Ивашура сделал зарядку, умылся, поел, продолжая недоумевать по поводу своего позднего пробуждения, и помчался в штаб. Там стало известно, что будить его запретил Одинцов.
В штабе было шумно, как и всегда: исследователи продолжали работу, переговариваясь между собой, у двух столов стояли и сидели люди, кто-то входил и выходил, хлопали двери, звонили телефоны.
Дежурил Богаев. Он поздоровался с Ивашурой и снова поднес к губам микрофон, вызывая какого-то «двенадцатого». Рядом разговаривали Старостин и Одинцов, развернув на столе карту района.
– Проспал, – виновато сказал Ивашура. – Со мной раньше такого не случалось.
– Это я не велел вас будить, – сказал Одинцов. – По моим данным, вы недосыпаете уже третий месяц.
– Не жалуюсь, – махнул рукой Ивашура. – Но, видимо, вы правы, отдых необходим.
– Я слышал, вы контактировали с пауками, – проговорил Старостин. – Есть результаты?
Ивашура поискал глазами Гаспаряна и Рузаева, но в штабе их не было.
– Я отдал магнитофонную кассету в лабораторию на анализ, но ответа пока нет. Но, если даже пленка пуста, считаю, что эксперимент проведен не зря, паук выслушал меня. Причем у меня сложилось впечатление, что он не случайно остановился, разрезав сетку, он меня ждал. Когда я подошел, сетка была разрезана на две части, и он в любую секунду мог убежать.
– Я не одобряю этого «контакта». – Старостин мельком посмотрел на Ивашуру. – Как и Владлен Денисович Богаев. В основном из-за риска. Только что, сутки назад, у Башни погиб человек, и вы снова идете туда, без надежды на удачу, без надлежащей защиты.
– Мы уже говорили с Игорем Васильевичем на эту тему, – вмешался Одинцов. – Просто такие эксперименты нужно готовить тщательнее.
– К сожалению, времени у нас не остается, в том числе и на «контактерские» экспедиции. Башня начинает реально угрожать городу, последняя пульсация добавила к ее толщине почти два километра. До Жуковки осталось семь, до ближайшей деревни – два, до железной дороги – восемь километров. До газопровода – пять. Понимаете?
– Понимаю, – тихо ответил Ивашура. – Что вы предлагаете?
– Пока ничего. Решать надо, к сожалению, в такой момент, когда мы совершенно не имеем свободы выбора. Я понимаю, к чему вы клоните. Да, в сложившейся ситуации мы ничего не можем ответить Башне, кроме ракетного удара по ней. Предлагайте свои способы ее укрощения, причем как можно быстрей.
– А если оттуда ответят?
– Вы можете предложить другой способ? Мирный? Я проголосую за него двумя руками!
– Мирный – это контакт, попытку которого я сделал сегодня ночью! Но угроза городу действительно велика…
– Газопровод снова разорван, – вставил Одинцов. – В городах области имеются разрушения, а в Жуковке – жертвы среди неэвакуированного населения. По-моему, Игоря Васильевича не надо убеждать. Конечно, до нанесения удара еще далеко, и не исключено, что мы успеем к тому времени установить настоящий контакт с хозяевами Башни. По моим сведениям, некоторые ученые разработали – пока в теории – способы остановки роста Башни. Почему бы не применить их на практике?
– Я знаком с этими теориями, – поморщился Ивашура. – Но любое воздействие на Башню непредсказуемо, неизвестно, чем она ответит, особенно… на ракетный удар.
– Но ведь что-то делать надо! – рассердился Старостин. – Простите.
– А где остальные члены комиссии? – спросил Ивашура.
– Работают, – поднял спокойные глаза Одинцов. – Знакомятся с обстановкой в лабораториях, с имеющимися данными, с людьми. Завтра, наверное, соберем научный совет экспедиции с тем, чтобы выслушать предложения ученых. А пока что комиссия в шоке, если можно так выразиться. Более грандиозного явления никто из ее членов не видел, даже атомный взрыв не сравнится с Башней по масштабам и мощи, я не говорю уже – таинственности.
– Игорь, – позвал Богаев. Ивашура извинился, подошел к переговорной панели.
– Михаил передает, что пауки снова начали ткать свою паутину, уже заткали всю насыпь у стены Башни. А ведь до пульсации еще далеко. – Богаев снял наушники и посмотрел на Ивашуру. Глаза у него были красные, под глазами набрякли мешки, лицо осунулось, пошло складками.
«Здорово сдал Владлен, – подумал Ивашура с состраданием. – Человеку под шестьдесят, давление, сердце – сколько можно держаться? А скажешь об этом прямо – обидится…»
Вслух же он сказал:
– Очевидно, пауки начинают строить защитный барьер, другого смысла в их строительстве нет.
– На, поговори с ним. – Богаев передал наушники Ивашуре, уступил место у панели. – Я пока разомнусь.
Ивашура сел и вдруг почувствовал, что стул вздрагивает под ним как живой. Разговоры в комнате утихли, все повернулись к радистам.
– Что там, Миша? – спросил Ивашура, прижав к уху дугу с наушниками. – У нас пол трясется…
Через несколько секунд донесся голос Рузаева:
– Такого я еще не видел, Игорь! Башня пульсирует! А пауки… – Голос потонул в волне помех.
– Что пауки?
– Они… взрываются! – донеслось сквозь гул и шипение. – Пауки взрываются, Игорь!
Ивашура вскочил, бросил наушники на стол и устремился к двери. Одинцов догнал его уже на тропинке, ведущей к Башне.
Даже сквозь снежное одеяло, укутавшее землю, чувствовались вибрация и толчки, проникающие в тело. Башня высилась над лесом слепой выпуклой стеной, и даже отсюда, с расстояния в семь километров, было видно, как эту стену волнами бьет дрожь, всю стену – снизу доверху!
Выбежали на край поля, простиравшегося до самой Башни пятнистым покрывалом, и не сразу сообразили, что громадные черные предметы, вытянувшиеся цепочкой по полю, которые они приняли за причудливые скалы, на самом деле… чудовищные существа или механизмы! Больше всего они напоминали уродливых безголовых – только чешуйчатые торсы – кентавров, на спинах которых сидели такие же уродливые всадники.
– Господи! – сдавленно ахнул кто-то сзади.
Ивашура оглянулся: Вероника.
Отряд «всадников» попятился, под ударами «копыт» задрожала земля; Башня в это время превратилась в глыбу раскаленного стекла, из которой во все стороны ударили пучки света всех цветов радуги. Зрелище было феерическое, волшебное и страшное одновременно.
Гул, грохот, взрывы и крики пауков вдруг прекратились, наступила глубокая пульсирующая тишина. Оцепеневшие люди смотрели то на Башню, то на «кентавров», понимая, что сейчас произойдет что-то ужасное и непоправимое и что бежать уже поздно.
Один из «всадников» оглянулся, сверкнул единственным рубиново светящим щелевидным глазом, и тотчас же цепь «кентавров» тяжелой рысью устремилась к Башне, словно в атаку или скорее на штурм крепости, оставляя в снегу огромные круглые черные следы. Взвихрившаяся снежная пыль на мгновение скрыла Башню, дробный топот удалился, и снова наступила тишина…
ЧАСТЬ IVВЛАДЫКИ
Глава 1
Автоматические видеокамеры высотной капсулы метеопатруля, обозревающие просторы европейской тайги, включились именно в тот момент, когда двухкилометровая Башня хроноквантового ускорителя внезапно вспыхнула голубым мигающим светом, с ее вершины сорвалась в небо исполинская голубая молния, вздрогнула земля, чудовищный вихрь ударил во все стороны от стен Башни, вырывая с корнем сотни и тысячи деревьев. На крыше Башни набухала опухоль голубого сияния, пролилась по стенам на землю, как вода через край стакана, и покатился по лесу кольцевой вал голубого пламени, оставляя за собой спекшуюся от жара лесную почву…
Булькающий гул, грохот и невероятный свистящий вой раскатились по холмам и равнинам на многие десятки километров, будя спящих, вызывая у бодрствующих недоумение и тревогу…
Здание лаборатории времени возле Башни ускорителя уцелело, но выглядело странно – будто стены покрыли белой светящейся краской, зато провалы окон в них были черными. Башня перестала светиться, потемнела, вершина ее потеряла плотность, превратилась в зыбкий дрожащий столб, исчезающий на высоте двух с половиной километров. Гул стих, и на ночную землю, в уцелевшие леса пришла пощелкивающая кастаньетами неестественная тишина…
Глава 2
Запись кончилась.
Ромашин посмотрел на собеседника.
Павел Жданов сидел совершенно неподвижно и смотрел на выключенный прожектор желтыми глазами, в которых можно было прочесть лишь непробиваемое спокойствие и порой иронию – если нюансы разговора становились понятны обоим до словесного объяснения.
Он был высок, но из-за развитой мускулатуры казался массивным; форму инспектора носил с подчеркнутым щегольством, что говорило о собранности, аккуратности и чувстве собственного достоинства. Лицо у инспектора было несколько замкнутым, лишенным мимики – печать долгой работы в пространстве, при отсутствии больших человеческих коллективов, но умный, проницательный взгляд выдавал в нем характер незаурядный.
– Управление [6] из-за этого переведено на режим бедствия? – Павел кивнул на проектор.
– Да, – подтвердил Ромашин. – Внешне масштабы катастрофы не впечатляют.
– Прошу прощения, но мне не очень ясно, почему вызвали именно меня. Разве у земного сектора мало специалистов нужного профиля?
Павел удивлялся не зря. Он был инспектором безопасности дальних космических экспедиций, а Игнат Ромашин возглавлял отдел безопасности научных исследований УАСС Земли. Служба одна, но разные направления, объекты, задачи. И вдруг его вызывают в Центр, отстраняют от прежней работы и приглашают в наземный сектор…
– Объясню. – Ромашин изменил позу, задумался, не отводя глаз.
«Интересный тип, – в свою очередь, подумал Павел. – Молод, но виски седые, скуп на эмоции, а лицо простое, разве что менее открытое и более твердое, но это уже характер. Выдержка у него, надо полагать, не уступает моей. А кожа подбородка и шеи, похоже, регенерирована – заметны глянцевитость и слегка розовый цвет…»
– Во-первых, у вас за плечами десятилетний стаж работы в космосе, – продолжил Ромашин, – а космос воспитывает в человеке умение мыслить раскованно, не стандартно, не стереотипно. Во-вторых, по образованию вы физик, что немаловажно, в-третьих, незаурядный спортсмен. Есть и в-четвертых, но об этом поговорим отдельно.