, что он сейчас балагурил столь рискованно, означало одно: успел уже наслушаться от своей компании сплетен о княжне Тюма. Не перегнул бы палку, встревожилась Анастасия. На счастье, Ирина, похоже, куда-то спешила. Она благосклонно улыбнулась Капитану:
— Когда надумаешь, приходи в мой дом. Башни его видны отовсюду, всякий покажет.
И тронула коня. Кавалькада потянулась мимо ворот — девушки по примеру хозяйки одаряли Капитана ослепительными улыбками, мужчины поглядывали дружелюбно, как на своего. Только тот усач нахохлился. Проводив их взглядом, Капитан ударил по струнам:
За окошком свету мало,
белый снег кругом валит,
а мне мама, а мне мама
целоваться не велит…
— Ольга! — крикнула Анастасия, перегнувшись через перила. — А ну-ка быстренько сюда, оба!
Капитан с Ольгой неохотно пошли к крыльцу. Толпа проводила их разочарованным гулом и занялась кувшинами с пивом.
Анастасия молча прошла впереди них в свою комнату, обернулась резко:
— Дорогие мои, вы не забыли, что нам здесь засиживаться нельзя? Капитан, не ты ли жаждал побыстрее отсюда убраться? А оба будто нарочно внимание привлекаете…
Они посерьезнели.
— Знаешь, развеяться захотелось, — сказал Капитан. — Дорожка, чтоб ей… А во дворце я ни разу под гитару не пел, жутко интересно было бы…
— Я понимаю, — сказала Анастасия. — Самой развеяться хочется. Но… Серый Кардинал здесь, между прочим, та еще. И хозяйка в княжестве, строго говоря, она, а не эта кошка белобрысая. А парочка соглядатаев на любом постоялом дворе всегда болтается. Пока что за нас еще не брались, однако как знать? Лучше не рисковать лишний раз. Поэтому, Олька, отправляйтесь-ка вы на рынок, и немедленно. Что покупать, сама знаешь.
Когда за ними захлопнулась дверь, Анастасия присела у стола и показала язык своему отражению в зеркале. Она ничуть не кривила душой, говоря о возможных опасностях. Тюм в самом деле следовало покинуть как мо