ружок ребят подвинулся ближе к старику. Между ними возникло что-то вроде чувства товарищества, когда они слушали пожилого человека со свалявшимися волосами, серой кожей и редкими обломанными коричневыми зубами, рассказывающего о золотых деньках своего прошлого, когда можно было уторчаться за три доллара. Бля, у них такой офигенный кайф был, что ты начинал балдеть, пока он еще был в ложке, хахаха, а когда вмазывался, у тебя аж очко сжималось. О том, чтобы посрать, не было и речи. Ты просто забывал, как это делается. В конце концов ты начинал думать, что очко придумано, чтобы ноги мыть. В камере раздался громкий хохот, вся их негативная энергия и страх уходили в этот смех. До войны эти пидоры немцы присылали кайф такой чистоты – думаешь, ты знаешь, что такое чистый кайф? – и фунт такого героина можно было замутить практически даром, да только у нас и того не было, – и снова взрыв смеха. Наверное, эти пидоры думали, что если они подсадят всю страну, то смогут выиграть войну. Только всем тогда было насрать. Героина было завались, а во всех лекарствах полно опиума. Лаудум. Офигенная тема. Особенно когда кумарит. Просто заглатываешь бутылек парегорика, быстро запиваешь его яйцом и заедаешь хлебом, чтобы удержать его внутри. В те дни можно было практически легально иметь траву. Она тогда росла на пустырях, а пустырей тогда было много, не то что сейчас. Куча эти сраных пустырей по всему, бля, городу – и мало кто знал, что там растет-то. Представляете, что было бы, если бы у вас под носом был целый пустырь травы? Да вы бы друг другу глотки перегрызли. Все смеялись и хотели продолжения. Тогда их периодически поджигали, но перед этим они должны были предупредить жителей – какой-то был закон о пожарной безопасности, я точно не знаю. Короче, они писали объявления на бумаге – в натуре, прям вот так писали объявления, мол, такой-то пустырь будут жечь такого-то числа, представляете, даже время проставляли. Я помню одно, я тогда был молодым щенком – у меня тогда и привычки-то не было, я еще не подсел по-настоящему, – они собирались поджечь пустырь по соседству. Ну и за ночь до этого ребята надербанили сколько смогли, а на следующий день, когда они сжигали траву-мураву, почти весь район собрался в нескольких ярдах от пустыря, со стороны ветра, и все дышат, дышат. То еще зрелище… Сечете, сотни ребят стоят на улице и, типа, делают какие-то дыхательные упражнения и ржут, пожарники смотрят на нас, как на психов, а мы стоим и балдеем. Сокамерники катались по полу, рев от смеха стоял такой, что охранник подошел к камере посмотреть, в чем дело. Тайрон словно впал в транс, слушая старого торчка, сидевшего посреди камеры, словно гуру, и изливавшего на них свою мудрость и сказания о славных делах. Да уж, знавал я везунчиков. Парней, которые… вот был у нас в Данаморе один, так он был что-то с чем-то. Мы его звали Максин-Дырка, он трахал все, что двигалось. Все, куда мог впихнуть свой хер. Он в этой сраной Сибири просидел столько, что и забыл, как вообще бабы выглядят, но вы ж знаете, в тюрьме всегда можно найти хорошую жопу, чтобы поиграться. Короче, Максин-Дырка выходит из тюрьмы и снимает какую-то блядь у Нидл-парка, по-моему, ее звали Гортензия, короче, они поладили – ей, кажись, где-то полтинник был, потому что Дырке тогда под шестьдесят стукнуло, хотя стояло у него будь здоров – короче, пишет он нам, что имеет телку. Ну и естественно, ему никто не верит. Он столько мужиков перетрахал, что забыл, как телке вставлять надо, ну и народ по всей тюрьме давай ставки делать, мол, он в натуре трахает именно телку или нет. Нашли мужика, который откидывался, и тот встретился с Дыркой. Потом написал нам, мол, действительно, тот нашел себе какую-то старую блядь, и даже фотку прислал Дырки и подружки, та с задраной юбкой и мохнаткой наружу. И знаете что? Эта старая блядь ради Дырки даже на панель выходила. Серьезно. Раз-два в месяц она снимала мужиков – из ночлежек Бикфорда – и приносила деньги Дырке, мол, это тебе, детка. Все хохотали и хлопали друг друга по спине: ну ты даешь, мужик. С тобой обоссаться можно со смеху. Да уж, я много чего повидал. Видел, как многие приходили и уходили. Много серьезных торчков накрылось. А я вот здесь. Они все гниют в земле. В этом деле трудно уцелеть. Я видел, как многие отличные ребята получали либо пулю, либо «горячий» втык. Он стрельнул еще одну сигарету. Я вам скажу, как можно уберечься. Я вам скажу, почему я жив, а другие ребята нет. Конечно, мне тоже доставалось упаси боже, но причина, по которой я жив, в том, что я никогда не связывался с блядями. Они как раковая опухоль, нах, как поцелуй смерти. Эй, папаша, ты чего? Что плохого в хорошей киске, хехехе? А, кореша? Я тебе вот что скажу – вообще обычно я за советы бабло беру, но сейчас скажу бесплатно. Дыра, она как зыбучий песок – попал и не вылезешь, засосет. И чем больше ты дергаешься, тем глубже тебя засасывает, пока не потонешь. Бля, а старик-то прав. Я согласен с тобой, мужик. На хер всех сучек, чувак. Они тебе весь мозг протрахают. Точно. Уж лучше я на кайф деньги пущу, чем на блядь какую-нибудь. На лице старика появилось серьезное выражение отцовской озабоченности: вот я и говорю, в этом мире и без того все непросто, но у вас все получится. Уж я-то знаю, потому что у меня все чики-поки. Помните, я рассказывал про парнишку, который был настоящим вором? Он мог бы нормально подняться, как я, но он облажался. Связался с какой-то малолеткой, понимаешь. Я ему все уши прожужжал, чтобы он от нее избавился, но он только ржал, мол, шлюшка высший класс. Она покупала ему классные шмотки и кайф. И он обленился, когда это стало для него работой. Теперь ему надо было контролировать ее, чтобы она приносила все деньги домой и не раздавала бесплатных образцов, понимаете? Понимаем, отец, – ржач – ему ж надо защищать свои вложения. А она начала трахаться еще с каким-то одним мужиком – нет такой бляди, которая не блядует, пацаны, уж вы-то мне поверьте – и ему пришлось идти разбираться, да? Ну и че происходит? Он получает три пули в башку. Вот так вот. Просто жуть. Он был отличным вором. И на хера ему понадобилась эта телка? Я тебе вот что скажу, малыш – ё, даже старик Дырка спалился с этой кошелкой Гортензией. Чиерт, только не говори, что у него кто-то увел старуху. Хахаха, не-э. Старая овца спалила барыгу и сказала, что во всем виноват Дырка, и его сбили тачкой. Говорят, он от Бикфорда долетел аж до Нидл-парка, хахахаха. Я тебе точно говорю, пацан, уж если ты хочешь торчать и не спалиться, держись подальше от шлюх, и тогда не спалишься по-крупному. По мелочи ты всегда можешь загреметь – слышь, ты по-любому будешь гостить здесь вот время от времени. Такова жизнь. Но за время отсидки ты приходишь в себя, соскакиваешь, а потом держишься как можно дольше, вмазываясь иногда по чуть-чуть. Только держись мелких краж. Не лезь в крупняк. Это единственный способ. Так можно долго прожить. В результате ты срубаешь почти то же самое, только не попадаешь на долгие сроки. Я получал серьезные сроки, но это из-за мусоров. Они меня подставили, потому что я не хотел сдавать своего барыгу. Но я им, сукам, не крыса – Тайрон хохотал со всеми, отклоняясь все дальше назад, пока не уперся спиной в стену, глядя на остальных ребят, слушавших старика, молодых ребят его возраста, тянувшихся к рассказчику, ловивших каждое слово, а парни постарше кивали головами и хлопали себя по коленкам, гогоча вместе с остальными. У него что-то вертелось в голове, он только никак не мог распознать что. Что-то было общее между ним и остальными ребятами, сидевшими в камере. Постепенно до него начало доходить, что именно он чувствовал. Да, между ними было что-то общее. Однако он быстро похоронил это чувство, потому что знал, что он и, например, этот гном – небо и земля, впрочем, это относится и ко всем остальным. Он почувствовал, как защекотало в желудке и стало ломить в затылке. Он посмотрел на старика. Смотрел долго. И понял, что старикан выглядит как крыса, в натуре, дружбан. Именно. Как самая сраная в мире крыса. Его кожа была серой, на руках, ногах и шее виднелись дороги от уколов, и он еще сидит тут и треплется о чем-то перед очередной отсидкой. Бля, да чтобы я вот так же… Ни хера, чувак. Я не собираюсь жениться, нах. Ни-ни. Вы не поймаете Тайрона на воровстве стейков из магазина. Нет уж, бля, когда я отсюда выйду, то буду заниматься бизнесом, а не заморачиваться по мелочам. Мы будем работать грамотно. Все поправится, мы купим офигенный чистяк и вернемся к серьезным деньгам, как раньше, нам останется только сидеть и считать их, и мы с Элис заживем как короли.
Он посмотрел на старика в углу, который стрельнул у кого-то очередную сигарету, и на окруживших его молодых ребят. Нет уж, я сидеть не собираюсь. Ни дня. Мне и так неплохо живется. И вообще, у меня нет зависимости. Во всяком случае, я не в таком дерьме, как этот урод. Я могу соскочить, когда захочу, и, когда придет время, я сделаю героину ручкой, и – ЛАВ! ЛАВ, ТАЙРОН СИ, 735, собирай свое барахло и на выход. Охранник открыл дверь, и Тайрон проследовал за ним по коридору в другую комнату. Охранник вручил какой-то листок другому охраннику за стойкой, и процесс выхода на свободу начался. Когда он получил все свои вещи и расписался, его отпустили. За дверью его ждал Гарри. Ну и как? Бля… пошли отсюда, чувак. Гарри засмеялся: понимаю. Они поймали такси и поехали к Тайрону. Я приехал сюда сразу же, как узнал. Ценю, братишка. Они хлопнули по рукам. У тебя дома че-нибудь осталось? Ага. Я давненько не ставился. Как сам? Ничего особенного. Но кайф неплохой. Я смог достать только в чеках, но на вечер пойдет. Я могу запросто замутить вес, но пока только в чеках. Поправиться хватит. Тайрон пожал плечами: лучше, чем ничего. Пока так, до тех пор, пока снова не войдем в бизнес. Что с тобой стряслось-то? Чиерт, – Тайрон усмехнулся и покачал головой, – меня приняли два гондона из наркоотдела. И он рассказал всю историю, посмеиваясь, за пару минут, что они ехали до дома. Такси остановилось. Тайрон поблагодарил Гарри, и, обменявшись рукопожатиями, они разошлись. Он по-прежнему ощущал душевную близость с Гарри, это чувство охватило его, когда, выйдя из тюрьмы, он увидел верного друга, и все нарастало, пока они ехали в такси. Это было теплое и хорошее чувство. Он никогда не будет таким, как тот старик. У него отличные друзья. Они с Гарри – настоящие кореша. Очень близкие. По-настоящему. Он представлял, как Гарри спешил к нему в тюрьму, однако его мысли возвращались к старику. Каждый раз, когда он пытался вернуть приятное чувство, возникшее у него на выходе из обезьянника при виде Гарри, его сознание упорно подсовывало вместо него образ старикана. Да пошел ты, старикашка сраный. Я тебе, бля, не торчок какой-то. Ты безнадежный нарик, которому давно пора подохнуть в дерьме. А я нормальный чувак, которому нравится просто хорошо проводить время и денежку поднимать понемножку, чтобы взять чистого героина и начать реальный бизнес… Да, с моей лисичкой, брат. Эллис бросилась ему на шею, едва он переступил порог: малыш мой, я так боялась, что они тебя там всю ночь продержат; и Тайрон обнимал и целовал ее, они радовались и смеялись, а потом Тайрон пошел в ванную: мне нужно поправиться, малышка… отбить этот мерзкий тюремный привкус, который остался в моем маленьком симпатичном ротике…