кой моргнул, чихнул и проснулся. Улыбнулся.
– Доброе утро!
Елена кивнула в ответ, продолжая кутаться в одеяло. Улыбка на лице Лесовского тут же погасла.
– Лен, ты не заболела? Как себя чувствуешь?
– Нормально чувствую. Ночью что-то прохладно стало, потому и укрылась.
– Правда, нормально? Ты не обманываешь?
Привязался! Знал бы, как «нормально», удирал бы отсюда, только пятки сверкали, – подумала она с неожиданной злостью. Захотелось и сказать что-нибудь эдакое, резкое. Но Андрей смотрел так испуганно и участливо, что стыдно стало за собственные мысли. Елена постаралась выдавить из себя улыбку:
– Успокойся, все хорошо.
Окончания завтрака она еле дождалась. И, отправив Андрея погулять, заперлась в туалете, подальше от посторонних ушей.
Первая попытка связаться с Вероникой закончилась неудачей: ее личный виз почему-то не отвечал. Спит она до сих пор, что ли? Ждать еще хоть минуту не было никаких сил, и Лена, отключив передачу изображения, набрала домашний номер Пристинских.
На этот раз ответили сразу же, мама Ники. «Нет, Вероники нет дома, вчера уехала в Крым, к Ярославе». Зачем, мама не знала. Что-то срочное, связанное с работой. «Нет, уехала сама, Леночку-маленькую не взяла».
Разговор получился вполне обыденным, и Вероника вполне могла уехать к Медведевой – погостить. Но она не оставила бы своего Мышонка ни при каких обстоятельствах! Только если…
Елена набрала номер Медведевой, включила изображение, – прятаться бесполезно, та все равно догадается по голосу.
Ярослава ответила почти сразу:
– Здравствуй, Лена.
– Привет! Ника у тебя?
– Да.
– Что-то случилось?
Можно было и не спрашивать. Настолько измученной, изможденной Елена ее прежде не видела. Даже на маленьком экране виза были заметны темные круги под глазами.
Отвечать на вопрос Медведева не стала. Вместо этого попросила (или потребовала?):
– Приезжай сюда. Чем скорее, тем лучше. Я сама собиралась тебе позвонить. Губы ее дрогнули в горькой улыбке. – Не хотела разрушать твою идиллию, но…
Какая уж, к черту, идиллия…
Андрея она нашла в полусотне шагов от коттеджа. Лесовской послушно прогуливался по дорожке, ведущей к столовой. Такой вот послушный, терпеливый… Никчемный!
– Я уезжаю к Медведевой, в Крым. Ты как?
Он растерянно заморгал своими светло-карими глазками.
– Почему так неожиданно? Мы же собирались вместе обсудить, где дальше отдыхать будем. Что случилось?
– Что ты заладил – «случилось, случилось»! Ничего не случилось! Просто мне надо, срочно. Я беру мобиль и еду на станцию.
– А вещи?
Лена нетерпеливо отмахнулась.
– Вещи пусть остаются пока здесь, ничего с ними не станется. Так что? Едешь со мной или остаешься?
– Еду, естественно.
Елена Коцюба. Земля, Крым, 30 июля
На дорогу уходило слишком много времени. Уже сидя в удобном кресле вагончика монорельса, Елена пожалела, что не полетела самолетом, и теперь каждая минута оборачивалась кошмарной пыткой. Самой страшной из пыток – ожиданием неизвестного. Она старалась отвлечься, не думать, не вспоминать. Следила, как за окном проносятся леса, реки, города, листала какой-то модный журнал, пробовала смотреть фильм. Даже задремать попыталась, но сразу отказалась от этой затеи. Стоило закрыть глаза, как возвращалась все та же картина: запрокинутое лицо, струйка крови на щеке… Она должна была немедленно отыскать хоть какое-то объяснение, чтобы не сойти с ума, и не могла. Вдобавок мысли то и дело уносились вперед, в Крым. Что стряслось с Вероникой? Что происходит в доме у Медведевой? Дорога была нестерпимо долгой, скоростной поезд тащился медленнее черепахи. Это раздражало. И раздражал Анд рей, то лезущий с глупыми вопросами, то пытающийся говорить о чем-то неважном, постороннем. Зря разрешила ему поехать!
В Симферополь они прибыли спустя восемь часов, а Елене показалось, что путешествие заняло не менее суток. На то, чтобы переться до ЮБК рейсовым бусом, никакого терпения не осталось, и она побежала к площадке аэротакси.
Дом Медведевой стоял над самым морем. «Гнездо чайки» – шутливо называла его Ярослава. Здесь все было как полтора года назад, когда Коцюба увидела дом в первый раз: белые стены с широкими проемами окон, забор из дикого камня, решетчатая калитка, кнопка звонка. Едва надавила кнопку – калитка отворилась. Их ждали.
К крыльцу вела засыпанная белым гравием дорожка. Прошлый раз Елена шла по ней зимой, в Рождество, когда в Крыму серо и слякотно, а теперь вокруг все цвело и благоухало. Пламенели сальвии и канны, белые и розовые соцветия олеандра наполняли ароматом воздух, в углу двора раскинул пушистые ветви маленький кедр, а из-за дома выглядывали старые маслины. Все мирно, спокойно, все по-земному. Но тревога, не покидавшая весь день, теперь и вовсе превратилась в необъяснимый, иррациональный ужас.
Полтора года назад – две экспедиции назад, Елена привыкала считать время не годами, а экспедициями, – Медведева и Круминь пригласили друзей на новоселье. Дом у них был огромный, двухэтажный, гостей мог вместить впятеро больше, чем отлетало народа на «Христофоре Колумбе» за все время со дня схода корабля со стапелей. Так что многие приехали с женами или мужьями – Буланов, например. А Елена притащила с собой Лесовского и Пристинскую. Вернее, Андрея «тащить» не требовалось, после месяца в тренировочном лагере он считал себя чуть ли не космонавтом-дублером. Зато Вероника отбивалась отчаянно. Но Елена была неумолима: от этого мероприятия зависела реализация ее хитрого тактического плана, позволявшего устроить подругу в экипаж. Ярослава была в прекрасном расположении духа – строители наконец-то восстановили ее «замок» – и не могла отказать, когда Коцюба попросила замолвить словечко Круминю. А Круминь не мог в такой день отказать Медведевой, так что дипломатическая операция прошла успешно. Приятное тогда получилось Рождество. И, прощаясь, все обещали приезжать в гости… Кто же знал, что приехать заставят такие обстоятельства?
Медведева ждала их на крыльце:
– Добро пожаловать! Как дорога?
Пожалуй, сейчас она выглядела лучше, чем утром, во время разговора. Может, ничего страшного и не случилось? Елена поспешила ухватиться за эту надежду.
– Жарко и долго. Жалею, что не полетели самолетом.
– Проходите в дом, отдохнете.
В холле было прохладно. Коцюба сняла темные очки и панаму, упала в мягкое глубокое кресло рядом с аквариумом. Одежда противно липла к потному телу, хотелось стащить с себя блузку и шорты и бежать в душ. Но душ подождет, душ очень даже подождет. С немым вопросом она уставилась на хозяйку.
Медведева взгляд поняла. Повернулась к Лесовскому:
– Андрей, извини, пожалуйста, нам с Леной поговорить нужно. Ты можешь пока в душевую сходить. Это прямо по коридору, в самом конце, помнишь? И чувствуй себя как дома. Здесь вот телевизор. Не знаю, что по программам, но наверняка можно найти что-нибудь интересное.
– Не беспокойся, я найду себе развлечение. – Андрей неуверенно посмотрел на подругу: – Так я пошел?
Елена кивнула нетерпеливо. Может, Лесовской и рассчитывал услышать что-то вроде: «у меня от мужа тайн нет, обсудим все вместе», но для мелодрамы обстоятельства были неподходящими.
Медведева молчала, пока где-то в глубине дома не хлопнула дверь душевой. И когда вновь взглянула на гостью, даже подобия улыбки на ее лице не осталось.
– Пошли, подруга, пройдемся.
Елена только вздохнула, когда поняла, что из приятной прохлады комнат ее опять ведут в летний зной. Но раз надо, то надо, не до удобств. Они обогнули дом, прошли к беседке в дальней части маслиновой рощицы. Беседка висела над самым обрывом, и ветер с моря делал жару не такой нестерпимой.
Медведева кивнула на скамейку, села сама, пристально посмотрела на подругу.
– Ты ведь неспроста позвонила Веронике. Ты вспомнила?
– О чем?
– О том, что на самом деле случилось на Горгоне.
Елена ощутила, как пружина, начавшая закручиваться где-то внутри, едва она переступила порожек калитки, тихо хрустнула и порвалась.
– Почему ты так решила? – прошептала вмиг пересохшими губами.
– Так ты ведь не одна там была.
– Ника? Она тебе рассказала? Что она вспомнила?
Медведева качнула головой, не поймешь, то ли соглашаясь, то ли нет.
– Веронике не до воспоминаний было.
– С ней что-то случилось? Что-то плохое?
– Думаю, хуже, чем мы можем представить.
Елена вскочила.
– Где она?!
– Спит. – Медведева повелительным жестом остановила рванувшуюся было из беседки гостью. – Не надо, пусть поспит.
Взглянув на наручные часы, добавила непонятное:
– У нее еще минут сорок есть. Потом поздороваешься.
– Ты можешь по-человечески сказать, что с Никой?!
– Не кричи. Не нужно кричать, Лена. Конечно, я тебе все расскажу. Передам слово в слово то, что она мне сама рассказала.
Рассказ получился коротким. И жутким.
– Собственно, это и все, если отбросить эмоции, – закончила его Медведева. – Объяснять родителям она ничего не стала, чтобы не пугать раньше времени. Дождалась утра, собралась и прилетела сюда.
– Почему же она мне не позвонила?
Жары Елена больше не ощущала. Ей было холодно. До дрожи.
Ярослава только плечами пожала. Елена и сама понимала: на Медведеву Ника надеялась больше, чем на нее. На мгновение кольнула обида. Но лишь на мгновенье – все происходящее было слишком страшным для этого мелкого чувства.
Она облизнула губы:
– И что было дальше? Что выяснилось?
– А все так и есть, как увидела девочка. Примерно через два часа после того, как Вероника засыпает, на ее коже проступают алые пятна, будто кровь сочится сквозь поры. Но это не кровь, а фосфоресцирующий свет. Вскоре все ее тело начинает светиться тускло-алым. Температура при этом опускается, я так понимаю, до температуры окружающей среды, пульс исчезает…
– Но это невозможно! У тебя получается описание трупа!