— Нет, — сказала Анастасия, глядя ему в глаза.
— Ну… Эх, времени нет, этот сукин кот расслабиться не должен… — Капитан притянул ее к себе, поцеловал, заглянул в глаза. — Между прочим, меня зовут Алексей.
Анастасия стояла у дома, смотрела, как уходят к низкому серому куполу две фигурки. Та, что впереди, — со связанными руками. Вот раскрылась выпуклая изогнутая дверь, вот они исчезли внутри, и дверь захлопнулась за ними. Минуты ползли медленно, как облака в безветренный день.
Анастасия уже разуверилась полностью в существовании богов, но сейчас молилась — земле и ветру, огню и воде, молилась истово, чтобы все удалось, чтобы остался жив ее любимый, чтобы мир был спасен. То ли слухом, то ли сердцем она почуяла в тягостной тишине короткую автоматную очередь. И еще одну. И какие-то хлесткие хлопки. Потом все стихло, вновь ползли нескончаемые минуты и всхрапывали за спиной кони, ползли в небе белые облака.
И наконец в спокойном воздухе, насыщенном ароматом неизвестных Анастасии цветов, загремел, уносясь к горизонту, железный, нечеловеческий голос:
— Стартовая готовность! Всем покинуть зону! Отсчет! Восемнадцать, семнадцать, шестнадцать…
Победа это или конец всех надежд, Анастасия не знала. Не сводя глаз с купола, она завороженно слушала железный голос, называвший все меньшие и меньшие числа и завершивший отсчет непонятным криком:
— Зеро!
И — загремело. Грохот раздался где-то внизу, в недрах земли, словно рвались из неволи к солнцу и свету неведомые исполины. Грохот накатывался тяжелыми упругими волнами, наплывал, заливая все вокруг, и вот уже весь мир стал грохотом, громом, и это было настолько страшно, что Анастасия даже не могла испугаться. Она застыла, как вкопанная, в лицо дунул порыв горячего ветра, и там, далеко впереди, в грохоте, в пульсирующем гуле, в растущем облаке тяжелого густого дыма поднялись над землей черные высокие башни. Они взлетали все выше и выше, оставляя за собой широкие, белые, пушистые полосы — словно диковинный лес деревьев-великанов вдруг умчался в небеса, волоча за собой свои хрупкие корни.
Слезы катились по щекам Анастасии. А башни взмывали все выше и выше, белые полосы становились бесконечно длинными, будто кто-то великанскими стежками сшивал небо и землю, соединяя их в одно целое. Вот уже совсем не видно башен, не разглядеть, вот и грохот стих, белые полосы все тоньше и тоньше, и Анастасия поняла, что это — победа, что мир остался тем же, но никогда уже не будет прежним.
В тишине, показавшейся сначала похожей на гром, Анастасия услышала, как за ее спиной бьются и храпят кони. Не обернулась к ним. Вся обратилась в слух. Кажется, в куполе вновь стреляли. Да, похоже.
Она ничего еще не знала точно, но верила, что они победили. А потому не столь уж бесполезным было ее стремление вмешаться в бой. Потому что бой не кончается и после победы.
С непросохшими на щеках слезами, с мечом в руке, с яростной надеждой в сердце она решительно шла к куполу.
Анастасия…
Июнь 1989 г.
Василий КарповУ КАМНЯ НА РАСПУТЬЕ
НЫНЕШНЯЯ МОЛОДЕЖЬ ПРИВЫКЛА К
РОСКОШИ. ОНА ОТЛИЧАЕТСЯ ДУРНЫМИ
МАНЕРАМИ, ПРЕЗИРАЕТ АВТОРИТЕТЫ,
НЕ УВАЖАЕТ СТАРШИХ.
У КОГО БОЛИТ ЗАТЫЛОК,
ТОТ УЖ ПЯТОК НЕ ЧЕШИ.
К. Прутков (из басни
1
Григорию, молодому автору-фантасту, тактично намекнули в литературном объединении, что он не умеет придумывать. Намекнули раз, намекнули два, и Григорий сам засомневался в своих возможностях.
Вообще-то фантазировать он умел! В щекотливые моменты семейной жизни, спасая свое доброе имя, такие сказки рассказывал жене, что потом, осторожно косясь на умиротворенную Тоню, удивленно хмыкал и крутил головой — с такими способностями романы бы писать… Так и случилось — он и в самом деле подался в сочинители. Правда, «сказки для жены» не были первым шагом на тернистом пути словотворца. Все началось еще в школьные годы, классе в пятом, когда, как и положено мальчишке, Григорий играл с друзьями-сорванцами в солдатики. Нет, не в оловянные. Вместо них имелась многочисленная деревянная армия, состоящая из десятков шахматных комплектов. Без шахматных досок — их выбрасывали за ненадобностью. А фигуры выстраивали на диване, на полу или, если постоянное воинственное буханье надоедало родителям, прямо в пыли на дворе.
Шахматы выстраивали длинными белыми и черными рядами. Вели строй на строй, стреляли по ним из рогаток, швыряли увесистые «копья» с толстыми иголками или гвоздиками на конце, иногда рубили перочинными ножиками и даже поджигали вместе с какой-нибудь «крепостью». Из-за такого варварского обращения деревянные фигурки частенько выбывали из строя. Тогда проводилась «мобилизация» — шахматы и поодиночке, и целыми комплектами уходили на войну из родительских квартир, из школ и из других, порою самых неожиданных мест. Как и на любой войне, тут были герои — фигурки, которые прошли невредимыми через множество жестоких побоищ. Мальчишки к ним привязывались, как к живым, одушевляли — это были Чапаевы, Спартаки, Д'Артаньяны, бароны Мюнхгаузены и Незнайки…
Однажды Гришка нашел на свалке ржавый армейский штык. И вот этим-то штыком, очистив его от ржавчины и наточив, провел вместе со своим дружком Сашкой Мозгуновым грандиозное сражение.
Черная и белая армии, выстроенные друг против друга, смотрелись внушительно. Главнокомандующим черных был Сашка, белых — Гришка. На генеральную битву, которую они раньше никогда не проводили, армии вышли в полном составе — в каждой до полутысячи «воинов». Накануне битвы друзья очень удачно провели «мобилизацию» в шахматном клубе, и списочный состав воинства был грандиозным — деревянные взводы, роты, полки занимали почти всю лесную поляну полезной площадью метров в двадцать, И вот войска, используя «складки местности», двинулись друг на друга…
Рубили по очереди и поначалу осторожно, стараясь не очень уродовать фигурки — доставались они не просто и, понятное дело, не без риска. Но есть упоение в бою — и «полководцы» не заметили, как вместо того, чтобы просто сбить вражеского солдата с ног, стали пытаться оставить на нем заметную зарубину. Дальше — больше. Появились разломанные пополам пешки, кони с отсеченными носами и даже расколотые, как полено, страшным ударом сверху ладьи. Часа через три черные, то бишь Сашка, стали заметно теснить противника. На поле брани «убитые» лежали уже целыми полками, а Гришка отступал со своими уцелевшими полками и никак не мог сдержать не в меру развоевавшегося Сашку. Вот тогда-то это и произошло — в азарте Сашка сам не заметил, как надколол, словно топором, всеми любимого и всеми оберегаемого бесстрашного Незнайку, а вторым ударом разрубил его на четыре части.
Мальчики схватились, Гришка по-быстрому обратил Сашку в бегство, а сам бережно собрал обломки изуродованной пешки и немножко поплакал над ними, в чем не стыдится признаваться и спустя много лет… Впрочем, признавался не каждому — сейчас его сын Валерка тоже пятиклассник, а ему рассказать об этом как-то неудобно. Валерка и книжек не любит. Если сам Григорий к пятому классу читал уже все подряд, то Валерка к тому же возрасту одолел, кроме учебников, только «Пленников Барсова ущелья», и никакими силами родители не могли заставить его прочитать еще что-либо. Но, видимо, есть какая-то исключительная тайна, раз сынишка, презрев телевизор, смог одолеть объемистую книгу, да еще и дружку Гоше порекомендовал.
Телевизор заменяет Валерке все. Правда, и книг отцовского детства у него нет. Григорий мечтает, чтобы те замечательные книги, которые он сам читал в эпоху отсутствия телевизоров, в том числе и книги про Незнайку, сын мог свободно взять в библиотеке или купить в магазине, и прочитать их именно сейчас, когда они ему необходимы, а не в следующей пятилетке. Потом будет поздно, Валерке понадобятся другие книги. Вместо них он смотрит телевизор или играет в «войну». Кстати, играет тоже шахматными фигурами, что Григория не перестает удивлять, ведь он о тех своих шахматных «баталиях» ничего не говорил сыну. Более того, за такие игры нещадно его гоняет и будет совсем антипедагогично, если сынок узнает, какие битвы устраивал в таком же возрасте его строгий папаша. Но Григорий ничем не рискует: если Валерка и прочитает когда-нибудь эту повесть, то очень нескоро…
С Сашкой, изрубившим в куски пешку, Григорий помирился после обеда. И они решили увековечить память геройски погибшего Незнайки — написать о нем роман.
Идею романа подал Гришка. Несколько неожиданный замысел объяснялся просто — в то время он безнадежно влюбился в Лину Грибачевскую из соседнего класса и даже писал ей стихи.
Правда, Лина по молодости лет творческого порыва не оценила, но мальчишки от стихов были в восторге, и Григорий в своих способностях был уверен. Сашка стихов не писал, но тем не менее за роман взялся без колебаний.
Они вооружились ручками, чернильницами и — к изумлению родителей — в самый разгар летних каникул начали ежедневно исписывать лист заглистом ученические тетрадки. Ревниво следили друг за другом, оценивали качество работы. Радовались количеству написанного, не очень интересуясь содержанием. Они играли, сами того не подозревая, в престижную взрослую игру. Игра эта им, понятное дело, через неделю наскучила. «Роман» остался незавершенным…
Кстати, в том романе полет авторской фантазии занес Незнайку аж на Луну. За давностью лет автор совершенно не помнит, чем его герой там занимался, но не в этом суть. Сейчас Григория утешает мысль, что он отобрал приоритет у Николая Носова — знаменитый «Незнайка на Луне» появился позже.
Следующие шаги «в писатели» Григорий сделал спустя много лет в литературном объединении, где за два года написал десятка три научно-фантастических рассказов — больших и маленьких. В литобъединении их разобрали по косточкам. Действуя методом кнута и пряника, новоявленного автора наставили на путь истинный. В результате ему даже удалось опубликовать несколько рассказов в газетах и журналах. Но оказалось, что Григорию все же не хватает фантазии, что он не умеет выдумывать. Не то, чтобы совсем уж не умеет — вспомните его Незнайку, улетевшего на Луну раньше носовского, но вот придуманные рассказы у него не получаются. В ни