людей копошились в русле, выравнивая его дно, увозя тачками землю и сваливая ее в бесконечный вал, уходивший за горизонт обок русла. Другие распоряжались, вопя, хлеща бичами замешкавшихся, суетясь на площадках, спуская вниз какие-то бочки, связки дров. Поминутно раздавались истошные вопли придавленных и раненых, на которых, казалось, не обращали внимания. Марево пыли стояло над исполинским руслом. Казалось, это горе повисло невесомым облаком. Зрелище жуткое. Анастасии показалось даже, что она умерла и попала в потусторонний мир, на зловещую Свалку Истории, которой пугали грешников жрецы. Они, правда, уверяли, что там царит холод и сумрак, но все равно это похоже…
— Что это? — спросила Анастасия, чувствуя себя крохотной пылинкой посреди смерча.
— Великий Канал! — ответил кто-то. — Творение Божественного Жука!
— А… зачем все это? — спросила Анастасия недоуменно. Как раз из-за грандиозности Канала не верилось, что здесь скрыта естественная, разумная, человеческая цель. Людей здесь собрано многие тысячи, но все, что они делали, было нечеловеческим.
В ответ — удар по спине:
— Заткнись, дикарка!
Анастасия посмотрела влево — там стоял целый город, но город на колесах. Огромные повозки, крытые грубой тканью, и настоящие домики — но на высоких колесах, с оглоблями и дышлами, уткнувшимися в землю, с окнами и дверями, крылечками и латаными жестяными трубами. Тысячи повозок, тысячи домиков, образовавших неисчислимые улицы и тупики жуткого лабиринта. Там дымили печи, взлетали снопы искр над трубами кузниц, бегали дети, ревел скот, под навесами в стойлах из жердей стояли кони, висело на веревках белье. В любой момент этот город мог сняться с места и тронуться в путь. А над городом на высоченном столбе, обитом жарко блестевшими золотыми пластинами, сидел на человеческом черепе (слишком большом, чтобы быть делом рук природы), вцепившись в него, шестью растопыренными лапами, гигантский золотой паук с черными матовыми глазами. Чуть пониже развевались по ветру то ли длиннющие лошадиные хвосты, то ли пучки черных веревок.
Один из пленивших Анастасию поскакал в город — видимо, предупредить кого-то.
Анастасию грубо схватили за плечо и повернули, толкнули в спину костистым кулаком:
— Пошла!
— Я… не умерла? — спросила она неуверенно.
Тычок кулаком в поясницу:
— Скоро убедишься, что тут живые…
Они вошли в город, зашагали меж повозок и домиков. Анастасия поразилась, что никто не обращает на них внимания. Взглядывали мельком и тут же равнодушно отводили глаза, уступали дорогу без страха, без любопытства, без единого человеческого чувства. Только у детей, и то совсем крохотных, Анастасия увидела в глазах живой блеск. Те, что постарше, уже пугали безразличными пустыми глазами.
Они подошли к столбу с черепом и жуком. Вблизи оказалось, что столб воистину громаден. Черные веревки шуршали в налетевшем ветерке, Анастасия отметила, что дом под столбом был больше и наряднее остальных.
Захватчики на глазах переменились. Теперь они приняли вид раболепный и предупредительный, хотя пока что не видно никого, перед кем следует эти чувства проявлять. Они стояли в ряд, смирнехонько, вытянув руки по швам.
Скрипнула дверь, и сверху позвали:
— Входите!
Старший толкнул Анастасию в спину, и она пошла вверх по приставному крыльцу с перилами. Следом на цыпочках взбирался старший. Казалось, он и не дышит.
Прихожая, где застыли двое воинов с секирами. Дверь медленно распахнулась. Старший уже не толкал — упер в спину Анастасии палец и направил в проем, бесшумно ступая следом. Дверь неслышно захлопнулась за ней.
— Подойди ближе, — произнес лишенный человеческих чувств мужской голос, словно сам воздух, насыщенный запахом железа и песка, складывался в слова под ударами невидимого кнута.
Анастасия сделала два шага вперед.
— Развяжи ее.
Руки Анастасии оказались свободными. Она встряхнула ими, разгоняя кровь, огляделась.
В темном высоком кресле сидел человек в черном. Узкое длинное лицо, крючковатый нос, острый подбородок. Совершенно голый череп перехвачен над глазами обручем с золотым жуком. Казалось, жук впился ему в лоб всеми шестью лапами. Такой же жук, только побольше, восседал на спинке кресла над головой человека. По обе стороны кресла стояли люди в черном, только у этих жуки висели на груди на золотых цепочках.
— Убирайся.
— Великий Мастер, она строптива…
— Великие истины усмиряют строптивых, — сказал человек в черном. — Иди.
Дверь мягко затворилась. Полтора десятка взглядов скрестилось на Анастасии. Она стояла, гордо подняв голову и делая вид, что не замечает этих взглядов — шарящих, холодных. И совершенно пустых.
— Ну что же, — сказал ют, кого назвали Великим Мастером. — Она слишком красива, чтобы продолжать род рабочего быдла, а следовательно, достойна продолжать род кого-то из вас, Хранители Кнута и Лопаты.
— Сначала следовало бы меня спросить, согласна ли я продолжать чей-то там род, — сказала Анастасия. — И стоит ли вообще его продолжать.
На нее уставились даже не возмущенно — с безмерным удивлением.
— Участь женщины — неустанно продолжать род, — сказал Великий Мастер. — А участь рожденных женщиной — вести вперед Великий Канал. Ты, должно быть, издалека, и разум твой темен, если ты не знаешь очевидных вещей.
— Я — княжна Анастасия из рода Вторых Секретарей.
— Придуманные дикарями звания нелепы перед делом создания Великого Канала.
— Прекрасно, — сказала Анастасия. — Похоже, меня собираются сделать чьей-то женой, не спрашивая, как я к этому отношусь?
— Какое это имеет значение? — сказал Великий Мастер. — Хранители, вы видите, что, как ни удивительно, дикарка способна связно выражать свои мысли, пусть и примитивные. Это лишний раз доказывает, что получить ее должен кто-то из вас.
— Кто вы? — спросила Анастасия, решив пока что не ввязываться в споры.
— Мы — слуги Великого Канала, — сказал Великий Мастер. Он встал с кресла, подошел к Анастасии, положил ей на плечо холодную жесткую руку и подтолкнул к окну. Из окна виднелись за скопищем передвижных домиков пыльное марево и облака пара над Каналом. Тысячеустый шум, грохот железных зверей, бадей и тачечных колес долетали и сюда.
— Но зачем все это? — удивленно спросила Анастасия.
— Мы — лишь скромные слуги Канала, — сказал Великий Мастер. — Его голос словно пытался вопреки своей природе стать мягким. — В незапамятные времена мир был дик и бессмыслен. Жалкие дикари ковыряли землю и строили хижины, без пользы расточая труды и мысли на сотни неразумных дел, прибавляя хаоса. И тогда пришел Великий Тро, чьи волосы распростерлись над миром семицветной, жизнетворящей радугой, вещающей о наступлении Эры Порядка и Труда. Тро протянул руку, и на ладонь ему сел, дабы вкусить крохи великой премудрости, Божественный Жук, и мыслчь Тро оплодотворила Жука озарением Великого Канала. И откладывал Жук яйца, и Тро дул на них, и из его божественного дуновения рождались Славные Предтечи, родоначальники Хранителей Кнута и Лопаты — Яго, Бер, Фир, Ког, Фре. И труды Родоначальников озарили светом божественной мудрости Великого Тро толпы дикарей. И первые комья земли взлетели, и Великий Канал пролег по земле. Мы, Хранители, смертны, но бессмертен Великий Канал. Сотни лет он неотвратимо растет.
— Сотни лет? — шепотом переспросила Анастасия, боясь поднять на него глаза, столкнуться с бездонной пустотой его взгляда.
— Сотни лет, — твердые крючки его пальцев сжимали плечо Анастасии, и от них растекался холод. — Бессмертен Великий Канал. И волосы Великого Тро семицветной радугой веют над миром.
— Но… что потом?
— Ты красива, но разум твой темен, — сказал Мастер. — «Потом»- бессмысленное слово. Есть великое слово — вечность. Великий Тро — это Вечность. Канал — это Вечность. У него было начало, но нет конца.
— Так не бывает, — сказала Анастасия. — Людям надоест…
— Для того, чтобы им не надоело, и существуют Хранители Кнута и Лопаты.
— Сломаются ваши железные…
— Люди будут рыть руками.
— А если Канал упрется в море?
— Мы идем вперед, в направлении, указанном Великим Тро, как сотни лет назад. Великий Канал не может свернуть и остановиться. Довольно, — он сжал плечо Анастасии. — Сейчас тебе прощаются эти дикарские глупости. Но завтра они будут считаться ересью, и советую об этом не забывать. В тебе, мне кажется, есть проблески разума. А потому постарайся понять — у тебя нет иной судьбы, кроме как стать продолжательницей рода Хранителя Кнута и Лопаты, а не рабочего быдла. Единственным твоим чувством должна стать благодарность за оказанную тебе милость.
— Благодарю, — сказала Анастасия. — Надеюсь, меня не заставят продолжать род вот прямо сейчас, тут же?
— Рад, что ты быстро усваиваешь священные истины, — он начисто не заметил иронии. — Разумеется, состоится брачная церемония. Она начнется вечером и будет краткой. Тебя подготовят. Нынче же ночью ты должна будешь дать начало жизни будущим Хранителям Кнута и Лопаты.
— Благодарю за высокое доверие, — сказала Анастасия.
Она почувствовала себя, гораздо спокойнее и увереннее. Вряд ли этот сумасшедший и его пустоглазая банда будут торчать вокруг брачного ложа, духовно сопутствуя трудам по продолжению рода. Тех, кто ее похитил, давно отослали прочь, и они не смогут рассказать, что ценный трофей не так уж смиренен и слаб, когда у него свободны руки и ноги — так что ее «нареченного» ожидают неприятные сюрпризы, весьма нетипичная брачная ночь… А там посмотрим. Ускользнуть отсюда нелегко, обратную дорогу к друзьям отыскать еще труднее, но лучше уж рискнуть, чем превратиться в продолжательницу рода этих безумцев…
Поэтому Анастасия смиренно склонила голову и сказала:
— Твоя мудрость потрясает меня, о Великий Мастер, — и окинула угрюмую шеренгу таким взглядом, что в их глазах зажглось слабое подобие чего-то человеческого. — Я с трепетом жду достойнейшего из вас.
Оказалось, что достойнейшего они избирают примитивнейшим жребием — тянули шарики из золотого сосуда, и вскоре обнаружился счастливчик, ничем, правда, свою радость не выказывавший. «Болван с пустыми глазами, неотличимый от прочих», — подумала Анастасия.