— Ты ещё учителем меня назови, — рассмеялся я. — А я всё искал тебя в Химэндзи.
— Несколько месяцев назад я покинул столицу, — ответил Сейсиро. — Я ведь, как все в моей семье служу сёгунату, здесь, — он усмехнулся, — ловлю шпионов.
— Чьих? — удивился я, делая «страшные глаза». — Гаидзины, всюду гаидзины.
— Не они, — покачал головой не оценивший моей «шутки» Сейсиро, — а те, кто зовут себя патриотами. Вот самые опасные враги сёгуната. Их-то мы и ловим.
— Мы? Так ты здесь не один.
— Конечно, нет, — отмахнулся Сейсиро. — Я — только часть оперативной группы, посланной сюда сёгунатом.
Я хотел было спросить сколько их, но после решил, что наш разговор будет слишком походить на допрос и это может насторожить юношу, особенно такого, который ловит шпионов, а значит склонен видеть их везде и всюду.
— Тебе уже разрешают пить сакэ. — Я подмигнул ему. — Или как?
По лицу Сейсиро начала неумолимо растекаться краска.
Домик был небольшой, но аккуратный и чистый. Томоэ поймала себя на мысли, что именно таким помнит свой дом — он был таким до того, как умерла мама.
— Хороший дом, — сказал Кэнсин, опуская на пороге пахучий короб. — Такой, кажется, был у нас. Раньше.
Томоэ едва не подавилась воздухом. Кэнсин что же её мысли читает.
Они вошли в дом. Он и изнутри оказался таким же аккуратным и почти чистым, как и снаружи, лишь по углам скопилась пыль (оно и понятно, дом стоял пустым с самого выкупа людьми Ёсио). Уборка заняла не больше нескольких часов, ей полностью посвятила себя Томоэ — не допустившая к этому Кэнсина (тот лишь таскал для неё воду). Химура же вышел в небольшой садик, где росли те самые «лекарственные растения», которыми ему предстояло торговать и выращивать. Он, действительно, родился в крестьянской семье и мотыга была не внове его рукам, однако прошлое его вспоминать очень не любил, а руки его привыкли за это время к мечу.
Кэнсин заглянул в хозяйственный сарай, где обнаружил весь необходимый инвентарь. Он взял в руки деревянную мотыгу, по привычке сделал несколько движений, будто это не мотыга вовсе, а бокэн[41]. Сам себе грустновато усмехнулся — хитокири всегда хитокири, крестьянином ему не стать. Наверное. Тут его окликнула Томоэ и он помчался со всех ног к дому — менять воду.
Я вытянулся на татами (название чисто символическое — это скорее несколько тряпок набитых в некий чехол, но большего от гостевого дома ждать не приходится). Вчерашние новости, полученные, в основном, от Сейсиро, отнюдь не радовали. В провинциях уже несколько месяцев активно работали группы агентов сёгуната — насторожила всех история с золотом Асикаги; они боролись с реальными и мнимыми бунтовщиками и методы их были достаточно далеки от законных. На улицах городов появлялись трупы и это уже никого не удивляло.
Позавтракав, я отправился гулять по городу. Настроение было отчего-то хуже некуда, к тому же с утра начал падать мокрый снежок, одежда противно липла к телу, однако я не прекращал своей «прогулки». Я всё же сюда не в гостевом доме отлёживаться приехал. Кстати, надо будет найти в городе жильё — думаю, в свете последних событий тут довольно много появилось вдов и освободилось комнат. Надо будет заняться этим сегодня же, а то на татами из гостевого дома я себе всю спину отлежал.
— Эй, сударь! — раздался вдруг окрик на адрандском. — Постойте! Я так давно не видел лица уроженца материка.
Я обернулся на голос и усмехнувшись произнёс:
— Простите, шевалье, но одежда моя не соответствует внешности.
А вот лицо и внешность окликнувшего меня человека были полностью тождественны. Высокий, с необычайно бледным лицом и длинными белыми волосами, он был одет во всё синее и чёрное, на плечи наброшен плащ — также чёрный с серебристым кантом по краю, изображающим нечто вроде затейливого узора, почти такой же узор украшал и короткий, облегающий дублет незнакомца, который он носил расстёгнутым, не смотря на ноябрьские холод и промозглость.
— Вот это да! — воскликнул он. — Такамо в материковом платье. Я думал, что повидал всё на своём веку. С кем имею честь?
— Тахара Кэндзи, — представился я, коротко поклонившись.
— Виктор Делакруа. — Уроженец материка коснулся полей воображаемой шляпы и кивнул мне в ответ. — Весьма рад знакомству.
— Взаимно. — Я уже и отвык от материковых экивоков, засоряющих речь не хуже сорной травы. — Вы из Адранды? Я считал, что эта страна не слишком стремиться к контактам с островами Такамо.
Мы вместе шагали по улице, влекомые вперёд неторопливым течением людской реки.
— Родом я из Виисты, — отвечал мне Делакруа, — но дома не был уже очень много лет. Можно сказать, я — профессиональный скиталец, даже искатель приключений и разнообразных тайн. Сейчас я хочу попробовать пересечь океан, отдаляющий нас от материка Предтеч.
— Материк Предтеч? — удивился я. — Но разве между вашим материком и им лежит не Океан Слёз?
— Ты не забыл, Кэндзи-доно, что наш мир имеет форму шара? — удивился Делакруа. — Я предполагаю, что материка Предтеч можно достичь не только через Океан Слёз, но и тот океан, что лежит восточней ваших островов.
— Рискованное предприятие, — усмехнулся я, — и, главное, практически невыполнимое. Тебе проще было бы отправиться в Карайское царство и там поговорить с приморцами — есть такие рисковые люди, живущие морем. Они славятся, как лучшие мореходы.
— Хм, — передёрнул плечами Делакруа, — я и не слышал о таких. Ну да, поздно уже. Их Такамацу теперь не выбраться.
Виновата опять же история с золотом Асикаги. После неё все порты были вновь закрыты для гаидзинов, даже цинохайских купцов не пускали больше. Фактически, Ёсинобу полностью изолировал мою родину от остального мира, так что исполнить своё желание отправиться на легендарный для нас, лаосцев, и священный для приверженцев Веры материк Делакруа не сможет. По крайней мере, какое-то время.
И тут я решил рискнуть. Шпионом сёгуната этот Делакруа быть не может (слишком уж правительство не любило — и это ещё мягко сказано! — гаидзинов, чтобы принимать их на службу), а наши интересы неким образом совпадают, в некоторой части.
— Идём в «Сову», — предложил я адрандцу. — Пора нам согреться и снаружи, и изнутри.
Тот коротко кивнул и мы направились в как нельзя кстати попавшееся мне на глаза питейное заведение. Как и положено, по утру оно было почти пусто, и мы без проблем устроились в углу, заказав себе сакэ.
— Думаю, я мог бы помочь тебе, — не стал я ходить вокруг да около. — Я тут, можно сказать, эмиссар неких сил, что борются сейчас с правительством и сёгунатом, в принципе. Также мы намерены, наконец, покончить с идиотской изоляционистской политикой и открыть порты для материковых торговый и иных кораблей.
— Приятно понимать, что ещё не потерял оперативной хватки, — усмехнулся в ответ на эти слова Делакруа. Я же мгновенно собрался и как бы невзначай уронил ладонь на рукоять тати. — Успокойся, — осадил меня странный адрандец, — просто ты, на самом деле, ходячая провокация для правительственных агентов. Такамо в материковом платье, — повторил он свою фразу.
Я опустил очи долу — он был прав на все сто. Однако это не делало его менее подозрительным в моих глазах.
— Однако и мне не быть правительственным агентом, — продолжал Делакруа, как ни в чём не бывало отпивая сакэ, — да и не горю я желанием работать на Токугаву или как там зовут вашего сёгуна.
— Отчего же? — Мотивы этого загадочного гаидзина меня весьма интересовали.
— Он — глупец. Ни одну страну изоляция не доводила до добра, она — приводит к упадку и гибели не только государства, но, часто, и всей нации, которая без свежей крови попросту вырождается. Вы оправдываетесь страхом перед иностранными шпионами, однако при вашей системе борьбы с внутренним врагом, основанной ещё… этим, как его?… Джесу, так?
— Иэясу, — машинально поправил я его. — Ты имеешь в виду Токугаву Иэясу, первого из сёгунов клана Токугава?
— Именно это, — кивнул Делакруа. — Он построил практически идеальное полицейское государство, которому пришлые шпионы, да её слабо знающие обычаи, к тому же, почти не понимающие их, а если вспомнить об отличии во внешности и неистребимом акценте — наши языки очень сильно отличаются. Да не одна вменяемая разведка мира не пошлёт сюда своих шпионов и, начистоту говоря, в этом нет нужды. В политических раскладах материка вы не имеете особенного значения — вы слишком далеко; вы важны скорее как торговый партнёр.
— Убедительно, — согласился я. — Так что же насчёт моего предложения? Ты готов присоединиться к нам?
— Готов я ко многому, — усмехнулся Делакруа, — но вот хочу ли.
Я поднялся, демонстративно допив сакэ, но Делакруа молниеносным движением подцепил ножку стула, с которого я встал, и я рухнул на него, выронив чашечку. Она с характерным звоном покатилась по чистому полу питейного заведения.
— Осади коней, Кэндзи-доно, — рассмеялся он. — Ты слишком порывист для той профессии, что выбрал для себя. Я ведь не отказал тебе.
— Не я выбрал для себя эту профессию, — буркнул я, балансируя на раскачивающемся стуле, — у нас это — большая редкость. А с даймё поговорить всё как-то времени не было.
— Да уж, отсутствие свободного выбора — зло, — резюмировал Делакруа, — это может привести вашу страну к гибели. Человек должен заниматься тем, для чего рождён, а не тем, что приказал сюзерен.
Тут я с ним был полностью согласен.
Оказывается, его руки ещё помнили крестьянский труд. Кэнсин часами проводил в огороде, ухаживая за растениями. Хотя Томоэ не раз говорила ему, что его труд навряд ли принесёт результаты — на дворе осень, а это не самое лучшее время для посадки, Кэнсин всё же не сдавался. Надо же было ему, в конце концов, чем-то заниматься.
— Мы почти не знаем ничего друг о друге, — сказала как-то Томоэ. — А ведь живём вместе не один день.
Кэнсин вымыл руки от земли и поглядел на них — поверх новым мозолей нарастали новые. Крестьянские. Когда-то его ладони уже украшали такие, когда-то давно. Он сам и не заметил как начал рассказывать.