«Неужели ты так ничему и не научился? — сердито спросил демон. — — Неужели забыл, что произошло в прошлый раз, когда ты позволил своей похоти взять над нами верх? »
— Я ничего не забыл, — с горечью ответил сенешаль. — Я все прекрасно помню, и, будь у меня возможность вернуться в прошлое, я бы все повторил еще раз. Мы с тобой испытали ни с чем не сравнимое удовольствие той ночью, когда заставили сереннку страдать, а в награду получили дитя, в чьих жилах течет ее кровь.
«Бесполезного урода. Чудовище».
— Ничего подобного! — Сенешаль старался не повышать голоса, чтобы не привлекать ненужного внимания, и его собственный гортанный шепот, словно осколки стекла, оцарапал ему горло. — Фарон — прекрасное творение, уникальное существо, обладающее возможностями, о которых даже мы не все знаем. И если кому-нибудь из нас понадобится пристанище, где мы могли бы скрыться, Фарон — идеальный вариант.
«Большое спасибо. У меня гораздо более высокие требования к телу, в котором я нахожусь. Я не намерен делить свою жизненную силу с уродом — получеловеком-полурыбой, лишенным костей, слепым при дневном свете, безвольным… »
Сенешаль в ярости вцепился ногтями в собственное лицо, оставив на щеках широкие кровавые полосы.
— Хватит! Если ты собираешься перебраться в другого человека, перебирайся прямо сейчас или подчинись моей воле. Я не собираюсь выслушивать твои глупости!
Сенешаль уже не мог справляться с гневом и закрыл глаза, сосредоточившись на духовных узах, которые связывали их с демоном в единое целое и которые он ослабил прошлым вечером, чтобы их дух смог проникнуть в Фарона. Все мысли о самосохранении исчезли, он быстро нащупал одну метафизическую нить и мысленно ухватился за нее, приготовившись вырвать ее из лап демона.
«Прекрати».
Обжигающий голос дрожал.
В сознании сенешаля воцарилась тишина. Тучи, внезапно закрывшие встающее солнце, начали постепенно рассеиваться, и вскоре на воду пролился утренний свет. Сенешаль затаил дыхание, дожидаясь ответа демона и с тоской думая о прохладе каюты, где его ждал Фарон. Он не знал, выполнит ли свою угрозу демон, которого он с радостью впустил в свою душу и который теперь цеплялся за нее метафизическими когтями. Ему оставалось только ждать.
Наконец голос зазвучал снова, в нем появилась покорность:
«Расскажи мне об этой женщине. Почему тебе так важно ее найти? »
Сенешаль сделал глубокий вдох, и соленый морской воздух наполнил его легкие. И тогда он вернулся назад, на древние поля, покрытые зеленой травой, на широкие луга Острова Серендаир, на которых ныне росли лишь морские водоросли, отчаянно цепляющиеся за песок под бурлящими обжигающими океанскими волнами. Он сосредоточился на своих воспоминаниях.
— Ее зовут Рапсодия, — прошептал он, постаравшись произнести имя так, чтобы оно легким облаком пронеслось по воздуху, почтительно, словно священный псалом, хотя он знал, что его святотатственным устам уже не дано творить молитвы. — Я познакомился с ней на Серендаире, до катастрофы. Она красива, у нее изумрудные глаза, словно летняя листва, а золотые волосы похожи на спелую пшеницу. Но дело не в этом.
«А в чем? »
Сенешаль попытался привести в порядок мысли и оживить воспоминания.
— У нее сильный характер, она страстная и… живая. — Вспомнив отвращение, которое много веков назад он видел в глазах Рапсодии, он почувствовал, как в горле у него застрял мерзкий комок. Ее взгляд ранил его гордость тог-да и сейчас. — Упрямая, грубая, нахальная, вечно спорит и имеет собственное мнение, к тому же у нее ужасный характер. И еще она глупа.
«И она меня любит», — подумал он, позволив себе на мгновение погрузиться в приятные мысли, но тут же прогнав их, чтобы демон не успел за них ухватиться.
Воспоминание о том, что она поклялась ему в верности, помогло ему пережить множество тяжелых моментов, согревало бесконечными холодными ночами, которых у него было не счесть до появления демона, когда он еще был самым обычным смертным, жившим в преддверии приближающейся войны. Он не забыл клятвы, данной ему Рапсодией, прежде чем он покинул ее, как потом выяснилось, в последний раз; он спрятал память о ней в самый дальний уголок своего сознания, туда, где хранились другие потери, и старался не доставать оттуда, чтобы не сойти с ума от боли.
«Клянусь Звездой, что в моем сердце не будет места другому мужчине, пока не наступит конец нашему миру».
Тот факт, что он, зная о ее абсолютном неприятии лжи, вырвал у нее эту клятву, держа в руках жизнь маленькой девочки, которой он уготовил страшную судьбу и еще более страшную смерть, — тот факт давно улетучился из его памяти. Она дала ему слово, а законы лириков запрещают нарушать обещания.
Если она сказала, что любит его, значит, это правда.
Боль потери, которую он испытал, когда во время одного из первых сражений Сереннской войны ему сообщили, что она исчезла, чуть не убила его. Рапсодия была совсем рядом, и он мог заполучить ее в любой момент. Но ее отнял у него Брат, дракианин, самый известный и опытный наемный убийца, даже более ловкий, чем он сам. Она пропала без следа, и потому он решил, что Брат ее прикончил, а тело выбросил в море, поскольку равнодушие убийцы к плотским удовольствиям ни для кого не было секретом. Он плакал, впервые на своей памяти, и его слезы, ядовитые, точно кислота, разъедали душу, наполняя ее слепой яростью, — он крушил все вокруг, сравнивал с землей целые деревни, убивал, поджег Широкие Луга в тщетной надежде, что огонь пожаров очистит его сердце от поселившегося там отчаяния.
А теперь он узнал, что она, как и он, осталась жива после гибели Острова, — наверное, перед самой катастрофой уплыла на каком-нибудь корабле вместе с другими намерьенскими беженцами, отправившимися на другой конец света, в Вирмленд, где они нашли приют. Она, как и он, обманула Время, отняла у Смерти добычу и вместе с остальными намерьенами и их потомками приобрела бессмертие.
И вышла замуж. Торговые суда принесли известие о королевском бракосочетании в Роланде, но он не обратил на него внимания, пока через шестнадцать веков тишины снова не услышал имя Рапсодии.
И тогда в его душе вспыхнула ревность. У него появилась новая привычка разгуливать по ночам в доках, где уличные девки и пьяные моряки становились его добычей, но он не испытывал никаких чувств, совершая эти убийства, он думал только об одном: может ли быть его Рапсодия той самой королевой из Роланда?
Не в силах больше бороться с любопытством, он призвал Куинна, одного из матросов, который, сам того не ведая, был его рабом, и отправил с приказом выяснить, не та ли это женщина, что поклялась ему в верности. Он молил Судьбу быть к нему благосклонной и мечтал услышать ответ: «Да, она жива». До прошлого вечера он боялся верить в то, что это может оказаться правдой.
А потом вернулся Куинн и подтвердил его величайшую надежду и величайшие опасения.
Она жива.
После стольких веков, после гибели Острова, опустившегося на морское дно, после путешествия, отнявшего жизни многих беженцев, после страшной войны она осталась жива, и, чтобы ее коснуться, нужно всего лишь переплыть океан.
Она продолжает носить кулон, который носила, когда он был с ней знаком. Она жива.
И вышла замуж.
И счастлива.
Его охватила ярость, и мысли приобрели черный оттенок.
Она его обманула.
Она нарушила данную клятву.
Она должна понести наказание за свой проступок.
— Почему? — переспросил он вслух, и у него задрожал голос от сдерживаемой из последних сил ярости. — Потому что я не встречал никого лучше ее. Девка для утех, устоять против которой невозможно. Талантливая шлюха, потаскуха, нарушившая данную клятву. Я хочу получить назад то, что принадлежит мне по праву.
Голос демона прозвучал настолько слабо, что сенешаль мысленно его сравнил с серым пеплом давно погасшего огня, растратившего всю свою силу:
«Только не снова. Давай не будем делать это еще раз. Вспомни о последствиях, вспомни, какими мы стали слабыми, когда ты отдался желанию поиметь женщину. Каждый ребенок, который рождается от тебя, разрывает мою сущность, нашу сущность, делает нас меньше. Удовлетворяй свою похоть при помощи крови и огня, забудь о женщинах. То, что остается потом… »
— На этот раз я не оставлю своего семени, — сердито буркнул сенешаль, все еще крепко держась за планшир, согретый теплыми лучами поднявшегося солнца. — Во время зачатия Фарона я был еще человеком, а моя кровь лишь слегка заражена твоей сущностью, — как помнишь, ты тогда еще не оправился после перехода в новое тело. Теперь же, через шестнадцать веков, проведенных в одном теле с тобой, я стал ф'дором. Во мне осталось очень мало — если вообще осталось — человеческой крови. А ф'доры, как и все представители Перворожденных рас, сами решают, открывать ли им свою душу в момент близости с женщиной. Поверь мне, я не намерен делать это снова. Я хочу, чтобы Рапсодия принадлежала только мне, и заставлю ее вернуть мне долг, заплатить за то время, что она у меня отняла. Не волнуйся, твоей силе ничто не угрожает.
Раздумывая над его словами, демон впал в долгое молчание, нарушаемое громким шумом, доносившимся из доков, где наступил новый трудовой день. Наконец в голове сенешаля прозвучал голос, тихий, словно уставший, смирившийся, но одновременно и твердый:
«Хорошо. Мы уедем, но обещай мне, что мы вернемся, как только ты получишь назад то, что тебе причитается. Мне будет не хватать казней, криков людей, охваченных ужасом, безумной красоты смерти, которую мы им несем».
Сенешаль задумчиво гладил рукоять Тайстериска, представляя себе лицо Рапсодии, каким оно было в тот момент, когда она поклялась ему в вечной любви. Она назвала его по имени, которое давно осталось в прошлом.
Майкл — так звали его в той, другой жизни. Он почти забыл об этом.
Майкл Ветер Смерти.
— Поверь мне, — в его словах звучала непоколебимая уверенность, там, куда мы направляемся, у нас будет множество возможностей нести ужас и смерть. Обещаю тебе, что безумная красота костров, которую мы дарим здешним жителям, побледнеет по сравнению с нашими деяниями, когда мы сойдем на берег.