Гемма оказался куда крепче, чем кто-либо мог подумать. Он сумел вылезти из плавящегося золота и чудовищной ожившей статуей рванул наверх, за Дзюбеем.
— Ты был слишком жален до золота, Гемма, — усмехнулся напоследок наёмник, выбираясь на верхнюю палубу и захлопывая за собой люк.
Гемма с силой врезался в него, проломив головой, «укреплённой» слоем застывающего золота, но Дзюбей ударил его обеими ногами, загоняя обратно. Он висел на обрывках такелажа, свисающих с мачты, и раз за разом обрушивал ноги на высовывающуюся голову Геммы. И вот палуба с треском провались, увлекая Гемму в пучину из пламени и воды, хлещущей из многочисленных пробоин в бортах.
Я сидел на берегу и смотрел на тонущий корабль в лучах восходящего солнца. Красивое, скажу я вам, зрелище. Я начал понимать самураев, черпавших вдохновение в таких вот картинах. Им не было важно, победа это было или поражение. Главное, красота.
— Чоушу Ёсио-доно будет недоволен, — заметил сидевший рядом Кэнсин. — Мы провалили его задание.
— Фактически, оно было провальным с самого начала, — сказал я. — Гемма с самого начала использовал Ёсио-доно, точнее его деньги, для организации «чумы» в этой провинции, а после намеревался сделать из него «громоотвод» гнева Токугавы. Теперь уже это не имеет никакого значения. Думаю, все кроме нас и команды корабля мертвы.
— К берегу что-то приближается, — заметил Кэнсин. — Скорее всего, кусок палубы корабля.
Я пригляделся.
Дзюбей лежал на куске палубного настила, отломанного им для того, чтобы сделать возвращение наиболее комфортным. Всходило солнце, начинался четвёртый день с тех пор, как Никотин всадил ему в руку отравленный сюрикэн, а наёмник был всё ещё жив. Выходит, старый монах обманул его.
— Последний поцелуй Кагэро спас тебе жизнь, — на кусок палубы запрыгнул Никотин. — Она была отравлена куда сильнее, чем я думал.
— Пошёл ты, — отмахнулся от него Дзюбей, как обычно после таких потрясений на него обрушилась абсолютная апатия.
— Встретимся в Химэндзи, — бросил старик. — За мной пятьсот золотых.
Дзюбей лихо метнулся и коротким ударом разрубил рукав кимоно Никотина — в воду попадали золотые слитки.
— Чиновник с большими рукавами, — усмехнулся Дзюбей. — Ты рисковал жизнью из-за золота. — Наёмник сел обратно на палубу. — Проваливай, пока я такой добрый.
Никотин покосился на него здоровенным выпученным глазом, но промолчал, а Дзюбей, уставший от его присутствия, прыгнул за борт.
— Безумец, — покачал головой монах-шпион.
Дзюбей вышел из морской пучины, словно древний бог. Наше присутствие на берегу его ничуть не беспокоило. Кэнсин поднялся, положив руку на меч, но я жестом велел ему успокоиться.
— Пусть идёт, — отмахнулся я. — Он нам не враг. Он спас меня, когда Гемма вышвырнул меня за борт.
— Я не видел кого ловлю, — бросил Дзюбей, проходя мимо.
— Однако не кинул обратно, когда увидел, — усмехнулся я. — А кто был настоящим шпионом Токугавы? Ведь такой здесь есть.
— Есть, — кивнул Дзюбей. — Он из ордена Фукэ-сю.
Мне хватило этих слов.
Никотин торопился. Он бежал через лес, не особенно разбирая дороги. Враги сёгуната всё же вышли на него, хоть он и покинул остров Кита. В городе им (монахом в большой соломенной шляпе, если быть точным) интересовался знакомый по Сата парень со шрамом на щеке, а значит и странный человек в материковой одежде где-то рядом. Остановил Никотина характерный щелчок тандзю, монах бросил несколько взглядов по сторонам и увидел того самого одетого как гаидзин человека. Он сидел на стволе поваленного дерева, держа в каждой руке по тандзю.
— Жаль, что я не успел выйти на своё начальство, — вслух посетовал Никотин, — так что меня не стоит убивать.
Слова эти прозвучали удивительно жалко. Никотину всегда казалось, что смерть его не может страшить, он-то уж своё пожил. А вот нет, всё равно страшно умирать, цепляется за жизнь всеми способами. Даже такими жалкими.
Размышления его прервал выстрел.
Глава 5
— Ходят слухи, — произнёс толстый хозяин постоялого двора, наливая мне сакэ, — что в Химэндзи нынче неспокойно.
— Неспокойно, — рассмеялся сидевший за соседним с нами столом молодой самурай, — это ещё мягко сказано. Настоящая война, вот как это называется. Самая прибыльная профессия в столице нынче — телохранитель. — Самурай попытался налить себе ещё сакэ, но его кувшинчик оказался пуст. — Ещё! — крикнул он хозяину, швыряя ему упаковку монет прямо в бумажном кошельке. — На все.
Я пересел за его стол, сделав знак Кэнсину оставаться за тем, что занимали мы.
— Ты пьёшь с самого утра, как сказал мне хозяин, — заметил я, заказывая себе сакэ. Предыдущий кувшинчик я оставил Кэнсину. — И деньги у тебя не переводятся.
— Этот кошелёк был последним, — мрачно усмехнулся основательно захмелевший, но ясности рассудка (что удивительно) не потерявший. — Пропью его и вернусь в Химэндзи.
— Я думал, что ты бежал оттуда, и не намерен возвращаться.
— Я же сказал, телохранитель — самая прибыльная профессия в Химэндзи. Иной профессией я не владею. Я умею только убивать.
— Почему же не прогулять деньги в самой столице? — удивился я.
— Там всё кишит от шпиков сёгуната и довольно одного доноса, чтобы оказаться в тюрьме и под плетьми сёгунатских профосов. А после и вовсе с кусунгобу[31] в животе. Здесь же можно спокойно напиться в приятной компании. — Он сделал в мою сторону недвусмысленный жест чашечкой сакэ.
Мы выпили и телохранитель продолжал:
— В городе убивают что ни ночь, по утрам находят трупы верных Токугаве людей. И очень многих принуждают совершать сэппуку. Трупы громоздятся на трупы. Скоро в стране не останется благородных людей — одни только хэймины. — Телохранитель рассмеялся долил себе ещё сакэ.
— Я бы на твоём месте не возвращался в Химэндзи, — пожал плечами я, допивая своё сакэ. — Ты потерял цель в жизни, твоя жизнь пуста.
— Знаю. — Телохранитель посмотрел мне прямо в глаза, взгляд его был пуст, как его жизнь. — Вот поэтому-то я возвращаюсь каждый раз в столицу и нанимаюсь телохранителем.
От этого взгляда у меня всё внутри похолодело и я поспешил убраться в снятые нами с Кэнсином на последние деньги. Забавно. Не так ж давно практически в моём распоряжении был целый корабль, гружёный золотом, а теперь…
Гэнин ниндзя Кога, верных клану Токугава ещё со времён Токугавы Иэясу, Сайто Иэмицу терпеть не мог правительственного шпиона, работавшего в ближайшем окружении Чоушу Ёсио. Однако не будь его, ситуация в Химэндзи была бы куда хуже. Именно он указывал чиновникам патриотов и склоняющих к предательству людей. Так что волна самоубийств, охвативших столицу не была такой уж непродуманной и глупой, как казалось с первого взгляда. Вот только одного не мог сказать этот шпион — кто же именно стоит за всеми убийствами верных сёгунату людей. Кто же такой этот хитокири Токугава.
— Мальчишка со шрамом на лице, — произнёс шпион, присаживаясь перед Иэмицу. Последнему иногда казалось, что шпион умеет читать мысли и отвечает на вопросы до того, как ниндзя его задаст. — Это даже не шрам, а рана — она открывается каждый раз когда он убивает кого-то.
— И ты хочешь сказать, что он — хитокири Токугава, — усмехнулся Иэмицу в седые усы, — большей глупости ещё не слышал.
— Не он один, — покачал головой шпион, — естественно, есть ещё люди. Однако этот сопляк — самый лучший из хитокири. Без него Чоушу потеряет считай что половину своих воинов.
— И почему ты говоришь мне о нём только сейчас? — недоверие промелькнуло в ледяных глазах гэнина.
— Чоушу Ёсио отослал юнца из города, — не моргнув глазом ответил шпион, — прежде чем я смог оповестить о нём тебя. И, говоря по чести, я не думал, что ему удастся вернуться живым, как и этому придурку, что одевается, как гаидзин.
— Выходит, ты ошибся, — улыбнулся Иэмицу.
— Да, — легко признал шпион, — но кто из нас не ошибался?
Неожиданно гэнин понял, что шпион начинал не то чтобы нравится ему, скорее, не было прежнего отвращения к нему.
— Всё, что говорил твой телохранитель, правда, — кивнул Ёсио. — Мы убиваем, а чиновники Токугавы — хватают и казнят, а если не хватает доказательств — приказывают совершить сэппуку. Но главная беда не в этом. — Он замолчал, словно собираясь с силами.
— Даймё клана Цурихара — Цурихара Нисида, решил, что он — более достоин быть сёгуном, нежели Токугава Ёсинобу, — вместо него произнёс тяжёлые слова Иидзима Сёго — военноначальник клана Чоушу и ближайший друг Ёсио. Этот приговорённый к смерти от чахотки человек знал цену времени и никогда не тратил его на какие бы то ни было словесные экивоки. — Он решил посадить на трон малолетнего Кагецу и стать при нём сёгуном. Он готовит людей к открытому восстанию.
— Это погубит нас, — мрачно сказал Ёсио. — Токугава использует это восстание, чтобы окончательно расправиться с нами.
— И что нам теперь делать? — поинтересовался я. — Воевать с Цурихарой мы не можем, разве что нанять каких-нибудь ниндзя.
— Не выйдет, — покачал головой Сёго. — В Химэндзи, да и всей провинции, монополию держат ниндзя Кога, а они тут же доложат обо всём чиновникам Токугавы. Обращаться же к ниндзя Ига или каким иным, — он покачал головой, — слишком долго. Они не успеют ничего сделать до того, как Цурихара начнёт действовать.
— У нас есть лишь одна возможность избежать гибели, — всё тем же скорбным голосом продолжал Ёсио, — затаиться. Вы с Кэнсином весьма не вовремя вернулись в Химэндзи. Здесь почти не осталось моих людей, да и сам я покину город, как только закончу свои дела.
— Ты не совсем прав, Ёсио, — неожиданно усмехнулся Сёго. — Кэндзи вернулся как раз очень вовремя. Помнишь, ты же сам сетовал, что некому заниматься розыском предателя в наших рядах.
— Сейчас это сделать практически невозможно, — покачал головой Ёсио, — мои люди разбросаны по многим провинциям. Как среди них отыскать шпиона Токугавы?