Дзюбей замер. Здесь, на полном всяческих опасностей Ритэн-Кё, наёмнику было довольно и тени звука, чтобы насторожиться. Тем более, если этот звук очень напоминал выстрел тандзю. Следом до слуха наёмника донеслись более характерные для островов Такамо звуки — звон стали и воинственные выкрики.
— Любопытство кошку сгубило, — попытался урезонить сам себя Дзюбей, но ноги уже несли его в сторону, откуда донеслись выстрел и звон стали.
Он обнаружил на небольшой лесной полянке молодого самурая в тёмно-синем кимоно и серых хакама[68], отбивающегося от нескольких женщин, вооружённых камами на коротких рукоятках и вакидзаси. Парочка их уже валялась на траве — одна зарубленная, а вот другая — как ни странно, застреленная. Отчего-то эта картина напомнила Дзюбею о заварушке с «золотом Асикаги». Был там один тип, тоже всё стрелять любил.
Размышлять дольше Дзюбей посчитал неуместным. Он спокойно подошёл к сражающимся и в своей обычной манере громким голосом поинтересовался:
— Помощь не нужна?!
Все замерли на мгновение, недоумённо уставившись на возникшего словно из ниоткуда человека в соломенной шляпе и с мечом в ножнах, переброшенных через плечо. Наёмник слегка кивнул всем сразу, тронув пальцами край шляпы.
— Так помощь не нужна? — снова поинтересовался Дзюбей.
— Кому? — удивилась одна из женщин.
— Одному мужчине справиться с тремя женщинами сразу — весьма непросто, — улыбнулся Дзюбей. — Я обращаюсь к нему.
— Твоя любая из них, — усмехнулся парень в синем кимоно, делая приглашающий жест обнажённой катаной.
— Благодарю, — кивнул Дзюбей.
Опомнившиеся женщины вновь кинулись в атаку, но теперь две из них противостояли наёмнику и лишь одна самураю. Выбор их объяснялся крайне просто — самурай был вымотан схваткой, в то время как вновьприбывший оказался для них «тёмной лошадкой».
Дзюбей отступил на полшага, приняв первые удары на ножны, специально для этого проложенные сталью, тут же обнажил катану, крутнулся вокруг себя и полоснул для пробы на уровне животов женщин. Те легко увернулись, но кое-что заметить Дзюбей смог. Как и многие (да почти все) воины островов Такамо эти две женщины не слишком ловко сражались в паре, немного мешая друг другу.
Дзюбей прыгнул вперёд, как раз между ними, так что клинки кама[69] и вакидзаси мелькнули буквально у самого лица наёмника, глухо клацнув друг о друга, на мгновение сцепившись. Женщины замерли на мгновение и его Дзюбею хватило с лихвой. Стоявшую слева от него наёмник ударил ножнами в бок, заставляя согнуться, в горло второй вонзился клинок катаны. Чтобы не терять времени, освобождая его, Дзюбей выхватил из разжимающихся пальцев умирающей вакидзаси и коротким движением прошёлся им по горлу так и не успевшей прийти в себя после удара в бок противницы.
Освободив всё же клинок своего меча, Дзюбей повернулся к самураю в синем кимоно и последней из воинственных женщин. Та, однако, была уже мертва, а самурай стоял, прислонясь спиной к дереву и чистил клинок своего меча о лоскут, отрезанный от одежды его противницы.
— Кому же я помог? — поинтересовался Дзюбей, занявшийся тем же.
— Сакаки Юсиро, — представился самурай, убрав катану в ножны.
— Кирияма Дзюбей, — кивнул в ответ Дзюбей, проверяя хорошо ли очистил клинок от крови. — Что это за озверевшие женщины, а? Так кидаться на мужчин.
— Они были жрицами какой-то богини, чей храм находится в замке Тенгэн, — ответил назвавшийся Юсиро. — Теперь они служат Злодейскому трио, захватившему этот замок.
— Совсем, видимо, озверели без мужчин, — усмехнулся Дзюбей.
Юсиро посмотрел ему в глаза, но ничего не сказал, довольно невежливо повернулся спиной и вскоре скрылся среди деревьев.
— Мог бы и спасибо сказать, — бросил ему вслед Дзюбей, забрасывая меч обратно за плечо и поворачиваясь в противоположном направлении.
Что-то подсказывало наёмнику, что этим грубияном он ещё встретится.
Мы покинули Зэген на следующее после разговора утро, расплатившись с хозяином гостевого дома. Было невозможно жарко, мне казалось, что я весь истеку потом ещё до полудня. Дорога наша лежала на запад, к замку Тенгэн, и я чувствовал, что она будет далеко не столь лёгкой, как представлялось мне в Химэндзи. По слухам остров был не только наводнён насильниками, убийцами, разбойниками и ронинами всех мастей, но и ещё люди вполголоса шептались о некоем ночном убийце, жестоко рас справляющемся с калеками и уродами. В былое время с ним бы покончили в течении нескольких дней, однако при царившем на острове беззаконии убийства могли продолжаться вечно.
У меня была ещё одна причина уйти из Зэгена. В город приехал отряд правительственных самураев, возглавляемый ни кем иным, как моим старым знакомым юным Куки Сейсиро.
— До замка идти дня два, — произнёс Делакруа, вглядываясь в смутные очертания замка, — однако пройти их нам будет нелегко. Слишком много всякого сброда шляется тут.
— Они могут стать для нас сущим кошмаром, — буркнул я.
— Могут, — кивнул Делакруа, — но не станут. Звери имеют приятное качество вцепляться друг другу в глотки. В то время как люди движутся к цели, минуя все препятствия.
— Ты считаешь всех собравшихся на этом острове дикими зверями? — удивился Кэнсин.
— Возможно не все они звери, — пожал плечами Делакруа, — но, к примеру, те, кто напал на тебя тогда, в Зэгене, по-твоему, были людьми.
— Может быть, не совсем, — задумчиво произнёс Кэнсин, — однако и совсем уж зверьём их считать нельзя.
— Отчего же? — вмешался я в их беседу. — Бывает такое время, когда в людях просыпается звериное начало, недаром же наши воины до сих пор носят звериные маски-мэмпо. Я своими глазами видел как воины, блистательные и благородные в мирное время, обращаются в демонов или диких зверей во время сражения.
— Но ведь вне сражения они остаются людьми и это не даёт никому права приравнивать их к зверью.
— Сейчас и здесь творится полное беззаконие, что делает его в чём-то подобным полю боя, обнажающему подлинную сущность человека. Да и сражаются тут едва ли каждую минуту. — За расслабленной походкой Делакруа угадывалась настороженность воина готового к бою в любую минуту.
— Что можешь сказать мне? — усталым как обычно голосом поинтересовался Оборо у Аоки.
Последнего до крайности раздражала эта манера старого предводителя их Злодейского трио, да и сам он раздражал Аоки.
— Отребье со всех островов стекается к нам, — бросил Тоума, не стараясь скрыть презрения к тем людям, которыми командовал. — Если их паломничество будет идти теми же темпами, в остальной стране скоро установятся мир и покой.
— Ценю твоё чувство юмора, — прохрипел старик, удобней устраиваясь в кресле, которого не покидал с пор как Злодейское трио захватило замок Тенгэн и сам он подчинил живших там жриц забытой богини, хранительниц чьих-то гробниц. — Однако…
Договорить он не сумел. Его прервал страшный вопль, раздавшийся из запертой снаружи комнаты.
— Скоро эти гробницы наконец изменят Микото окончательно, — проскрипел Оборо, — и тогда мы начнём наш мятеж.
— Время подходящее, — кивнул Аоки. — У нас довольно отребья, которое можно без жалости пустить под нож, но, с другой стороны, оно готово умереть за те деньги, что им платим. В стране идёт подлинная война — и Токугава, и патриоты достаточно ослабели, достаточно одного удара… — Он замолчал, пережидая очередной крик из комнаты, запертой снаружи. — Власть Токугавы рухнет, Мэйдзи мы утопим в крови, если нужно. У нас будет новый император, Оборо, и новый сёгун.
— Не однажды я уже пытался получить власть, — голос Оборо стал глуше обычного. — Я нашептал Цунаёси мысли о вечной жизни и могуществе, а после «обработал» Амакудзо, превратив в его в сильнейшего демона. Но ничего из этого не вышло! — Оборо в ярости хлопнул кулаком по подлокотнику. — Всегда находился кто-то, кто сводил на нет все мои усилия. Но когда с нами будет перерождённая Микото, — словно в ответ на его реплику раздался очередной вопль из запертой снаружи комнаты, — ничто и никто не сумеет помешать мне. Ничто и никто, — повторил Оборо.
Тоума ничего не стал говорить ему. Эти споры у них продолжались едва ли не с самого вторжения на Ритэн-Кё, ни разу Аоки не удалось переспорить упрямого старика.
Отряд Сейсиро выходил из Зэгена — многие провожали его настороженными взглядами (а ну как вернуться!), другие — жалостливыми, третьи же — откровенно облегчёнными (жизнь для них входила в привычное русло бандитского беззакония). Командир всю дорогу то и дело косился на Дзин-Эмона, однако старый солдат предпочитал отмалчиваться, ему явно не понравилось отношение местного населения к представителям сёгуната и всё, что удалось извлечь Сейсиро из него была короткая фраза: «Беззаконие слишком изменило их». Ну уж это-то он понимал и сам.
Бороться с преступностью в городе силами всего одного отряда было бессмысленно, поэтому Сейсиро принял решение покончить с причиной творящегося беззакония — Злодейским трио, отправив с первым же внушившим доверие Дзин-Эмону (что весьма и весьма непросто) капитаном торгового корабля, идущего в Мурото, весточку о положении на Ритэн-Кё с предложением направить сюда большой и боеспособный отряд самураев.
— До замка Тенгэн пути два дня, — произнёс Сейсиро, прикрывая ладонью глаза от солнца, — но здесь мы, можно сказать, идём по вражеской территории, а значит и правила будут соответственные. Усиленное боевое охранение, отряд разведчиков в полумиле впереди, двойные караулы на стоянках. Идти будем медленно и спокойно, надо беречь силы для драки.
Дзин-Эмон кивал в ответ на каждую инструкцию, хоть он отлично знал всё, что скажет и вообще может сказать молодой командир. Подобные приказы он слышал задолго до рождения нынешнего начальника. Однако едва ли не врождённое чувство субординации, свойственное его семье, заставляло его внимать каждому слову.