— Пора заканчивать с воином и монахом, — произнёс Мудзюро.
— Плохо дело, ой, плохо, — качал головой Никотин, выпуская клуб за клубом серого дыма. Казалось, воздух вокруг него и Кагэро с Дзюбеем пропитался запахом травы табакко. — Контузия очень сильная. А хотя что я вам тут говорю, вы ж меня не слышите. Так?! — крикнул он.
— Слышать вовсе не обязательно, — странным голосом ответил читавший его реплики по губам Дзюбей. — У Кагэро больше не идёт из ушей кровь, — он кивнул на девушку-ниндзя, — а у меня?
— Идёт, — покачал головой Никотин. — Ты ж сверху был, — при этих словах Дзюбей криво усмехнулся, а Кагэро, также отлично читавшая по губам, одарила его грозным взглядом, — тебе большая часть взрыва и досталась.
Дзюбей успел сбить Кагэро с ног практически в последний миг перед взрывом, разорвавшим Хаттори Ханзо на мелкие куски (он оказался просто нафарширован порохом, да ещё кто-то сыпанул в Кагэро несколько хороших пригоршней, воспламенившихся после взрыва). Взрывная волна накрыла обоих, а вспыхнувший после порох ещё и подпалил кимоно на спине Дзюбея, рухнувшего на Кагэро сверху и закрывшего своим телом.
— Нечего ухмыляться, — резко бросил Никотин. — Ты можешь навсегда оглохнуть. А зачем мне нужен глухой воин?
— Сэкономишь золото, — отмахнулся Дзюбей. — Только про противоядие не забудь.
— Э, нет, — покачал головой Никотин, — ты его ещё не заработал. Я же спас тебе жизнь.
Вовремя подскочивший монах первым принялся тушить загоревшуюся на спине Дзюбея ткань — сам наёмник, шокированный взрывом, ещё ничего не понимал и боли не ощущал.
— Тогда я просто прикончу тебя, — растянул губы в самой паскудной ухмылке, на какую был сейчас способен, Дзюбей. — Раз, всё равно, скоро помирать. Что скажешь на это, старик?
— Контузия не настолько сильна, — тут же бросил Никотин, — и вообще, от неё мало кто глохнет. Надо продолжать идти к Сата. — Монах поднялся на ноги и сделал Кагэро знак вставать.
Ниндзя отрицательно помотала головой, давая понять, что и в этом случае не собирается присоединяться к Дзюбею с Никотином. Монах в ответ на её слова сокрушённо покачал головой.
— Ты без нас пропадёшь, девочка, — вкрадчиво, хоть это и не могло сейчас помочь, произнёс он. — Ничего не слыша, ты и не поймёшь, что к тебе крадётся враг, и как он тебя приканчивает — тоже.
— Вот и умру в счастливом неведении, — отрезала Кагэро, поворачиваясь к монаху с наёмником спиной и делая несколько шагов прочь.
И тут на плечи ей легли жёсткие руки Дзюбея, сейчас, когда отказал слух, кожей она всё чувствовала куда сильней, чем обычно, даже сквозь ткань кимоно. Он повернулся к ней лицо и произнёс несколько слов прямо ей в глаза. Девушка густо покраснела и решительно помотала головой, Дзюбей твёрдо кивнул и развернул её лицом к себе, после подтолкнув в спину. Кагэро одарила его ледяным взглядом, однако возражать ничего не стала.
— И что же ты ей сказал? — поинтересовался Никотин.
Тот вместо ответа сделал вид, что не стал читать слова по губам монаха. Тот и не настаивал на ответе.
— По этой реке, — произнёс Никотин, — можно сплавиться почти до самого Сата. Город стоит практически на её берегу, там они берут воду и стираются.
— Спасибо за лекцию, — буркнула недовольная Кагэро. Слух у неё восстановился почти полностью (в отличие от Дзюбея, всё ещё не слышавшего до сих пор), однако всё тело болело, будто её кто-то бил несколько часов подряд. — Может, ты знаешь где тут лодку достать?
Старик покосился на неё своим здоровенным взглядом, но ничего не сказал.
— На нас скоро нападут, — неожиданно произнёс Дзюбей, оглядывавший до того берег реки, скорее всего, также ища лодку. — Они решили покончить с Кагэро, так что на очереди мы с тобой, Никотин.
— А то я сам не знаю, — буркнул в сторону, так чтобы не увидел Дзюбей, монах, покрепче сжимая посох костлявыми пальцами.
— Что это за звук? — произнесла Кагэро, у которой обострился недавно восстановившийся слух. — Тут у кого-то пасека?
— Пасека? — удивился Никотин, также начавший прислушиваться и услышавший какой-то странный гул. — Это не пчёлы, звук выше.
Дзюбей так и продолжал глядеть на реку, он не слышал ни всполошившего его спутников гула, ни их слов.
— Точно должны напасть, — продолжал он рассуждать вслух, — очень скоро.
А гул меж тем всё нарастал. В воздухе закружились чёрные точки. Никотин вдруг хлопнул себя по шее — его укусило какое-то насекомое. Он поднёс к глазам его полураздавленное тельце.
— Оса, — сообщил он Кагэро.
Насекомые меж тем всё прибывали, они садились на одежду, непрестанно жалили, все трое отмахивались от них, хоть это и мало помогало. Слишком много было тварей.
— Они сожрут нас! — крикнул Никотин. — Надо бежать!
— Не поможет, — отрезал Дзюбей. — В воду. Там не достанут.
Монах последовал его совету, а вот Кагэро вместо того, чтобы кинуться к недалёкому речному берегу, вскинула руки — из рукавов посыпались какие-то лепестки, закружились в воздухе, подобно осенним листьям. Они действовали на ос, как наркотик, те кружились вокруг них, казалось, даже гудение их несколько изменилось, а полёт замедлился.
— Моих лепестков надолго не хватит, — бросила Кагэро, полуповернувшись к Дзюбею, чтобы он понял её. — Найди хозяина ос!
Наёмник коротко кивнул и кинулся прочь. Он нёсся со всех ног примерно в том направлении, откуда прилетели осы, не обращая внимания на жалящих его тварей. Он понимал, что хозяин насекомых должен быть где-то неподалёку — те не могут летать долго, не птицы, в конце концов.
Так оно и вышло. Осы вылетали из небольшого домика, стоявшего на берегу реки — скорее всего, это была водяная мельница. Не мудрствуя лукаво (не до того было) Дзюбей ворвался в дом и тут же едва не напоролся на раздвоенное лезвие футимата-яри[26], которое сжимал в руках низкорослый горбун с отвратным лицом. Дзюбей всё же сумел увернуться от него и быстрым ударом меча перерубил один из столбов, на которых собственно держался весь дом. Мельница зловеще затрещала, но выдержала (видимо, была построена на совесть), а у Дзюбея появился оперативный простор.
Его противник также времени зря не терял — его футимата-яри вновь устремилась к груди наёмника. На сей раз он заблокировал её раздвоенное лезвие клинком катаны, противник мгновенно повернул древко, надеясь вывернуть оружие из рук Дзюбея. Наёмник только этого и ждал. Он вывернул кисти и рванулся к врагу, целя ему в грудь. Тот понял, что сам поймал себя в ловушку, грозящую стать смертельной. Он достаточно резво отпрыгнул в сторону, освобождая лезвие, клинок лишь слегка прошёлся по его рёбрам, разрезав кимоно.
— Неплохо, неплохо, — просвистел урод, неприятно широко разевая беззубую пасть. — Но с Мусидо тебе не совладать. — И он сделал новый выпад футимата-яри.
Теперь Дзюбей не стал заигрывать с ним, ударив по основанию лезвия копья, так что оно ткнулось в земляной пол мельницы. Используя инерцию собственного удара, наёмник крутанулся, пролетев мимо повелителя ос по имени Мусидо и наотмашь рубанув его по горбатой спине. Затрещало кимоно, сползая с плеч урода, обнажая нечто вроде громадного улья, росшего прямо из тела Мусидо.
— Глупец, — рассмеялся тот, — ты потревожил моих ос.
Дзюбей не слышал его слов, равно как и нарастающего гула, зато ос видел преотлично. Разозлённые насекомые рванулись на обидчика, жаля гораздо сильней нежели на берегу реки, где он повстречал их впервые. Дзюбей практически вывалился в окно мельницы, благо оно не было закрыто ставнем, и со всех ног ринулся прочь, преследуемый хохотом Мусидо и осиным гулом, которых впрочем не слышал. Урод выбежал через дверь и побежал следом, ковыляя на коротких кривых ножках, отставая от Дзюбея всё сильней, но и преследования не прекращая. Когда он выбежал на берег реки, где осы потеряли наёмника, того и след простыл.
— Нигде, нигде ты не мог спрятаться, — просипел Мусидо. — Только под водой.
Он огляделся и подошёл к здоровенному корню дерева, торчащему из крутого обрыва берега, попробовал его ногой, ступил, сделал пару шагов… Он заметил лишь отблеск стали и рухнул в воду вместе с обрубком корня, на котором стоял.
Дзюбей вынырнул из воды, выплюнув из зубов полую соломинку, которую запас заранее.
— Теперь ты покойник, урод, — произнёс он, подтягивая к себе за струну меч. — Осы начнут искать выход из улья, который сейчас заливает вода, и грызть они начнут тебя.
Словно в ответ на его слова вода забурлила, вспенилась алым и через несколько минут будто что-то в глубине взорвалось, обдав выбирающегося на берег Дзюбея светло-красными брызгами. Дзюбей стряхнул их, встал на ноги и только тут увидел высокого самурая в белоснежном кимоно, вынимающего из-за широкого пояса катану в ножнах.
— Утуцу Мудзюро, — коротко поклонившись, представился он. — Ты покончил с Мусидо, он мне никогда не нравился, так что я тебе почти благодарен. Я наслышан о твоих подвигах, воин, убивающий Демонов Каро одного за другим, и хотел скрестить с тобой клинки.
— Кирияма Дзюбей, — представился в ответ наёмник. — Я также много слышал о тебе, воин, потерявший глаза и разработавший собственное дзюцу для сражения слепым. Я лишён тщеславия и не желаю славы одержавшего победу над тобой, но я ты стоишь у меня на пути.
Мудзюро не стал отвечать на эту реплику, он молниеносно атаковал Дзюбея, выхватывая катану из ножен. Дзюбей уклонился и бросился к маленькой бамбуковой роще, росшей неподалёку. Слепой самурай побежал следом, однако нёсся он не за спиной Дзюбея, а параллельно ему, очень быстро нагнав уже начавшего выдыхаться наёмника.
И вот они достигли рощи и Дзюбей углубился в неё, как можно сильней шумя листвой под ногами (хотя оценить уровень производимого шума он не мог). Мудзюро рассмеялся и замер в оборонительной позиции, словно призывая Дзюбея атаковать. Наёмник принялся медленно обходить его, скользя по листве и поигрывая катаной. Он ударил со всей доступной ему быстротой, однако Мудзюро лихо взмыл в воздух, уклоняясь от смертоносного клинка, лишь снесшего три бамбуковых ствола, с треском обрушившихся на землю.