— Мы отбили атаку войск, которые Кобунго послал для обходного манёвра, — ответил я, — но троекратное преимущество у Язаки остаётся. Мы должны помочь Сёго.
— Каким образом?
— Я ещё не решил, — честно пожал я плечами, — но одно знаю точно — на том берегу — я мотнул головой за спину, — мы Сёго ничем не поможем.
Асигару бросились бежать, едва завидев летящих на них с холма кавалеристов Сёго. Многие побросали яри и принялись срывать с голов дзингаса.
— По-моему, они несколько перестарались, — произнёс первый помощник Язаки Кобунго Симодзука Таттэ, командовавший лучниками, — слишком уж натурально изображают панику.
— Других копейщиков у меня нет, — пожал плечами Кобунго, — асигару выполняют двойную задачу. Они заманят врага на наш берег и прикроют лучников от конницы Сёго. Ямабуси Ран-по фланговым ударом завершат начатое.
— Что помешает асигару обратиться в настоящее бегство? — поинтересовался Таттэ.
— Я дал им отличный стимул, — усмехнулся Кобунго. — Все, сумевшие остаться в живых, станут самураями моего клана.
— Из хэймин в буси, — задумчиво протянул Таттэ, — неплохо. Однако страх перед атакой тяжёлой кавалерии может оказаться сильнее.
— В колонну по два!!! — выкрикнул команду Сёго, приподнимаясь на стременах и нанося быстрый удар отставшему асигару. Остро отточенный клинок нодати буквально надвое рассёк несчастного солдата.
Конница подъезжала к мосту, на той стороне которого маячили лучники, готовящие к бою свои дайкю. «Главное, проехать мост, — эта одна единственная мысль билась в голове Сёго, — а уж там-то мы им…»
— В четыре шеренги, — скомандовал я. — Винтовки зарядить.
В голове уже начал формироваться практически самоубийственный, но, похоже, единственно возможный в данном случае план. Кобунго, похоже, и не заметил гибели ямабуси, он был, скорее всего, слишком уверен в «горных воинах», чтобы следить за их судьбой. А зря! Я вот, к примеру, уже отлично видел фланг войск Язаки — и самураев с нодати, и лучников, готовящих дайкю к залпу, (ещё десяток шагов — и можно будет стрелять!), враг же обо мне, видимо, ни сном, ни духом.
— Передать по рядам, — произнёс я, — залп дают сразу два шеренги, сразу после выстрела — отходим. Да плевать! — отмахнулся я от дипломатичных выражений. — Бежим. Вон к тому леску. — Я указал головой на маленький массивчик за нашими спинами. — Там укроемся и примем бой.
Хватит ли моим людям веры в меня? Выполнят ли команду «бежать», после того, как я приказал им стрелять в ямабуси?
Один из мчавшихся по мосту асигару бросил взгляд себе под ноги да так и замер на месте, лицо его исказила гримаса дикого ужаса. Конечно, до полусмерти солдата перепугал не вид его давным-давно немытых ступней и не доски моста, а то, что проплывало под мостом. Трупы ямабуси и громадное багровое пятно пролившейся в воду крови. Крик асигару привлёк внимание остальных, многие стали глядеть вниз, ужас их стал неподдельным, теперь почти все побросали яри, на мосту образовался затор, в который подобно жуткому жнецу врубился Сёго, нодати его собирал кровавую дань. Он быстрыми ударами срубил двоих асигару, конь мощной грудью расшвырял остальных, бежавших по мосту, и вот уже Сёго мчится по противоположному берегу реки. Мчится прямо на стройные ряды лучников.
Таттэ, присоединившийся к своим людям, медленно навёл дайкю на самурая в прекрасном мару-до. Но этот доспех не спасёт его от стрелы с бронебойным наконечником янаги-ба, напоминающим по форме ивовый лист, со ста шагов. Асигару всё же не выдержали и бросились бежать по-настоящему, но это не помешает Таттэ и его лучникам расстрелять Сёго практически в упор, когда его воины будут выезжать с моста.
Таттэ уже готовился скомандовать «Удэ!», но так и не скомандовал, потому что…
— Удэ!!! — выкрикнул я, опуская саблю.
… пуля раздробила висок командира лучников. Но она не была единственной. Лучники падали один за другим, оставшиеся в живых закрутили головами, не понимая что стряслось. Тут в их ряды ворвались бегущие асигару, внося ещё больший хаос, а уж когда налетели конники Сёго начался настоящий кошмар.
— Проклятье! — прорычал Кобунго, сжимая кулаки и зубы до скрипа. — Проклятье!
— Командир, — упал на колено один из десятников, — на левом фланге — стрелки.
Кобунго в ярости швырнул оземь свой гумбай-утива[63].
— Разворачивай людей! — рявкнул он. — Мы прикончим их.
— Но наши лучники, — удивился самурай. — Мы не поможем им?
— Выполнять! — взревел горным медведем Кобунго. Им уже овладела ярость и поделать с собой он ничего не мог.
Самурай кинулся к остальным, а Кобунго вскочил на коня.
— Что он творит? — не понял я действий вражеского командира. — Это же самоубийство.
— И что теперь делать нам? — поинтересовался Сино. — От всех сил Кобунго лес нас не укроет.
— Это уже не важно, — усмехнулся я. — Кобунго оказался между молотом и наковальней, вот только нам надо дождаться молота. А пока бежим к лесу, как прежде. Передай по рядам, чтобы через пятьсот шагов строились снова в четыре шеренги и были готовы к манёвру «оборот — залп».
Сино кивнул и передал мой приказ дальше по цепочке.
Кобунго единственный из всех самураев ехал верхом, ловко подстраивая рысь своего коня под бег воинов. Он едва сдерживал порыв дать жеребцу шпоры, ворваться в ряды убегающих стрелков, отомстить за смерть Таттэ и его лучников, но полководческое чутьё и талант брали верх, не давая ему сделать этого. От этого гнев лишь сильней вскипал в крови генерала из клана Язаки, отчаянно ища выхода и находя его лишь в диких выкриках и раскручивании над головой катаны, хоть это и не пристало самураю древнего рода.
И вот проклятые стрелки уже близко, Кобунго уже занёс катану над головой одного из них, предвкушая как клинок её разрубит паршивого асигару, взявшего в руки вместо копья, положенного ему на войне всеми богами, винтовку.
— Удэ!!! — услышал Кобунго команду и асигару, который бежал уже практически под ногами его коня, развернулся на месте и вскинул свою тэппо[64].
Первый же залп снёс почти половину самураев, многие из них остались валяться на земле в лужах собственной крови, но были и те, кто тут же вскакивал на ноги, хватал обронённые нодати и бросался на нас снова. Этих мы отправили в Подземный мир вторым залпом. И хотя Кобунго пал, Кай застрелил его практически в упор, рискуя жизнью, боевой дух его самураев нисколько не упал, скорее наоборот, теперь они стремились отомстить за своего командира.
— Бегом! — крикнул я, всаживая пулю из второго пистоля в лицо самого резвого из вражеских самураев. — К лесу!
— Разворачивай коней! — крикнул Сёго, дёргая удила коня. — Стройся клином! Ударим в спину врагу, раз он её подставил!
С лучниками кавалеристы Сёго покончили быстро, асигару же и вовсе бесславно разбежались, не оказав никакого сопротивления. Кобунго совершил чудовищную ошибку, погнавшись за удирающими стрелками Кэндзи и подставив тылы коннице Сёго. Теперь его судьба решалась за считанные минуты, которые понадобятся кавалерии патриотов, чтобы догнать их.
И никто в пылу заполошной кавалерийской атаки не заметил, что командир сник в седле, сгорбился и едва не ронял катану, руки его болтались как у марионетки с оборванными ниточками. Хоть ни одна стрела или копьё не пробили мару-до Иидзимы Сёго, из-под мэмпо на грудь его текла кровь.
Я присел на ствол поваленного дерева и провёл окровавленным клинком тати по и без того грязной штанине. Не смотря на то, что конница Сёго ударила-таки в тыл преследовавшим нас самураям, нам пришлось вступить с ними в бой. Но и тут мои люди проявили себя с лучшей стороны, они стойко встретили врага на опушке леса и сдерживали до подхода (а если судить по скорости передвижения, то подлёта) конников Сёго. Спрятав в ножны тати, я отправился искать самого Иидзиму, бравый конник так и остался сидеть в седле, правда как-то весь поник, сгорбился.
— Эй, Сёго! — окрикнул я его. — Чего сгорбился? Мы, как-никак, одержали победу!
Сёго никак не прореагировал на мои слова. Это начало меня настораживать.
— Сёго. — Я толкнул поникшего командира в плечо и он к моему недоумению свалился на землю, как какой-то мешок с зерном.
Я тут же опустился перед ним на колени, сорвал с лица мэмпо. Пальцы окрасились кровью. Но ведь его мару-до и судзи-кабуто целы, ни единой царапины, будь оно всё трижды проклято! Значит, взяла верх болезнь. Не самая лучшая смерть для такого воина, каким был Сёго. Для очистки совести я прижал пальцы к шее командира, но как и ожидал артерия под ними не пульсировала. Я закрыл ему глаза.
— Я отправляюсь в Химэндзи, — сказал я Сино, — надо привезти тело Сёго домой и отдать семье. Это обязанность ложится на мои плечи. Я должен оставить кого-то командовать стрелками.
— Только не меня, — покачал головой юноша. — Я совершил сегодня слишком много неправедных дел, мне надо обдумать их как следует. Я уйду в горы и буду жить отшельником, быть может, тогда мне простится смерть ямабуси.
— Не дури, парень! — хлопнул его по плечу более простой по складу ума Кай. — Они были нашими врагами и приняли смерть, так и должно быть! Они были «горными воинами» и убивали…
— Оставь, — покачал головой я, видя что молодого человека не переубедить. — Значит, ты станешь командиром стрелков. Ступай теперь к своим людям, подбирай себе десятников. Десяток Хэйсиро отправится со мной в Химэндзи, передай ему чтобы готовил людей.
Кай кивнул и ушёл. Сино же покинул меня ещё раньше — ему тоже надо было улаживать дела в своём десятке, который он решил оставить навсегда.
Забегая вперёд скажу, несколько лет спустя я проезжал окрестности того самого поля, где мы дрались с Кобунго, и от местных крестьян услышал о «святом человеке», живущем в недальних горах. К нему приходили за советом и он никому никогда не отказывал, всем помогал и слово его, казалось, исцеляло души пришедших к нему. А ещё он на спор бил из тэппо белку в глаз. Я порадовался, что моя выучка осталась при нём и не изменила через столько лет.