ак же веруешь? Или — или, третьего не дано.
Что касается смерти Иуды, то в Новом Завете о ней повествуют Матфей (27:3-10) и Петр (Деян 1:8-19). Но эти два свидетельства не противоречат друг другу, а взаимно дополняют. Ибо, как считает епископ Кассиан, Иуда повесился на земле, которую, после его смерти, купили на брошенные им деньги, а тело его, по мнению Фаррара, сорвалось с веревки и при падении расселось, потому что сильно распухло, как об этом писал Папий Гиерапольский.
Здесь говорилось еще, что если Иуде была доверена касса, то лишь потому, что Господь знал его бескорыстие, а раз так, то и не мог он предать ради корысти.
Ложь, и еще раз ложь! Зная, что будет им предан смерти, Господь Своим доверием желал удержать его и спасти, впрочем, как и каждого. Он надеялся, что сила любви восторжествует над коварством зла; но такие победы невозможны без той веры, которой присуща искренняя любовь к истине. А сердце того, кто не смог полюбить истину всей душой, носило в себе затаенный плод сатаны.
Здесь еще говорили, что если Иуда в числе двенадцати апостолов врачевал болезни и изгонял бесов, то не мог быть в сговоре с сатаной.
И ведь на самом деле так. Когда Господь наш Иисус Христос посылал своих учеников проповедовать Царство Небесное, исцелять больных и очищать прокаженных, воскрешать мертвых и изгонять бесов, Он не делал никакого исключения; все двенадцать сполна получили от Него власть врачевать всякую болезнь и немощь и изгонять злых духов. И действительно сказано, что все это делали, и, наоборот, нигде не сказано, что Иуда был исключен из этого служения.
Больше скажу, сам Петр подтверждает, что Иуда был «сопричислен к нам и получил жребий служения сего» (Деян 1:17). И когда Иуда проповедовал, то люди каялись. Когда он молился над ними, они исцелялись. Когда он изгонял бесов, те повиновались ему. Но это лишь напоминает о том, что даже исключительный духовный дар и самое высокое положение и служение в церкви еще не обеспечивают верности человека Господу, не свидетельствуют о его обязательной причастности к Его благодати. Ибо сказано было Им:
«Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного. Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили?» (Мф 7:21, 22).
Что до сатаны, то он вошел в Иуду во время последней вечери, ибо засвидетельствовано присутствующим там Иоанном, что сатана вошел в Иуду после куска хлеба, переданного ему Господом на той вечере:
«…И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту. И после сего куска вошел в него сатана…» (Ин 13:26).
Господь обмакнул хлеб и подал его Иуде, чтобы тот усовестился этого хлеба и удержался от предательства. Но это не проняло Иуду, а отселе стал он еще более на стороне сатаны, и как неисправимый совершенно предался ему. Доколе Иуда считался одним из апостолов и был причислен к святому лику, дотоле сатана не имел на него прав. И только когда Господь отлучил его от прочих учеников, объявив через хлеб, сатана овладел им, как оставленным Господом и отлученным от Божественного лика. «Сатана вошел в него», то есть проник в глубину его сердца и овладел его душой. Ибо сатана и прежде нападал на Иуду извне, как и на других апостолов, как, впрочем, и на каждого из нас. На сей раз сатана совершенно овладел им, внушив ему предательство.
Иисус говорит еще Иуде: «что делаешь, делай скорее». Сим Господь не побуждает Иуду к предательству, но как бы укоряет его в предательстве. Словом «делай» как бы говорит ему Господь: «Вот, Я оставляю тебя, делай что хочешь; не препятствую твоему намерению, не удерживаю тебя более».
Кроме прочего, истец радел за Иуду как за бессребреника, памятуя его речи на помазании Господа нашего Иисуса Христа в Вифании. Он, видите ли, был возмущен нескромностью Учителя и считал, что благовоние было надобно продать, а деньги раздать нищим.
Начнем с того, что рассуждение ошибочно с точки зрения сравнительного богословия. Предположим, что кто-то и купил бы у Марии это масло, и что, тогда вырученные деньги можно было бы раздать нищим? Но, в конце концов, кто-то поступил бы так же, как Мария, — употребил бы его на умащение и помазание. Ни один сосуд с благовонием не может существовать вечно и служить постоянным источником вспомоществования бедным. А вот добыванием благовоний были заняты бедные люди. Покупка его уже была для них помощью.
Далее, это преступно с позиции веры, радетелем которой он здесь себя выставлял. Ибо женщина, не причисленная к святому лику, через любовь к Иисусу уверовала в его ближайшую кончину и соборовала его в последний путь, а причисленный муж не уверовал. Более того, дозволил себе смущать Того, в Кого должен был уверовать. А раз смущал, то не уверовал. Ибо верующий верит, а неверующий смущает и предает. Наконец, это кощунственно с точки зрения морали, ибо кому-кому, но только не Иуде рядиться в тогу бессребреника, имея в мошне деньги, полученные за Того, Кто не имел цены.
И еще я желаю сказать о мзде. О цене, заплаченной за Иисуса. Казалось бы, что есть цена, коль речь идет о Бесценном? Но сребролюбцу все в корысть, хоть грош, хоть алтын.
Известно, что предатель принял тридцать сребреников. Так в то время называли римский динарий и местный сикль. Последний равнялся 20 динариям и назывался жертвенным, ибо каждый взрослый иудей был обязан в Пасху жертвовать храму полсикля. Иудеи добились права чеканить эти монеты, поскольку на римских монетах были изображены лики, коим не было место в иудейских храмах. Исходя из того, что мзда была возвращена в храм, по-видимому, и дана она была в храме. Из этого следует, что Иудины сребреники были сиклями. Они не были положены в храмовую казну не из-за ликов, а из-за крови на них:
«Первосвященники, взяв сребренники, сказали: непозволительно положить их в сокровищницу церковную, потому что это цена крови» (Мф 27:2).
А по тем временам один динарий составляла дневная плата поденщику:
«Когда же наступил вечер, говорит господин виноградника управителю своему: позови работников и отдай им плату, начав с последних до первых. И пришедшие около одиннадцатого часа получили по динарию» (Мф 20:8–9).
Стало быть, неправедною мздой Иуда обеспечил себе сытную жизнь на полтора года.
И еще. Именно после того, как Иуда покинул последнюю вечерю, а в зале остались лишь преданные ученики, Господь наш Иисус Христос ввел празднование Вечери Господней и заключил с ними «Новый Завет». Иуда же лишился всего этого в связи со своим уходом. Если бы он был исполнителем просьбы Господней, то и он был бы удостоен всего этого. Но всезнающий Господь не оставил для него такой возможности, ибо знал истинные мотивы его деяния. Он не просил его о чем-то, а просто отсылал прочь, лишая тем самым его навсегда Царствия Небесного.
Далее, тот, кто говорил до меня, вопрошал, для чего, мол, был нужен предатель? Фарисей! Об этом Евангелие говорит с достаточной ясностью. Лука свидетельствовал, что Господь днями находился в храме, окруженный толпой народа, а ночевал на горе Елеонской. Иуда же взял на себя предать Его начальникам не при народе. По словам Матфея, иудейские начальники боялись возбуждения в народе, и потому считали нежелательной расправу над Иисусом в праздник. Ночью же, на горе Елеонской, Иисус оставался один с учениками.
Евангелист Лука говорит, что Иисус по окончании последней вечери пошел на гору Елеонскую, по обыкновению, ибо во время праздников Он считал нужным приобщать учеников к возвышенному, и уединялся для этого в местах пустынных и пристанищах спокойных. То место, куда Он направился, по другую сторону потока Кедрона, было известно немногим, но в их числе и Иуде.
Таким образом, Господь отошел в это место скорее с целью открыться для Иуды, а не спрятаться от него.
Но предатель был нужен не только, чтобы раскрыть место, но и указать на Иисуса. До наших дней дошло предание о том, что Господь наш Иисус Христос имел два обличия: одно, в котором Он казался всем, а другое Он принимал во время Своего преображения пред учениками на горе, когда лицо Его просияло, как солнце. Более того, каждый видел Его таким, каким видеть был достоин! Хотя Его часто видели те люди, что пришли с Иудой, они не могли Его опознать наверняка по причине Его преображения, и предатель нужен был и для того, что бы указать на Него.
«Иисус же, зная все, что с Ним будет, вышел и сказал им: кого ищете? Ему отвечали: Иисуса Назорея. Иисус говорит им: это Я. Стоял же с ними и Иуда, предатель Его. И когда сказал им: это Я, они отступили назад и пали на землю. Опять спросил их: кого ищете? Они сказали: Иисуса Назорея. Иисус отвечал: Я сказал вам, что это Я; итак, если Меня ищете, оставьте их, пусть идут» (Ин 18:4–8).
Комментируя эти строки, Ориген говорил: «…Его не узнали, хотя и часто видели, вследствие Его преображения». Эти слова имеют весьма глубокий смысл. Не только христиане, но и язычники знали и знают о Христе. Но каждому Он представляется в тысячах различных обличий, соответственно образованию и развитию, умственному и нравственному. Нужно ли говорить, что каждый человек носит в душе свой собственный образ Христа. Оставаясь одним и тем же, Он является в разном обличии — мужчинам и женщинам, здоровым и больным, богатым и бедным, ученым и необразованным. Христос обладает такою силою, что, и находясь во плоти, представлялся разным людям в различном обличии, и они то узнавали, то не узнавали Его:
«И ученики, увидев Его, идущего по морю, встревожились и говорили: это призрак; и от страха вскричали. Но Иисус тотчас заговорил с ними и сказал: ободритесь; это Я, не бойтесь» (Мф 14:26–27).
В одном лишь прав тот, кто вещал до меня. Он не успел предать Господа нашего, ибо Иисус, преисполненный любви ко всем, до последнего момента пытаясь спасти погибающую душу Иуды, Сам передал Себя в руки пришедших за Ним и, сделав это, обратился к Творцу со словами: