, о чём глава Асикага и доложил чиновникам Токугава. На этом всё и успокоилось, все обо всём позабыли. Теперь золото с «истощённого» рудника по большей части течёт в карман к Асикаге.
— Занимательная история, — кивнул я, — но какое отношение это имеет к нам?
— Каждый месяц, — продолжал мой сюзерен, — из порта Сата отходит корабль, гружёный золотыми слитками. Оно предназначено для Асикага, но если один такой корабль пропадёт, никто не станет поднимать большой скандал, потому что с этих доходов клан Асикага не платит налогов в казну Токугава — своих сюзеренов. Этого золота как бы и нет, понимаешь? Практически идеальный вариант.
— Выходит, клан Чоушу уподобится обыкновенным разбойникам. Только красть мы будем золото и целыми кораблями.
— Время такое, Кэндзи, — грустно произнёс Ёсио. — Жестокое время, когда очень источается граница между добром и злом, подлостью и честолюбием, мудростью и предательством. Это Токугава Иэясу мог позволить себе вывести навстречу своим врагам войско под белым флагом с алой штокрозой[12], провозгласив, что сметёт любую преграду[13] своим ударом. Силы всех были примерно равны, но это тогда, а теперь… — Он помолчал минуту. — Токугава подмял под себя всю власть, даже при особе императора находится всесильный сёсидай — представитель сёгуна, управляющий делами Химэндзи и окружающих его провинций, он ведает финансами императора и действует как посредник между императором и сёгуном. В таких обстоятельствах мы не можем рисковать и действовать открыто, по Мурото уже прокатилась волна ритуальных самоубийств, сэппуку себя подвергли многие главы кланов, лишь заподозренные в антиправительственных настроениях и подготовке восстания. У нас слишком мало даже возможных союзников, мы не имеем права не использовать такую возможность.
— Значит, я должен выкрасть этот корабль, — с тяжким сердцем произнёс я. — Но ты понимаешь, что в одиночку мне сделать не удастся.
— Конечно, — кивнул Ёсио. — Тот, кто сообщил мне об этой шахте и кораблях клана Асикага, поможет тебе в этом.
— И кто же это? — спросил я.
Словно в ответ на мои слова (а, скорее всего, именно в ответ на них) из тени в углу комнаты выступил высокий человек могучего телосложения, одетый в короткое чёрное кимоно, простые штаны и сапоги из мягкой кожи. Лицо у него было какое-то отталкивающее и шрам на шее — как у висельника, освободившегося каким-то чудом от петли (такова была моя первая ассоциация) — не улучшая впечатления, равно как и неприятная полуулыбка, всё время гулявшая по его губам. Правая рука его была закована в бронзовый, судя по цвету, наруч, характерный для материковых доспехов, закрывающий его руку от плеча до кончиков пальцев.
— Кавадо Гемма, — представился он без каких-либо поклонов и прочих знаков уважения главе клана Чоушу.
— Очень милый в некоторых отношениях человек, — усмехнулся Ёсио, — хотя не стоит лишний раз поворачиваться к нему спиной.
Неприятная улыбка Кавадо Геммы стала чуть шире.
Остров Кита находился всего в нескольких милях к югу от южной оконечности острова Нодзима, где располагались Химэндзи и Мурото. Мы проделали куда больший путь по земле до порта Носеки, чтобы отплыть оттуда в Сата. Пропуска[14] — секисё-тёгата — нам были выправлены почти идеальные, в них даже значилось, что мы можем входить в Химэндзи, и никаких проблем с продвижением по стране у нас не возникло, равно как и с путешествием по морю. Мы наняли неплохой корабль, благо денег Ёсио нам выделил достаточно, я ведь всё ещё был его вассалом, не смотря ни на что.
За время путешествия я мало общался с Кавадо Геммой, однако с каждым днём он становился мне всё более неприятен. И дело тут не только в его внешности и «висельном» шраме на шее. Меня в нём раздражало всё — манера общаться и держать себя, этакая снисходительность и заносчивость, характерная для недалёких даймё — самодуров и деспотов, однако ни глупым, ни заносчивым, ни самовлюблённым он не был. Гемма был флегматичен до полной безразличности ко всему происходящему, но одновременно очень жесток, как к представителям более низких сословий — мелким горожанам и крестьянам, которым не везло попадаться ему на пути, но и самураям и слугам сёгунов. Все они пробовали его «бронзовой руки», многие после этого оставались лежать в дорожной пыли, отплёвываясь или вовсе истекая кровью.
В Сата задерживаться мы не стали, покинув город в тот же день, что и спустились с борта корабля. Тогда Гемма полностью взял инициативу в свои руки и повёл меня куда-то на север, в горы. Там, на небольшой поляне, отлично укрытой в густом лесу, обнаружилась небольшая хижина, где уже ждали.
Этот молодой человек производил куда более приятное впечатление нежели Гемма. Его можно было назвать красавчиком, будь я ценителем мужской красоты, как некоторые, но я предпочитал женщин. Он был одет в белое дорожное кимоно, какое носят самураи, но катаны не носил.
— Сидзима и Тэссай уже отправились по окрестностям, — доложил он. — Я бы рекомендовал отправить ещё и Дзакуро, но вы распорядились этого не делать.
— Именно, — кивнул Гемма. — Где это видано, чтобы после чумы оставались сгоревшие трупы и взорванные деревни.
— Чума? — удивился я. — Здесь чума?
Гемма расхохотался в голос. Юноша в белом кимоно сдержанно улыбнулся.
— Это мы травим людей, — ответил, наконец, Гемма, — чтобы все подумали, что здесь бушует чума. Тогда люди побегут и Асикага будут вынуждены перекрыть дороги. Свидетелей нашего «маленького дельца» не будет и никто не помешает нам.
Мне было очень неприятно то, каким способом мы будем добывать золото для нашего дела. От немедленного ухода меня удержал лишь прямой приказ главы клана Чоушу, но, главное, моего друга, Ёсио. Не такой представлял я себе нашу борьбу против сёгуната.
Глава клана Асикага — Асикага Рюхэй, оглядел небольшой садик, разбитый его покойной супругой при его доме. Рюхэй любил свою жену, что было достаточно странно в те времена, и каждый раз, входя в этот садик, он испытывал какое-то особенное чувство внутреннего покоя и умиротворения. Но теперь это чувство несколько портило то, что сегодня он назначил здесь встречу предводителю ниндзя провинции Ига — Хаттори Ханзо, однако тот и не думал появляться в назначенное время. Он доверял — насколько вообще можно доверять «воину-тени» — Ханзо исключительно потому, что после знаменитой резни, учинённой им жестоким Ода Нобунагой, двинувшего против ниндзя Ига сорокашеститысячную армию, уничтожив больше четырёх тысяч ниндзя, они никогда не сотрудничали с правительством, кто бы его не контролировал — Ода, Акети, Тоётоми или Токугава. Это было главным, ибо чума, разразившаяся в районе Сата, была весьма подозрительной и могла привлечь внимание агентов Токугава. Обнаружение золота было совсем не нужно Асикага, слишком хорошо помнившего участь жадных вассалов его клана.
Неожиданно из кустов сирени, которую особенно любила покойная супруга Рюхэя, раздалось деликатное негромкое покашливание. Он нервно обернулся на звук, уронив ладонь на рукоять меча.
— Не стоит, Рюхэй-сан, — произнёс такой же негромкий, деликатный голос, принадлежавший без сомнения Хаттори Ханзо. — Я давно наблюдаю за вами, простите, что не обнаружил себя сразу.
— Оставьте, — бросил глава клана Асикага. — Вы не могли бы хоть немного показать себя. Очень неприятно разговаривать с сиреневым кустом.
Ответом ему был короткий смешок и на тропинку, где стоял Рюхэй вышел высокий человек в потёртом кимоно и коротким мечом — вакидзаси — за поясом.
— Итак, — произнёс он, — зачем вы пригласили меня?
— Ты знаешь, что на юге моей провинции началась чума, — сказал Рюхэй. — Я хочу, чтобы ты со своими людьми разобрался с этим. Я не верю, что эта чума — не дело рук человеческих и я хочу знать, кому и для чего это понадобилось. Плачу золотом, — он секунду помолчал и добавил с тяжёлым сердцем, — сколько скажешь.
Ханзо коротко присвистнул. Такого на его памяти ещё не бывало. Если таксу за дело назначал не заказчик, а исполнитель, это значило, что дело весьма сложное, с одной стороны, с другой же — весьма много значит для Рюхэя. На этом можно будет очень неплохо нажиться.
— Я объявлю свою цену после выполнения задания, — произнёс Ханзо.
Рюхэй не стал настаивать, просто коротко кивнул. Это очень насторожило лидера ниндзя Ига, но жажда наживы взяла своё.
Человек в большой соломенной шляпе шагал по мосту, поедая рисовый шарик с кленовым сиропом. Сок стекал по его руке на рукав зеленоватого кимоно и так не слишком чистого. Хозяин его не был особенно опрятным человеком. Левая рука человека придерживала шнур, обмотанный вокруг лаковых ножен меча, висевшего за его плечом. Короткий стук под ногами заставил человека в зеленоватом кимоно замереть. Следом за странным звуком буквально на волосок от пальцев его из потемневших от времени и воды досок выскочило четырёхгранное лезвие копья. Копьё рванулось вверх и лезвие замерло перед самыми глазами путника. Тот равнодушно откусил ещё сладкого рисового шарика.
— Кирияма Дзюбей! — крикнул высокий противный голос. — Отдай нам этот меч!
Странник, названный Дзюбеем, лишь флегматично покачал головой.
— Нам пообещали за него три сотни золотых, — рявкнул его невидимый собеседник, — а ты получишь лишь жалкие двадцать. Мы всё равно отберём его у тебя.
Из поднявшегося поутру тумана выступил человек в просторном кимоно, поднял руку с отверстием в нижней части ладони. На перила моста запрыгнул ещё один воин, на сей раз с дурного качества мечом.
— Мы не можем уйти отсюда с пустыми руками, — прогнусавил он почти в самое ухо Дзюбею.
Вместо ответа тот протянул ему наполовину съеденный рисовый шарик.
— Хочешь? — спросил он и без тени иронии. — Тебе не придётся возвращаться с пустыми руками.