– Меч.
– Nagol. Моя очередь, – первозданная широко улыбнулась: – gelle.
– Зубы? – озадачился Лютый, для убедительности постукав ногтем по своей верхней челюсти.
Анири отрицательно помотала головой.
– Хм… рот?
– Нет… – эльфийка широко раскинула руки, сделала глубокий вдох, радостно засмеялась.
– А… счастье, наверное, – предположил Ом.
– Да-да! Я забыла это слово… Теперь estelle. Это когда один не боится другого, не оглядывается…
– Доверие.
– Спасибо. Скажи, Кай'Омлютаир, почему ты хочешь знать значение только злых или печальных слов?
– Потому что мне нравится их звучание на эльфийском, – мрачно усмехнулся полукровка.
– А почему ты ни разу не спросил значения таких простых, нужных слов как мама, отец, дом?
– Мне неприятно их звучание на твоем языке.
Магесса вздохнула:
– Я знаю твою историю, Кай'Омлютаир. То, что случилось с тобой – ужасно. Но нельзя винить в этом всех первозданных. Я чувствую: ты не доверяешь мне только потому, что я илльф. Те, кто причинил тебе горе и боль, уже умерли. Отпусти свою ненависть.
– Отпустить… – медленно проговорил Ом, словно пробуя слово на вкус. – Отпустить. Предположим. А те, кого сейчас лечат в лазарете, тоже должны отпустить? Те, чьи города сожжены, чьи тела неупокоены, как отпустят они?
Анири опустила голову так низко, что серебристые локоны закрыли побледневшее лицо:
– Я не была на этой войне, Кай'Омлютаир. И не убивала ни людей, ни твою матушку.
– Если бы ты была старше, убивала бы, – жестоко обрубил Лютый. – Дело не в каждом конкретном белоглазом, а во всем народе. В ваших законах, традициях, обычаях. В высокомерном пренебрежении ко всем остальным расам. Это у вас в крови.
– Мне жаль, Кай'Омлютаир, – прошептала девушка. – Я плохо знаю твой язык, и не могу рассказать тебе, как мне горько. Но я заплатила и продолжаю платить. И все илльф тоже. Мы платим за ошибки, преступления и грехи наших предков.
Ом не ответил, но по его упрямому взгляду чувствовалось: он молчит не в знак согласия, и не для того, чтобы избежать ссоры. Иной раз молчанием можно ранить больнее, чем любыми, самыми грубыми словами.
– Мы расплатились, Кай'Омлютаир, – повторила Анири, легко поднимаясь с земли. – Пойдем.
Решив, что наставница таким образом завершает урок, Лютый встал и вслед за ней отправился в крепость. Но Анири не торопилась распрощаться с учеником. Она разыскала Мэй'Клилли, и первозданные долго спорили. Девушка что-то горячо доказывала, а ее собеседник так же истово возражал. Из их быстрой речи Ом сумел понять только одно часто повторявшееся слово "urre" – "огонь". Наконец молодой эльф нехотя уступил Анири, но тут же, судя по интонациям, выставил свои собственные условия. Магесса кивнула, соглашаясь, и поманила Лютого за собой. Можно было бы отказаться от такого странного приглашения, но Ом, заинтересовавшись загадочными приготовлениями, последовал за эльфами. Они пересекли площадь, обогнули донжоны и подошли к северным воротам, возле которых дежурили два первозданных. Мэй'Клилли произнес короткую фразу. Судя по оторопевшим лицам стражей, распоряжение их не порадовало. Но и возражать охранники не стали. Распахнули створки и настороженно смотрели, как двое эльфов и полукровка прогулочным шагом выходят из крепости. Едва только Лютый последним покинул крепость, дежурные с явным облегчением торопливо захлопнули ворота.
– Зачем мы здесь, – спросил Ом.
– Я хочу показать тебе Аллирил, – ответила Анири.
Возле крепостных стен шумела молодая тополиная рощица. Девушка остановилась у деревьев, вынула из рукава голубую атласную ленту, стягивавшую манжет, привязала ее к ветке ближайшего тополька. Почтительно поклонилась роще и только тогда пошла дальше. Вслед за ней поклон повторил Мэй'Клилли. "От меня не дождутся, не стану дровам кланяться" – упрямо, с оттенком злости подумал Лютый и двинулся мимо ровного строя деревьев.
– Это наши воины, похороненные по обычаям илльф, – пояснила магесса.
– Те, что Хаардейл штурмовали? – уточнил Ом.
– Да. И еще Мэй'Аэлли со своими воинами.
"Правильно сделал, что не поклонился", – к мыслям примешивался оттенок недоброго смешка.
– Умирая, илльф отдают свои тела природе, и за это Брижитта забирает их души в Благословенные леса. Там первозданные ждут нового воплощения. Поэтому наши маги обращают погибших в деревья.
– Красивый ритуал, – дипломатично отозвался Лютый, подумав, что белоглазые не заслуживают такой доброты со стороны Брижитты.
– Да. Люди уходят в Счастливые долины, эльфы – в Благословенные леса, орки в Земли доброй охоты. Душа должна перерождаться, ведь она бессмертна.
Ом рассеянно кивал, соглашаясь и не понимая, к чему ведет девушка. Между тем они миновали рощу и зашагали по широкому зеленому полю. Впереди вздымалась черная стена – весна так и не коснулась Аллирила, на деревьях не распустились листья, на земле не проклюнулась молодая трава. Лес был мертв, темен и тих. Казалось, что-то в нем останавливает солнечные лучи, и они не могут проникнуть сквозь голые кроны. Иссушенные, уродливо перекрученные, словно руки древнего старика, ветви, в немой мольбе воздетые к небу, были неподвижны. Их не трогал даже бродяга-ветер, облетал стороной, как будто боялся уколоться. В сотне шагов от кромки леса эльфы остановились.
– Зачем мы сюда пришли? – скептически осведомился Лютый.
Мэй'Клилли что-то спросил на эльфийском. Судя по выражению лица, он разделял недоумение Ома.
– Я хочу показать тебе, что осталось от моей родины.
– Люди не уничтожали Аллирил.
– Нет, не уничтожали. Просто смотри и слушай… – проговорила магесса, не отрывая взгляда от жуткого леса.
Пожав плечами, Лютый последовал ее примеру. Некоторое время он тщетно всматривался в унылое чернолесье, но не видел ничего необычного. Но потом, когда Ом уже решил было, что все его усилия напрасны, к нему пришло странное чувство. Это было ощущение неведомой угрозы. Безошибочное чутье воина, помноженное на эльфийскую кровь, нашептывало: "Опасность, здесь таится опасность!" Кровь быстрее побежала по жилам, мышцы напряглись в ожидании схватки. Лютый почувствовал прилив энергии – магический резерв готовился отразить нападение. Покосившись на спутников, Ом заметил, что они испытывают сходные ощущения. Анири вытянула перед собой изящные руки, чтобы в любой момент сплести заклятие. Пальцы Мэй'Клилли сомкнулись на рукояти меча. Лютый понял, что ошибался: Аллирил, или скорее, то, что когда-то было Аллирилом, не был мертв. Но он не был и жив. Нежить. Вот слово, которое первым всплыло в сознании. Нежить – голодная, озлобленная, готовая выйти на охоту, наблюдала за ними из-за сгорбленных деревьев.
– Нам лучше уйти, – не сводя глаз с леса, Ом осторожно взял Анири за локоть, сделал шаг назад и потянул девушку за собой. – Мы не сможем втроем противостоять… этому.
За деревьями шевельнулся чей-то черный силуэт. Бесформенная, но быстрая тень стремительно метнулась от ствола к стволу.
– Badae, Aniree, sitta raxaleo, – проговорил Мэй'Клилли.
– Darthae, – отмахнулась магесса. – Теперь видишь? – сказала она, обращаясь к Лютому.
– Вижу. Но при чем здесь я?
– Просто пойми. Пойми нашу боль. Те, кто был убит в этой войне, возродятся снова. Их души остались бессмертными. Илльф не возродятся. Зеленый огонь пожрал их души. Их больше нет. У нас нет ничего – ни родных, ни родины. Мой отец погиб там, возле Эллиар… Мать забрал Зеленый огонь. А я стояла и смотрела, как он убивает Аллирил. Как убивает мою мать. – Девушка посмотрела Ому прямо в глаза, и он невольно залюбовался ее чистым, как родниковая вода, взглядом. – Я хочу, чтобы последние илльф жили. И хочу, чтобы жили люди. Нам надо быть вместе. Мы должны верить друг другу.
Из леса донесся тоскливый вздох. Словно там, за черными стволами, томилась чья-то мятущаяся душа.
– Хорошо, хорошо, – торопливо согласился Лютый. – Я попробую верить, уговорила. Но сейчас давай уйдем.
Опытный воин, он не трусил, но понимал: втроем не справиться с неведомым злом, глядящим из Аллирила. Сейчас не время взваливать на себя еще и борьбу с тварями, поселившимися в эльфийском лесу. Хотя рано или поздно придется браться за его очистку, для того чтобы осмелевшие сущности не двинулись дальше. Была еще одна причина, по которой Ом стремился вернуться в крепость: Анири. Он не хотел, чтобы с девушкой случилась беда. Магесса была единственной из первозданных, кто не вызывал в нем раздражения. Пожалуй, общение с ней было даже приятным. Но в последнем Лютый не желал сознаваться даже самому себе. Мысленно он сформулировал это так: "Не дай Луг, сожрет ее какая-нибудь тварина. У кого я буду учиться? А девчонка – не самая худшая наставница".
В крепости Дрианн муштровал эльфов, по очереди вызывая их на поединок. Сейчас он уже не церемонился с юношами и девушками, в заклятиях использовал свои возможности по максимуму, не прибегая лишь к поглощению души. Первозданные, изо всех сил пытаясь отразить атаки некроманта, падали на землю, взлетали в воздух, ударялись о стены. Большинство при этом оставались целыми и невредимыми – вокруг тренировочной площадки был натянут невидимый магический щит, смягчавший удары и падение. Неподалеку на всякий случай дежурили девушки-целительницы, заживлявшие царапины и синяки самым невезучим из эльфийских магов. Самому Дрианну тоже приходилось несладко: иногда волшба первозданных все же оказывалась сильнее его чар и то обдавала ледяной водой, то отшвыривала назад, то сваливалась на голову в виде острых сосулек. Магический щит смягчал удары, но эти ежедневные испытания сделали Дрианна злым и раздражительным. Дело осложнялось тем, что он со своими учениками так и не сумел придумать единой концепции противостояния войску некромантов.
Лютый застал Дрианна в тот момент, когда он стряхивал с себя пушистые снежные хлопья, бормоча под нос ругательства на ханди. Увидев товарища, некромант махнул рукой:
– Отдых полчаса! – и присел возле стены.