Гость, прощаясь, приложился к руке священника.
— Спокойной ночи! Идите с миром, я буду молиться за вас, — ответил ему тот.
Когда за ним закрылась дверь, священник вдруг почувствовал себя совершенно разбитым. Подойдя к столу, он, помедлив, выдвинул ящик, взял таблетки, выдавил несколько штук себе на ладонь и залпом проглотил. Затем, надев очки, взял со стола свою книгу и устало опустился в кресло. Комната погрузилась в тишину.
И тут в нее вновь залетел разгуливающий по ночной долине ветер. Словно испугавшись его, дернулось и погасло пламя лампады. С глухим стуком упала на пол книга, а голова священника медленно опустилась на грудь…
Неожиданно скрипнула дверь. Веки священника дрогнули. Открыв глаза, он увидел в дверях все того же служителя. Но в этот раз тот был смертельно бледен. Увидев, что священник не спит, служитель воскликнул прерывающимся голосом:
— Он вернулся!
— Мой гость? — удивился священник.
— Нет… Иуда, — с ужасом прошептал служитель.
— Иуда? — переспросил настоятель. — Какой Иуда?
— Настоящий! Тот, что Искариот…
Священник встал, недоверчиво поглядывая на служителя, вышел из комнаты и вместе с ним спустился в монастырский двор. Внезапно, вблизи от них, едва не задев их крылом, пролетела большая птица. Служитель от неожиданности оступился, рука его дрогнула, фонарь качнулся, высветив горельефный декор возвышающейся в центре двора величественной церкви Святой Богородицы. Перекрестившись на ее устремленный ввысь купол с двухъярусной колокольней, они продолжили путь. Свет от старого масляного фонаря с трудом пробивал тьму наступившей ночи. Наконец они подошли к воротам, и служитель, передав священнику фонарь, отворил их. Сделав своему спутнику знак, чтобы тот оставался на месте, священник вышел за ворота. Неподалеку от них он заметил силуэт человека в темной накидке. Тот сделал шаг навстречу.
— Не приближайся, стой там, где стоишь, — предостерег его священник.
Незнакомец остановился.
— Кто ты? — спросил его священник.
— Тебе ж сказали, я Иуда, — с усмешкой в голосе ответил незнакомец.
— Ты лжешь, этого не может быть, — сказал священник.
— Если бы ты меня хорошо знал, то сейчас не спорил бы со мной, — ответил ему незнакомец. — Зато я знаю тебя так же хорошо, как себя знаешь ты.
— Я не верю тебе, — вымолвил священник.
— Не веришь? — с усмешкой переспросил незнакомец. — Ну что ж, тогда послушай. Когда тебе было шесть лет от роду, родители отправили тебя погостить к твоему дяде. Там ты случайно разбил фарфорового слоника, а наказали за это твоего двоюродного братца. Он так никогда и не узнал, из-за кого пострадал. Вспомнил? А в семинарии ты прибил туфли учителя к полу. Тоже вспомнил? А когда на исповедь к тебе пришла хорошенькая девушка из соседнего села, ты подумал…
— Хватит! Замолчи! Я больше не желаю это слышать! — наклонившись и закрыв уши руками, закричал вдруг священник.
Пришелец замолчал.
— Зачем ты вернулся? — придя в себя, спросил священник.
— За своей душой, — ответил незнакомец. — Оклеветанная без малого две тысячи лет тому назад, она никак не попадет на Небеса и мечется в смятении средь вас, живых. Она устала и требует покоя. Я потерял свою душу ради ваших, которые были спасены Иисусом, взошедшим на крест.
— А зачем ты пришел сюда? — после некоторой паузы спросил священник.
— Моя душа была бы спасена, если б меня мог оправдать Иисус. Но Он распят. Как и твой народ. Но Господь сохранил вам жизнь, и в этом мой шанс. Вот почему я здесь. Меня должен судить твой народ. Не избранный Богом, как мой, но первый Бога избравший. Не распявший Христа, как мой, а за Него распятый. Я приму ваш приговор, каким бы он ни был. Быть этому суду или нет, решать твоим вождям. Пойди же к ним и расскажи о нашей встрече. Если их не убедят твои слова, предупреди, что мне не составит особого труда освежить еще чью-то память. Но не вреда я желаю церкви, а только хочу оправдать свое имя, — сказав это, он повернулся, и вскоре его тень слилась с тьмою ночи.
Оставшись один, священник еще долго не мог прийти в себя. Очнулся он лишь после того, как к его плечу прикоснулся подошедший служитель. Вернувшись в монастырь, он провел остаток ночи в непрерывных молитвах.
Не успел забрезжить рассвет, как священник вышел из монастыря и поспешил в Эчмиадзин, туда, где бесчисленное множество лет располагался святой престол Армянской апостольской церкви, и где пребывал духовный лидер всех армян — католикос.
— Я рад видеть нашего возлюбленного брата, рад и удивлен. Рад, ибо люблю, а удивлен, поскольку знаю, что в столь ранний час он предпочитает общаться с Господом, а не с Его смиренным слугой, — приветствовал его католикос.
— Обстоятельства чрезвычайной важности вынудили меня безотлагательно побеспокоить вас, Ваше Святейшество, — сказал, приложившись к его руке, священник, и рассказал о вчерашней встрече.
По ходу рассказа первоначальное удивление на лице католикоса сменилось глубокой озабоченностью. Когда священник завершил рассказ, католикос встал и молча стал прохаживаться по комнате. Периодически он останавливался, искоса поглядывал на гостя и вновь продолжал мерить комнату шагами. Первым молчание нарушил священник.
— Я понимаю, насколько трудно поверить в то, что я сейчас рассказал. Но я пришел…
— Я благодарен вам за откровенность и попрошу, чтобы события вчерашней ночи пока оставались между теми, кто в них посвящен, — положив ему руку на плечо, ответил католикос. — В последнее время ходят слухи о якобы найденном Евангелии от Иуды. Том самом, о котором говорили Юстиан Мученик и святой Ириней Лионский… Не исключено, что эти события взаимосвязаны. Поэтому нужно посоветоваться с нашими братьями.
Католикос вызывал помощника и попросил того пригласить к себе некоторых из своих приближенных. Затем подошел к столу и, полистав телефонный справочник, кому-то позвонил. После короткого приветствия он поинтересовался у собеседника, не происходило ли вчера или сегодня чего-то необычного в судебном ведомстве. Получив, по всей видимости, отрицательный ответ, он уточнил, что речь может идти о не совсем обычном посетителе. Судя по тому, что католикос, глядя на священника, стал кивать головой, это предположение нашло свое подтверждение, после чего католикос попросил своего телефонного собеседника как можно быстрее прибыть в Эчмиадзин.
Положив трубку, он в задумчивости потер лоб. Священник терпеливо ждал.
— Ну что же. Ваш ночной гость время не теряет. Он уже успел отнести заявление в один из общинных судов.
Не успел католикос произнести эти слова, как двери кабинета тихо открылись, и вошедший помощник доложил о том, что все приглашенные ожидают в приемной.
Когда все они собрались у католикоса, тот попросил священника повторить свой рассказ. Иерархи внимательно слушали, но лица некоторых выражали едва заметную иронию, других — удивление, и лишь у немногих — озабоченность или тревогу. Заметив это, католикос сказал:
— Я вижу, что услышанное не произвело на вас должного впечатления. Это значит, что вы плохо знаете нашего брата из Хор Вирапа, а я, увы, плохо знаю вас. Ваша реакция достойна Национальной академии наук, но не духовного совета. Да, все вы — хорошо образованные люди, могущие на равных спорить с учеными мужами о мудреных научных делах. Но мы должны знать ответ не на вопрос, как движутся Небеса, а на вопрос — как туда попасть. А для этого нужно, в том числе, знать коварство Зла в его противостоянии Добру, ибо только такое знание может объяснить происшедшее. Посему, готовьтесь к схватке под знаменами нашей Веры, ибо, быть может, ради этой схватки вам и суждено было родиться на свет!
Сказав это, католикос встал. Поднялись также и стали расходиться гости. Их примеру хотел последовать и священник, но католикос сделал ему знак остаться.
Когда гости ушли, к католикосу подошел помощник и что-то тихо доложил. Тот кивнул, помощник вышел, а в кабинет вошел моложавый мужчина и, приложившись к руке католикоса, сел в предложенное кресло. Заметив стоящего поодаль священника, он привстал и поздоровался с ним. Гость был взволнован; он то ли не знал, с чего начать, то ли тяготился присутствием незнакомого человека.
— Позвольте мне начать за вас, сын мой, — пришел ему на помощь католикос. — По всей видимости, в ваше ведомство обратился Иуда и обвинил человечество в клевете.
Волнение на лице гостя сменилось крайней степенью растерянности.
— Откуда вам это известно? — удивился он. — В нашей системе давно уже заведено, что я должен быть в курсе любых, происшедших у нас серьезных или необычных событий. Но то, о чем вы спросили меня по телефону, я сам узнал не более часа тому назад. Однако не придал значения, полагая что это розыгрыш.
— Прежде чем прийти к вам, он успел побывать у нашего брата в Хор Вирапе, — ответил католикос, кивнув в сторону священника.
— Он подал иск о защите чести и достоинства, — растерянно произнес гость. — Как же такое может быть?
— Это может быть потому, что зло пока не искоренено, — вставая, вздохнул католикос и стал прохаживаться по комнате.
Обескураженный гость машинально следил за его перемещениями. Через некоторое время католикос остановился перед гостем и спросил:
— Что предполагаете делать?
Тот пожал плечами:
— Если это розыгрыш, то шутникам воздастся. А если всерьез, мы, конечно, можем отказать в рассмотрении по целому ряду формальных обстоятельств. Ну, хотя бы потому, что заявление подано не в надлежащей форме и написано в каком-то витиеватом стиле. В конце концов, в связи с тем, что невозможно идентифицировать личность заявителя. Но я не знаю, что за этим может последовать. Я могу моделировать любые естественные ситуации, но теряюсь, когда речь заходит о сверхъестественном.
Католикос остановился, повернувшись к гостю:
— Не мне вам советовать, но думается, что следует поступить так, будто все всерьез.